Терпеливый жених
Шрифт:
Однако возникшие поначалу дурные предчувствия скоро рассеялись, ибо освещенные нежными лучами солнца стены замка навевали покой и безмятежность. Совсем как в детстве!..
Строгие формы замка, оттененные зеленью деревьев, ничуть не изменились. «Слава Богу, я снова дома», — с облегчением вздохнул граф.
Замок жил своей, понятной только ему жизнью, с тринадцатого века, сохраняя первозданный облик, но с каждым новым поколением Рейнбернов в эту жизнь привносилось что-то неуловимо новое, отчего величественное сооружение становилось только лучше.
И вот, в восемнадцатом веке, десятый по счету граф решил целиком перестроить фасад.
Теперь каждый въезжающий в поместье мог созерцать удивительную симметрию недавно возведенной и древней частей замка, слившихся в гармоничном единстве.
Сразу было видно руку мастера, вернее, мастеров. Ведь реконструкция совершалась под мудрым началом известнейших архитекторов того времени братьев Адамов.
Солнечные лучи так чисто и весело искрились в огромных окнах замка, что Майкл почувствовал, как неудержимая волна гордости за родовое гнездо поднимается в его усталой груди.
Даже в Индии не приходилось ему любоваться более величественным творением зодчих. А это еще светилось такой изысканностью линий...
Карета промчалась по мосту, раскинувшемуся над водами озера, и въехала в ворота поместья.
Наконец нога графа ступила на родную его сердцу землю. Он дал кучеру щедрые чаевые и проводил затуманенным взглядом удаляющийся экипаж.
Потом оглянулся на замок и уже собирался подняться по его величественным ступеням, как вдруг заметил, что те давно поросли бурым мхом.
Стекла в оконных рамах были покрыты толстым слоем пыли и надтреснуты, кое-где они отсутствовали вовсе.
Скрипучая дверь сиротливо болталась на петлях. Граф дождался, пока карета полностью скроется из виду, и вошел в холл.
Вошел и — замер от удивления.
Когда-то величественные своды холла поражали теперь своей неухоженностью. Заброшенная атмосфера, царившая в замке, по-видимому, уже не один год, наполнила душу унынием.
Огромный камин больше напоминал пепелище...
Увы, но первое впечатление графа оказалось верным: замок осиротел! Похоже, что все покинули его когда-то гостеприимные стены...
Неожиданно в сердце графа закралась робкая надежда: а вдруг самые верные слуги все еще здесь?
Сколько он себя помнил, замок был неотделим от дворецкого и повара — они срослись с ним, стали его неотъемлемой частью. Не может быть, чтобы эти люди оставили свой дом!
Граф не сразу отыскал кухню, так как ориентироваться в чужом, заброшенном пространстве стало довольно трудно.
Предчувствие не обмануло юношу: мистер и миссис Марлоу, нянчившие его в детстве, и теперь оказались рядом. От них он и узнал о том, что произошло.
Дождавшись отъезда племянника в Индию, его дядя, Бэзил Берн, начал экономить на всем, чем только можно.
Прежде всего он распустил почти всю прислугу в поместье, чтобы не платить им законное жалованье.
— До сих пор не верится в этот кошмар, мастер Майкл, — в голосе миссис Марлоу явно звучали подступающие слезы, — мы так ждали, так ждали вашего возвращения!.. Так надеялись, что вот вы появитесь и положите конец самоуправству этого негодяя-а-я...
В чем состояло наглое «самоуправство», графу еще предстояло разобраться, подсчитав каждый пенни, незаконно потраченный его дядюшкой.
К несчастью, он сам наделил Бэзила Берна всеми полномочиями, так что с юридической стороны нечестные действия этого человека являлись вполне правомерными. А тот действительно творил в отсутствие племянника, что хотел. Например, распродал с молотка все его личное имущество.
Он бы и замок продал, но все графское наследство, закрепленное за титулованными особами без права отчуждения, было не в его власти.
Этот факт несколько утешал юношу, так как кое-что в замке все-таки осталось.
Кое-что осталось, но многие дорогие его сердцу вещи исчезли безвозвратно. Негодяй не постеснялся нажиться на единственной памяти об отце и матери. Он спустил даже знаменитую коллекцию табакерок, которой в незапамятные времена так гордился старый граф.
Наутро, после бессонной ночи, юноша отправился в Оксфорд для встречи с семейными адвокатами.
Путешествие оказалось долгим.
В конюшне оставалась всего пара лошадей, да и те были весьма почтенного возраста. Дядя Берн сохранял их для своих личных потребностей вплоть до последнего дня пребывания в поместье.
Погонять эти дряхлые создания было бессмысленно, они уже давно привыкли к своей особой лошадиной скорости.
Мистер и миссис Марлоу рассказывали, что даже, когда поместье окончательно опустело, они из последних сил продолжали служить Бэзилу Берну, заботились об этом человеке, как могли.
Он же, с присущей ему грубой манерой разговаривать, как-то заявил, что, мол, пусть старички живут себе в замке и выполняют свою каждодневную работу. Так уж и быть, питание и крыша над головой им будет обеспечена, но о жалованье нечего даже и мечтать.
— Так он вам не платил? — в ужасе вскричал граф.
— А что могли поделать мы, простые крестьяне? — горько ответил на то Марлоу. — Уйди мы отсюда, прямиком попали бы в работный дом.
— А уж как я умоляла его, как умоляла!.. — разволновалась и старая женщина. — Но он уперся и ни в какую! И ни одной живой души рядом, к кому можно было бы обратиться за помощью. Страшно даже вспоминать...
— А викарий? — удивился граф.
— Викарий... Ему тоже пришлось покинуть эти края. На следующий же год после того, как ваша светлость отплыли в Индию, — ответил Марлоу. — Мистер Бэзил отказался платить и ему, так что единственным выходом было уехать отсюда раз и навсегда.