Терпение дьявола
Шрифт:
– Ты глянь, какая красота, Игорек!
Моментально вскинув обрез, Сапсан резко обернулся. Подняв кверху заросший седой щетиной подбородок, посреди комнаты стоял Колода и через дырку в потолке завороженно смотрел на звездное небо.
Сталкер с облегчением опустил оружие и громко прошептал:
– Чего встал? Сейчас просквозит, и точно к утру в ящик сыграешь.
– Я не знал, что они бывают такими… удивительными.
Зэк будто не слышал его слов. Сапсан без особого интереса мельком глянул вверх и уже строже повторил:
– Ты завис там, старче? Я говорю – иди дрыхнуть. Чего
Колода повернулся к нему и, весело сощурившись, широко улыбнулся. Вытащив из правого кармана руку, он разжал пальцы. Удивленно воззрившись на артефакт, лежащий в морщинистой ладони, сталкер сказал:
– Он же раньше синим был.
– Был, – кивнул Колода.
– Ну и как он таким стал? Зачем ты вообще к нему полез? Я же говорил, что не знаю, как он работает!
Все еще улыбаясь, Колода спрятал артефакт в карман и сел на пол возле стены. Сапсан, не забывая наблюдать за обстановкой на улице, ждал ответа. Наконец Колода сказал:
– Ты когда сюда ушел, я проснулся. Всего корежит, в горле пересохло. Тело ломило так, что ну вообще не знаю как сказать. У меня однажды на крытке заточку нашли. Менты меня тогда так прессанули, что лепила потом печень через дырки в пробитой голове доставал. Вот сейчас по ощущениям так же было, а года, сам понимаешь, не те. Короче, чувствую – гаплык. Отбегался Колода. И так тоскливо стало, Игорек, в натуре. Пережить всех своих старых корешей, а теперь сдохнуть на какой-то дерюге, как черт позорный, – западло. Потом отпустило чуток. Я до сидора дотянулся, бутылку достал, попил немного. А там лампочка горит. Все равно, думаю, до утра не дотяну, так какая уже разница. Хоть что-нибудь интересное позекаю. Открыл банку, сначала по дну его повалял, а потом вытащил. Он, оказывается, мягкий такой, как глина. И переливается – ну ты сам видал. Я его минуту так-сяк повертел, а он вдруг как засветится ярко-красным. Чисто солнце на закате, если небо ясное. Мне сразу жар как рукой смахнуло. А потом я уснул, наверное. Сейчас просыпаюсь – и ты не поверишь – ничего не болит. И он вишь зеленый какой стал. Твердый, как камень. Вот как так? А еще – посвети-ка сюда.
Колода раздвинул куски порванной лжесобакой штанины и продемонстрировал едва заметное покраснение, оставшееся на месте вчерашней царапины.
Сапсан задумался. То, что случайно найденная бирюлька оказалась лечебной, его не удивило – активировать в живом организме регенерирующие свойства умели как минимум еще два вида артефактов. Но действовать с такой скоростью они не могли. Даже редчайшей «синей панацее» требуется около суток, чтобы затянуть открытую рану. А тут – два часа.
– Питон спит? – спросил он Колоду, еще рассматривающего остатки царапины.
– Дрыхнет без задних ног, – ответил тот, завязывая штанину. – Хочешь разбудить?
– Нет. И ни в коем случае не рассказывай ему того, что рассказал мне. Понял? Ни в коем случае! Артефакт верни в контейнер и ложись спать. Если утром у него возникнут вопросы, скажем, что ты просто взопрел хорошо. И к ноге какой-нибудь узел присобачь, типа перевязка.
Колода недоуменно почесал небритую шею.
– А на хрена такие непонятки-то?
Убедившись, что на улице все спокойно, Сапсан наклонился
– Тебе напомнить, как эта штуковина нам досталась?
– Склерозом не страдаю.
– А я разжую получше. Мы ее забрали с трупа какого-то босяка, который тащил в сторону Периметра научный ранец от высокотехнологичного костюма. Купил он его? Нет. Спер? Наверняка. У очкариков с какой-нибудь местной научной базы. Те по жизни хоть и лопушки, но половину Зоны вверх дном перевернут, если вещички ценные были. А они, как сам видишь, о-очень ценные.
По лицу Колоды сталкер понял, что остатки эйфории, навеянной чудесным исцелением, слетели с зэка, как пыльца с отцветшего чертополоха. В нем снова очнулся матерый вор, прожженный той, другой зоной, которая, как и эта Зона, никогда не прощает ошибок.
– Гарик нас видел, – сказал старик. – Если его за кокосы прижмут, быстро про нас вспомнит. Теперь и выбросить сидор нельзя, мать его в душу. Потому что если до нас доберутся, то за него, в натуре, всю труху из костей выбьют. Правильно я мыслю?
– Да, картина паршивая выходит, – отметил Сапсан. И добавил: – Вертолет. Я, конечно, не уверен, но если он по этому делу в Зону летел, то, значит, фора у нас еще есть. Примерно до вечера. Сейчас все равно ничего не ясно, поэтому иди спать, а я скоро Питона подниму. Утром разберемся, как дальше быть.
Он разбудил спортсмена в половине пятого утра, рассудив, что в свете появившихся ночью обстоятельств не стоит заводить глупую свару из-за каких-то трех десятков минут. Подумаешь. И не такое бывало. Однако, укладываясь спать, Сапсан, как бы походя, честно предупредил отправлявшегося на пост Питона:
– Лжесобаки вышли на охоту.
И уснул, даже не успев толком позлорадствовать.
Проснулся он в семь – снова разбудил Питон. Судя по грустному лицу, на этот раз спортсмен бдел исправно. Урок выучен. Ложись, пять.
До рассвета оставалось совсем немного. Устоявшееся мнение, что предутренние часы самые долгие, Сапсан разделял полностью. Он коротал их бесхитростным и лично проверенным способом – подсчитывая едва видимые на фоне черного неба верхушки деревьев. Сначала прошелся слева направо и справа налево, затем стал считать только самые низкие, после – самые высокие. Потом разбил высокие и низкие попарно и принялся в уме умножать их друг на друга по правилам, которые придумывал на ходу.
За этим занятием его и встретило солнце, взбирающееся из-за горизонта на безоблачный небосклон. Полубессонная ночь кончилась, унеся с собой большинство страхов и оставив приоткрытой загадку неизвестного артефакта, давшего пищу для противоречивых размышлений.
В Зону пришел новый, непривычно ясный день. И Сапсан, уже придумавший, как быть дальше, возлагал на этот день серьезные надежды.
Окончательно оставив приоконный пост, сталкер вернулся в импровизированную спальню за кухней, где уже проснувшийся Колода старательно пытался раздуть огонь из едва тлеющих углей. Поднятое им пепельное облако заставило мирно сопящего Питона чихнуть и открыть глаза. Сидя на полу, спортсмен ошалело оглядел спутников и, видимо сообразив, где находится, сказал: