Терпение дьявола
Шрифт:
Проходя по сохранившей остатки асфальта автомобильной дороге через заброшенный контрольно-пропускной пункт, Сапсан с ностальгией взглянул на жестяной рупор под крышей наблюдательной вышки.
Когда-то начальник блокпоста майор Громыко любил, отведав грамм двести сорокаградусной, вещать из этого рупора уставные глупости, вроде: «Мы защищаем не Зону от вас, а вас от Зоны» или «Граждане, докладывайте об известных вам случаях сталкерства. Только вместе с вами мы сможем искоренить это уродливое явление». А после выкушивания майором цельной бутылки рупор неистово вопил на всю округу: «Я – Громыко!» – и грозил «поотрывать
От КПП было рукой подать до заброшенного поселка, расположившегося в широкой низине рядом с дорогой и состоявшего всего из десятка небольших домиков. В тамошних погребах, объединенных переходами и переоборудованных в один большой бронированный склад, была лавка Григоровича – отпетого плута, умудрявшегося скупать у сталкеров артефакты даже не за половину, а за треть их обычной стоимости.
Никто не знал, какое название носил этот населенный пункт до аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Но, когда следом за военными и учеными в новообразованную Зону Посещения повалили сорвиголовы, с легкой журналистской руки прозванные сталкерами, поселок обрел новое, хоть и неофициальное имя – Станица новичков. Именно здесь многие охотники за аномальным хабаром проходили своеобразный курс молодого бойца, постигая азы смертельно опасного сталкерского дела. И никому эти азы не давались легко.
Предвкушая встречу со знакомыми закоулками поселка, Сапсан вспомнил, как опытный жилец по прозвищу Крюк, нанятый Григоровичем в качестве наставника для «подрастающего поколения», гонял представителей того самого поколения по окрестным буеракам, вдалбливая в их неопытные, но уже амбициозные головы отличия между «верти-лети» и «попрыгуном».
«Эмбрионы косорукие! – орал Крюк, когда одна из групп его учеников – Торопыга, Сапсан и Петро Бульдозер – прыгала вокруг молодой и еще не набравшей силу „комариной плеши“, безуспешно пытаясь выудить из нее свежеобразованный „рачий глаз“. – Теперь даже если и достанете, то ваше ведро болтов, которое вы на этот козий горох извели, все равно не окупится. Сколько раз уже показывал, тунеядцы! Еще раз смотрите. Не запомните – потом хоть сами ныряйте».
С этими словами Крюк брал болт и запускал его в центр аномалии, где лежал артефакт. Когда среагировавшая на инородный предмет аномалия принималась торопливо превращать маленький кусочек железа в лепешку, он бросал к самому краю «комариной плеши» второй болт. Аномалия тут же переключалась на нового возмутителя своего спокойствия и ненадолго оставляла первый болт в покое, вместе с лежащим рядом с ним «рачьим глазом». Этих нескольких мгновений Крюку вполне хватало, чтобы прицельным броском третьего болта выбить артефакт за пределы аномалии.
«Неужели так трудно, пацаны? – спрашивал учитель, поднимая добычу. – Не можете болтом выбить – стреляйте. Пулей, конечно, дороже будет, но зато время и нервы сэкономите».
«Ты же сам говорил, что лишний выстрел может лишнее внимание привлечь», – сказал тогда Сапсан, глядя, как Крюк убирает артефакт в контейнер.
«Может, – ответил тот. – Но если когда-нибудь будешь в местах, где есть опасность такого внимания, то на „рачий глаз“ ты там даже не посмотришь. Там, дружок, другой хабар будет, пулей из „макарыча“ его не достанешь. Я эту «плешку» вчера вечером засек, когда она с пол-ладони
Вечером измотанные новички разводили костер и чинно ждали, пока Крюк сойдется с Григоровичем в цене за добытые днем артефакты. Они знали, что наставник не уступит плешивому толстяку ни гроша ниже нормы и обязательно проследит, чтобы справедливая доля каждого из его подопечных была внесена торговцем не только в электронную базу, но и тщательно записана в отдельную канцелярскую книгу.
Вернувшись, Крюк оглашал сумму проданного хабара, раздавал своей «пастве» только что купленный у Григоровича хлеб, банки с «Завтраком туриста» и вместе со всеми садился ужинать.
Сапсан, как и другие ученики, всегда с волнением ждал, какую сумму на его счету назовет Крюк, – ведь именно на эти деньги придется покупать себе снаряжение, когда придет время отправиться в свободное плавание по изуродованной земле Зоны.
Количество денег росло не быстро, но достаточно стабильно, поэтому к «выпуску» Сапсан вполне мог рассчитывать не только на АКС-74У в хорошем состоянии и с тремя-четырьмя магазинами, но и на абсолютно новый комбинезон, пропитанный каким-то хитрым составом, не позволяющим ткани загореться.
«Так-с, мазурики, – говорил Крюк, доев свою порцию и доставая из глубоких карманов две бутылки самогона. – На фирменных антирадах мы с вами разоримся, поэтому ударим по мирному атому, забравшемуся сегодня в наши мослы, боевым спиртом».
Разлив самогон по протянутым кружкам, он первым выпивал свою порцию, окидывал новичков хитрым взглядом и спрашивал:
«Чего вам сегодня рассказать, пацаны? Как мы с брательником в Мрачной долине „утреннюю звезду“ искали или как я с пьяным прапором снарягой махнулся? А, черт с вами, карапузы, – расскажу обе. Значит, падает как-то раз на мой КПК письмо от братухи…»
И «карапузы», и «пацаны», многим из которых уже перевалило за тридцатник, с удовольствием слушали очередную порцию увлекательных историй, то матерно сокрушаясь по поводу сначала добытого, а потом потерянного у Ледяной сопки артефакта, то от души веселясь, представляя выражение лица еще не майора, а капитана Громыко, когда похмельный прапорщик Баленко вышел на развод в драной сталкерской куртке, держа в руках вместо полученного давеча нового «калаша» с оптическим прицелом старую двустволку с похабной надписью на прикладе.
Да, рассказывать, как и учить, Крюк умел. Но, если кто-то спрашивал, почему он завязал с походами в глубь Зоны, жилец замолкал, пропуская вопрос мимо своих словно приклеенных к чернявой голове ушей, и отправлялся спать. Разбредались по койкам и его ученики, отвесив спросившему порцию легких подзатыльников.
Причину, по которой Крюк осел на Рубеже, наверняка мог знать Питбуль – его младший брат. Этот угрюмый и немногословный сталкер редко бывал в Станице новичков. Когда он появлялся, Крюк объявлял «карапузам» внеочередные каникулы и спускался с братом в бункер Григоровича – «ударять по мирному атому». Борьба с радиацией обычно занимала двое суток, после которых братья вываливались наружу уже совершенно трезвые.