Терпкий вкус страсти
Шрифт:
«Этот человек действительно добьется всего, чего хочет», – в отчаянии подумала Санчия. Пробормотав что-то неразборчивое, она резко выбежала из комнаты и стала быстро спускаться вниз по винтовой лестнице.
Остановившись на площадке первого пролета, она прислонилась щекой к холодному камню стены. Ей не хотелось снова возвращаться в зал и видеть Катерину и Бьянку. Она предала их обеих. И предала себя.
Она вновь начала спускаться, теперь уже медленнее, чувствуя, как слезы бегут по ее щекам. Добраться незамеченной до комнаты Бьянки и упасть на кровать! Ей хотелось заснуть и не думать о Лионе, о том, каким было
Слезы не переставая струились из ее глаз, и она замедлила шаги у двери, ведущей в комнату Бьянки. Она совсем забыла про горничную Бьянки – Анну, которая ждет свою хозяйку. Санчии не хотелось вызывать любопытство Анны, поскольку та непременно сообщит своей хозяйке о том, что она плакала.
Санчия повернулась и побежала мимо зала в комнату, которую занимал Пьеро, – дверь к нему оставалась незапертой, и она незаметно проскользнула туда. Огонь в камине уже догорел, и оранжево-красные угли освещали комнату. Белокурая головка Пьеро светилась в полумраке на подушке, и Санчии показалось, будто прохладная успокаивающая рука легла на грудь.
Вот любовь без боли, любовь, которая сохраняет и честь, и независимость. Всепоглощающее чувство. Она приблизилась к кроватке и посмотрела на Пьеро. Его длинные ресницы лежали полукругом, и он казался таким маленьким и беззащитным, что у Санчии защемило сердце.
Как будто услышав ее мысли, Пьеро открыл глаза и посмотрел на нее:
– Санчия.
– Тсс. Все хорошо. Я пришла убедиться, что ты спишь. – Она поплотнее подоткнула одеяло. – Это был чудесный вечер. Я все расскажу тебе завтра утром.
Он приподнялся на локте.
– Почему же ты плачешь?
Быстро вытерев слезы тыльной стороной ладони, она беззаботно ответила:
– Просто так. Я немного устала.
– Ты никогда не плакала от усталости. У тебя болит рука?
– Нет, на следующей неделе я сниму повязку, и все будет хорошо. – Она встала и поправила волосы. – Спи. Я посижу здесь немного.
Внимательно посмотрев на нее, он покачал головой.
– Приляг. Я хочу, чтобы ты обняла меня, пока не засну снова. Пожалуйста, Санчия.
Она помедлила, а затем прилегла рядом с ним.
– Почему ты хочешь, чтобы я обняла тебя? Ты боишься темноты?
– Конечно, лет. Я не боюсь ничего… – произнес он упрямо. – Просто я подумал, что это будет… хорошо. – Он обвил ее ручонками и крепко прижал к себе. – Спокойной ночи, Санчия.
– Спокойной ночи, Пьеро, – прошептала она. Ее горло сжалось так, что она едва смогла выговорить эти слова. Конечно же, она прилегла не для того, чтобы успокоить его, а для того, чтобы получить успокоение. Пьеро, со свойственной ему с самого детства чуткостью, угадал ее боль и смятение и попытался утешить тем способом, который знал. И ее сердце стало биться спокойнее, как только она прижала к себе теплое маленькое тельце Пьеро.
Да, это единственная любовь, которая нужна ей в жизни.
– Ты превратила свой сад в райские кущи. –
– Райские кущи… хорошее выражение ты выбрал. Около тридцати лет я обретаю покой и забвение в этом уголке сада. – Катерина вслед за Лоренцо обвела взглядом цветник. – Когда я невестой появилась здесь, земля вокруг замка заросла непроходимым кустарником. – Она помолчала, прикоснувшись к лепестку полностью распустившейся дамасской розы, а потом продолжала:
– И замок был такой же неухоженный, как и земля вокруг него. Отец Карло жил без жены около десяти лет, и слуги обленились без хозяина. Здесь было как в свинарнике. Но я взялась за работу и вскоре привела все в порядок, s
– Да, это вполне в твоем характере. – Лоренцо улыбнулся ей. – Представляю, как ты носилась по замку с метлой в одной руке и с кнутом – в другой.
Она покачала головой:
– Я не была раньше такой, какой стала сейчас. Мне едва исполнилось тринадцать лет, когда меня отдали за Карло замуж, и мой дом сильно отличался от Мандары.
– Чем?
– Спокойствием, порядком. Моя мать никогда не довела бы дом до такого запустения, какой я обнаружила в Мандаре. Она бы упала в обморок, если бы увидела здешнюю кухню.
Лоренцо усмехнулся:
– Ты хочешь, чтобы я пожалел тринадцатилетнюю невесту? Но ты не твоя мать. Если бы ты сама не захотела переменить все, ты бы уехала и нашла что-нибудь другое.
– Какой ты жестокосердный. – Она внезапно засмеялась:
– Но ты прав. Уже тогда я не находила себе места, если у меня не было достойного занятия. Я помню, как, встав на колени, копалась в земле, расчищала от сорняков место для моих цветов. Забыв про гнев и сожаление, про одиночество, я поила и кормила этот сад. Это совершенно удивительное ощущение, когда видишь, как что-то растет.
– Но ты еще созидала красоту.
– И как удивительно меняется равнодушная природа, когда начинаешь лелеять ее. Если мы дарим любовь и заботу, она возвращается к нам цветением. – На миг она задумалась. – И затем однажды мы оглядываемся вокруг и видим красоту, рождению которой мы способствовали сами, и начинаем любить это еще больше. Разве это не удивительно, Лоренцо?
– Это путь, которым природа вынуждает нас выполнять ее волю. То же самое и дети. Они причиняют массу беспокойства своим родителям, но все искупается той радостью, которую приносит нам их присутствие. Ведь каждый ребенок прекрасен и неповторим.
– Лион был в детстве очень упрямым, зато Марко напоминал ангела.
– Но ты отдаешь предпочтение Лиону.
– Я этого не сказала, – быстро промолвила она. Некоторое время они шли молча. – Лион был так похож на меня. Нетерпеливый, дикий, любознательный. И конечно, он был мне ближе.
– Вполне естественно. Вы и теперь очень похожи. Она покачала головой.
– Мы слишком долго находились вдали друг от друга. – Она присела на мраморную скамью под сенью дерева. – Лиону исполнилось семь лет, когда Карло настоял на том, чтобы взять его в поход. Он едва вышел из детского возраста, но Карло считал, что Лион должен учиться военному искусству как можно раньше. Точно так же поступил в свое время и отец Карло. Я протестовала, но это было бесполезно.