Терпкое вино любви
Шрифт:
И эту силу Ольга научилась черпать из любви. Именно ради любви она была готова решиться на поступки, которые в другое время и при других обстоятельствах показались бы ей безумными. Не так-то просто было поступить в университет — пусть даже провинциальный… Сколько часов, сил, жизни потратила она на то, чтобы учиться в нем и получать повышенную стипендию. И вот теперь она готова была все это бросить ради… только ради одного человека. Если бы речь шла просто о дополнительной поездке во Францию, у Ольги бы и в мыслях не было пропускать занятия в университете, тратить столько нервов на
Машина остановилась возле знакомого двухэтажного здания, и Ольга вслед за пожилым неприметным кагэбэшником вошла в его сумрачную прохладу. Пройдя десятка три метров по коридору, они завернули в ту же самую дверь, в которую заходили прошлый раз — Ольга сразу ее узнала. Кабинет лысого кагэбэшника нисколько не изменился, как, впрочем, и он сам.
— Здравствуйте, — приветствовал ее хозяин кабинета и жестом сделал знак неприметному, что тот может идти.
— Здравствуйте, — спокойно глядя прямо ему в глаза, отозвалась Ольга.
Теперь они были вдвоем, и никто не мешал их бессловесной дуэли взглядов. «Перестрелка» продолжалась с минуту.
— Вы не догадываетесь, по какому поводу я вас сюда пригласил? — спросил лысый.
— Нет, — коротко ответила Ольга и отвела взгляд.
— Теперь вам не удастся «спрятаться», как вы это сделали тогда в коридоре. А точнее, вы спрятали голову в песок. Как страус.
— Это миф, — сказала Ольга.
— Что — миф? — не понял кагэбэшник.
— Что страусы прячут головы в песок.
Про страусов ей когда-то рассказывал Миша Левин, он ведь учился на биофаке.
— Ладно, раз вы такая умная, оставим в покое страусов, — усмехнулся он, — и перейдем к живым людям.
Ольга подняла брови, но не стала говорить ему об отсутствии в его словах логики. «Наверное, он просто волнуется», — подумала она. Сама она нисколько не волновалась.
— Я вас слушаю, — сказала она.
— Что вы делали в ОВИРе? — задал свой первый вопрос кагэбэшник.
Ольга снова подняла на него слегка прищуренные глаза.
— Послушайте, вы же отлично знаете, что я делала в ОВИРе. Зачем вы — умный, взрослый человек — задаете мне такие детские вопросы? Неужели вам не жаль на это своего рабочего времени? Я уж не говорю про мое…
Как ни странно, кагэбэшник совершенно не разозлился на Ольгу за ее тираду.
— Что ж, согласен. Давайте опустим все формальности. К кому вы едете во Францию?
— Я обязана отвечать на этот вопрос?
— Да, обязаны.
— А если это касается моей личной жизни?
— Тогда тем более.
— Хорошо. Во Францию я еду к своему…
— Жениху?
— Этого я не говорила.
— Значит, любовнику?
— Нет, и это слово не подходит. К возлюбленному — хотя, наверное, это звучит старомодно…
— Отчего же… И каким же образом ваш «возлюбленный» передал вам приглашение?
— Он вложил его в письмо.
— Нет, меня интересует, как к вам попало это письмо.
— Ах, это… — Ольга поняла, что он хочет вытрясти из нее информацию про Валерия Павловича. — Но вы же, наверное, и это знаете. Меня вызвали в Москву телеграммой. Назначили встречу. Какая-то женщина, я ее видела первый раз в жизни, передала мне письмо и убежала. Вот и все. Кто она такая и каким образом к ней попало письмо от Мишеля, я не знаю.
— Значит, его зовут Мишель… Так-так…
— Мишель. А вы что, этого не знали?
— Почему же, знали.
— Значит, я не ошиблась — это вы перехватывали его письма ко мне?
— Вы поразительно догадливы. И настолько же любопытны, студентка Коломиец. Пока — студентка.
Ольга вскинула на него глаза.
— А вы меня больше не пугайте. Вы теперь меня ничем не испугаете, ясно? — презрительно процедила сквозь зубы она.
— Это почему же? — приподнял брови лысый.
— Вам действительно интересно?
— Мне все интересно.
— Тогда я вам скажу, но не для протокола, а просто… Потому что я люблю этого Мишеля. И все остальное меня не волнует.
— И даже ваша дальнейшая судьба? — склонил голову набок кагэбэшник.
— Да. Пусть я умру, пусть меня будут считать предателем Родины, но я все равно поеду к нему во Францию. А больше мне сказать вам нечего.
На некоторое время в кабинете воцарилась полная тишина. Было слышно, как на оконном стекле с жужжанием бьется муха, а в раковину за шкафом раз в десять секунд гулко капает вода. Наконец лысый взял со стола пачку сигарет и предложил Ольге:
— Курите?
— Иногда, — ответила она и взяла из пачки сигарету.
Почему-то, глядя в глаза Ольге, лысый майор не думал, что этой девушкой движут меркантильные цели. Впрочем, она ничего не скрывала. Очень вероятно, что она выйдет там замуж за своего Мишеля и не вернется больше в Россию. Майор оглядел ее склоненное к столу лицо с тонкими чертами, точеные плечи. Да, она идеально подошла бы на роль внештатного агента… Но такая не будет сотрудничать с органами. Наверное, именно таких в старые времена сжигали на кострах. Таких же, как эта Коломиец, — до безобразия честных, открытых, непокорных… «Да черт с ней, пусть едет в свою Францию, а то еще возьму грех на душу…» — подумал лысый майор и затушил сигарету.
— Вы все у меня спросили? — подняла глаза Ольга.
— Пожалуй, да. Вы свободны, студентка Коломиец. Да, вот еще что… — он встал, подошел к шкафу, порылся в какой-то папке и достал оттуда голубой конверт. — Вот ваше письмо. Только попрошу вас никому не говорить, что вы получили его от меня. Это тоже не для протокола…
Ольга настолько расчувствовалась, что протянула ему руку.
— Огромное вам спасибо, — сказала она. — Мне кажется, вы неплохо разбираетесь в людях.
Майор усмехнулся ее прямоте и наивности. Когда она ушла, он подошел к окну и долго провожал девушку взглядом — как она вышла из двери здания, как твердо и неторопливо шагала по переулку, наступая ботинками на упавшую желтую листву. «Повезло этому французу, — думал он. — Чем же мы-то, русские, хуже?» Он не знал, что в жилах Ольги течет и французская кровь…