Терра инкогнита. Книга 2
Шрифт:
Туда через форточку спустили самого мелкого из нас – Саню Екименко, и он поместил в холод все привезенное.
Когда очередная стипендия подходила к концу, на выходные мы покупали несколько московских батонов, из холодильника извлекались варенье и шмат сала.
При этом спускаемый туда Саня, вооруженный ножом, неспешно разворачивая пакеты, пробовал от каждого куска – где вкуснее.
– Давай, давай, чего тянешь! – исходили слюной голодающие.
Екименко не реагировал, с задумчивым видом смакуя продукт.
Когда же нам становилось невмоготу,
– А теперь немного посиди,– говорил кто-нибудь и запирал ее изнутри.
После этого мы накрывали стол, а Саня печально смотрел через стекло. Мол, зачем так?
Не выдержав немого укора, мы открывали форточку, извлекали его и усаживали во главе стола. После чего начиналась трапеза.
Батоны разрезались вдоль и из них сооружались птюхи*. Одна с тонкими пластинами сала, вторая с вареньем. Затем в стаканы наливался чай (в столовой он был бесплатно), и начиналась трапеза.
– Хорошо, – говорил кто-нибудь, уплетая, бутерброд.
– Угу,– откликались мы. – Почти как на флоте.
Учеба пошла легче и мы стали чаще выходить в город, знакомясь со столицей.
Этап становления прошел.
Как ни странно, наиболее интересной на первом курсе для нас была марксистско-ленинская философия. В то время этот предмет являлся обязательным во всех гуманитарных ВУЗах СССР, однако в силу сложности и заумности изложения, студентами практически не воспринимался. Все изучение сводилось к зазубриванию определенных догм и постулатов, а также конспектированию работ классиков. Применительно к этому предмету действовал принцип: сдал экзамен и забыл.
В ВКШ наблюдалось обратное, что на первый взгляд являлось само собой разумеющимся, поскольку органы госбезопасности неразрывно были связаны с партийной системой страны, а она являлась практическим воплощением данной науки в жизнь.
Однако главное заключалось не в этом. Необычным были изложение предмета и неординарность лектора. Им являлся кандидат философских наук, доцент Газенко.
Ко времени нашего обучения это был преклонного возраста изможденный и практически слепой старик, фанатично преданный своей науке. У него был целый ряд учеников, ставших известными профессорами, но не разделявших взглядов своего учителя.
Насколько было известно, в тридцатые годы Газенко руководил одним из секторов ЦК ВКПб, готовившим политические доклады непосредственно Сталину.
После смерти вождя, он опубликовал несколько работ по теории марксизма-ленинизма не вписавшихся в общепринятые рамки и стал подвергаться гонениям.
В конечном итоге оказался в нашем учебном заведении, где и продолжил свою научную деятельность, одновременно читая соответствующий курс.
Лекции Газенко были блестящими и в корне отличались от материалов, имеющихся в учебниках. На многие, ставшими догматическими понятия, у него были свои, порой диаметрально противоположные взгляды.
В процессе занятий преподаватель вызывал слушателей на полемику, и она увлекала настолько, что мы забывали о перерывах. Дискуссии были бурными и откровенными. После них о многих, ранее очевидных для нас политических категориях, думалось несколько иначе.
И только по прошествии значительного времени, встречаясь в своем кругу, мы единодушно констатировали, что еще тогда, ныне покойный Владимир Иванович эзоповым* языком предрекал крах нашей политической системы, в силу неверного толкования и применения основ, ныне опороченной науки.
Сразу же увлекла всех, отлично налаженная в Школе физическая и специальная подготовка. Она включала в себя регулярные занятия рукопашным боем и стрельбой.
При этом на нашем факультете культивировалось боевое самбо, на втором и третьем – каратэ.
В то время в СССР, для широкого круга лиц они были практически неизвестны и официально запрещены. Названные разновидности боя в том или ином виде существовали только в спецподразделениях Комитета государственной безопасности, Главного разведывательного управления Министерства обороны, Воздушно-десантных войсках и Военно-морском флоте.
Занятия по самбо со слушателями проводили преподаватели спортивной кафедры, как правило, являвшиеся мастерами спорта и призерами СССР в этом виде. Тренировались в специально оборудованных залах несколько раз в неделю, весь период обучения и сверх того, на дополнительных факультативах.
Уже на первом курсе любой из нас мог обезвредить «супостата», а после четвертого – готовить боевых самбистов. Что подтверждалось выдаваемыми нам удостоверениями инструкторов-общественников.
Замечу, что наиболее подготовленными бойцами в тот период были слушатели морских групп. У нас – Боря Рыбаков, пришедший в Школу из подразделения боевых пловцов ПДСС Балтийского флота и к моменту поступления имевший разряд мастера спорта по самбо, в морской группе третьего курса – Леша Ковалев, являвшийся лучшим каратистом ВКШ и выступавший на первенство Комитета государственной безопасности СССР.
Серьезное внимание уделялось также занятиям легкой атлетикой и плаванием. Они проводились на стадионе «Динамо» и в плавательном бассейне «Москва».
Как-то в этом бассейне с нами произошла история.
В нем, но на других дорожках, тренировалась столичная женская сборная по плаванию. И вот один из нас, Виталик Мартыненко (мой земляк и видом вылитый Есенин), решил поухаживать за приглянувшейся пловчихой.
Для чего нырнул под шнур и погладил ее по ляжке.
Что тут приключилось!
– Девица завизжала, к ней мелькнули еще две, и бедного Витальку едва не утопили.
Когда мы вытащили кашлявшего ухажера на бортик, а потом увели в раздевалку, туда примчался наш инструктор-майор, устроив тому выволчку.
– Как можно? Ты же будущий чекист, дзержинец! И так гнусно лапать девушку. Немедленно пойди извинись.
– Слушаюсь, – икнул Мартыненко и пошлепал к женской раздевалке.
В зимнее время постоянно организовывались лыжные кроссы в районе Водного стадиона.