Terra Insapiens. Замок
Шрифт:
— Вот Мессия и говорит, что это не зло, это испытание, — попробовал пояснить Артур.
— Кому испытание? Тем, кого в могилу положили? Или тем, кого оставили без родных, без детей? Такие испытания называются геноцидом и являются преступлением против человечества.
— Это он к процессу готовится, — шепнул на ухо Артуру Паскаль и увлёк его за собой.
— Ну как тебе в нашем безумном раю? — спросил Паскаль. — Осваиваешься потихоньку?
— Я вообще не знал, что бывают частные психиатрические больницы. Про частные тюрьмы слышал, а про больницы — нет.
— Ты
— Но частные больницы должны зарабатывать, должны приносить доход. А какой доход принесёт нашему Хозяину его Замок? По-моему, одни убытки.
— Согласен. Этот Замок не рядовая больница. Для Хозяина, формально, — это благотворительность, а фактически, — это его маленький мир, где он всевластный божок. Он мне говорил, что продолжает доброе дело своего рода, это, так сказать, семейная традиция. Но я знаю, что он наслаждается властью и своей страстью коллекционера.
Паскаль с иронией посмотрел на Артура.
— Мы его коллекция. Такая же, как те картины, что висят в его комнатах. Кто-то собирает редкие марки, а Хозяин собирает редких психов. Он намеренно перевёл в другие больницы всех, кто ему не интересен, как он говорит, — с медицинской точки зрения.
— И что же — никто его не контролирует?
— Ну почему же… В прошлом году к нам приплывала комиссия с проверкой. Солидный профессор в очках, как я понял, давнишний знакомый нашего Хозяина ещё по медицинскому институту, ходил с врачами по комнатам, осматривал, как мы живём, спрашивал: есть ли какие-то претензии к персоналу больницы? Я сказал:
— У меня нет претензий к персоналу, у меня есть претензия к Богу. Как-то он невнятно объяснил нам цель нашего пребывания на Земле, и хотелось бы у Него уточнить: в чём смысл жизни?
Профессор посмотрел на меня оценивающе и сказал:
— Это вы у Него спросите сами, — и, повернувшись к своим коллегам, лукаво добавил: — Где же ещё искать смысл жизни, как не в сумасшедшем доме?
Вечером друзья пили горячий чай с сушёной вишней во дворе, болтали о разном.
— Как-то не хватает женского общества в Замке, — несколько разочаровано сказал Артур. — Ты говорил, что общался с медсестрой. Красивая была женщина?
— Она была индианкой. Красивой я бы её не назвал, но она была добрая и всем улыбалась. Она рассказывала мне, что в Калькутте у неё есть парень и, когда он закончит институт и устроится на работу, они поженятся… Вот вторая медсестра была фигуристая женщина бальзаковского возраста. «Есть что потрогать глазами», — говорил Писака и пытался за ней приударить, читал ей сонеты Шекспира в оригинале. Но она была женщина приземлённая и не оценила его образованность, подсунула ему вместо лекарства слабительное. Ох он её костерил потом! — засмеялся Паскаль, хлебнул чаю и продолжил. — Когда я сюда поступил, на втором этаже были две женщины. Одна совсем старая, почти не выходила из комнаты, а вторая была молодая, жуть как красивая. Вот бывает такое — красивая и страшная, демоническая красота. Смотришь на неё, глаз не можешь оторвать, а она только посмеивается. Волосы чёрные, как уголь, и глаза такие же, прожигают тебя насквозь. Цыганка была. Её сам Хозяин побаивался, и при первой возможности избавился от неё.
— Она мне нагадала долгую жизнь в далёких краях, — поделился Паскаль. — Жаль только не сказала — в каких?.. А потом вообще меня озадачила. Вижу, говорит, женишься ты и будет у тебя двое детей, девочка и мальчик. А жена твоя, говорит, ближе, чем ты думаешь… Уж не ты ли? — спрашиваю, — только смеётся.
— А как она сюда попала?
— Слухи ходили, что любовника своего убила, а потом откопала его могилу и оживить пыталась колдовством. Но это слухи, толком не знаю.
Вернувшись к себе, Артур улёгся на кровать и открыл книгу.
«Любая религия, утверждая всемогущего Бога, упирается, как в глухую стену, в вопрос — почему на свете существует зло? Приходится делать неприятный выбор: либо Бог желает зла, и тогда Он не всеблагой; либо Бог не желает зла, и тогда Он не всемогущ. Правда есть ещё третий путь — этот мир покинут Богом, он оставлен Им человеку. Но тогда появляются: Бог и мир. Значит, Бог меньше сущего. Что опять унижает Бога.
Если, как утверждает Библия, ни единый волос не упадёт с головы человека без воли Божьей, значит, есть Его воля во всяком зле. Впрочем, религия непоследовательна в этом вопросе. Она утверждает, что Бог наделил человека свободной волей. Тем самым сняв с Бога обвинения во зле опять же за счёт ограничения Его всемогущества. Ведь «свободная» от кого? — да от Бога конечно.
Единственным разумным выходом, на который пока не отважилась религия, было бы признать, что Богу не ведомы добро и зло. И если Он ниспослал Моисею десять заповедей, то вовсе не из моральных, а из практических соображений.
Бог наверно прагматик. Он ведает свою пользу. И вряд ли в его лексиконе есть это смешное слово — справедливость.»
Послышался тихий, странный стук в дверь. Сначала один, через паузу — два. Он с любопытством посмотрел на дверь. Дверь открылась и в комнату вошёл Никто. Он приложил палец к губам и тихонько прикрыл дверь.
Он медленно прошёлся по комнате, осмотрев её. Привстав с кровати, Артур с удивлением продолжал за ним наблюдать.
Осмотрев всё, Никто подошёл к Артуру, откинул капюшон и присел на кровать.
Это оказался человек около тридцати лет с длинными волосами, и с острым испытующим взглядом. В лице его, вроде простом и неброском, было что-то неуловимое, что постоянно менялось и не давало описать его. Он внимательно посмотрел Артуру в глаза и негромко сказал:
— Всё, что я вам скажу, должно остаться между нами.
Он ещё раз подозрительно оглядел комнату, как будто предполагал в ней спрятавшихся врагов.
Наклонившись к Артуру, продолжил:
— Я предлагаю вам вступить в тайный союз. Точнее, в два тайных союза. Я являюсь их основателем и предлагаю вам присоединиться к моей борьбе.
— И что это за тайные союзы, в которые вы предлагаете мне вступить?
— Союз за освобождение человечества и Союз за освобождение от человечества. Вы можете вступить в любой из них, или сразу в оба.
Артур задумался.