ТЕРРА против Империи

Мэддок Ларри

С расстояния сразу бросалась в глаза гроздь ярко-желтых крыш в центре города. Желтый цвет в Китае издревле был императорским. Большинство остальных зданий имели серые крыши, некоторые — голубые и зеленые. Где-то в этом городе, как подсказывали приборы корабля, находилась Луиза Литтл. Форчуну потребовалось всего несколько минут, чтобы выделить частоту, на которой работали ее мозговые передатчики. Оставаясь невидимым, он подлетел ближе.

Ее стратегия сработала довольно хорошо, хотя не обошлось без проблем. Несмотря на ограничения, которые налагали на нее традиции общества из-за ее пола, и второстепенную роль, которую она должна

была играть в своих взаимоотношениях с молодым Чень Цзеюном, у нее был целый штат слуг и полная свобода передвижения. Она навряд ли могла выбрать лучшего покровителя'. Он не только был привлекателен, но и оказался внимательным, эрудированным собеседником.

Иногда она вспоминала о Дрейне Вокайени, но не часто. Отношения с ним научили ее, когда нужно — целиком отдаваться безрассудству любви, но когда нужно — отодвигать любовь на второй план и заниматься делом. Она была уверена, что Дрейн думал точно так же, вряд ли можно было ожидать от него что-либо иное.

Сигнал поступал от одного из семи небольших строений, образовывавших букву «П» вокруг одного гораздо большего здания. Все восемь домов явно составляли одно владение богача. Неужели Луиза всего за год достигла такого экономического положения, чтобы позволить себе такую роскошь? Он вспомнил, что в Мохенджо-Даро резидент ТЕРРЫ жила тоже неплохо и достигла этого за еще меньший срок. И все же, элементарная осторожность подсказала сначала осмотреть все вокруг. Форчун пожалел, что с ним сейчас нет Уэбли, телепатические таланты которого очень бы пригодились. Спустившись ниже, агент включил обратный просмотр сегодняшнего дня, но не узнал ничего нового, кроме того, где обычно находится Луиза.

Вернувшись в реальность, Форчун увидел, как над городом быстро сгущаются сумерки, а усилившийся ветер несет штормовые облака. Это было ему на руку. Разразилась сильная гроза, обрушившая на маленький город потоки воды, и хлопок от материализовавшейся машины был заглушён жуткими раскатами грома. Ганнибал Форчун совершенно промок, пока добрался до широкого окна комнаты, где сидела Луиза. Он постучал. Окно распахнулось.

Из комнаты раздался голос женщины, говорившей отнюдь не по-китайски:

– Влезай и закрой окно, Дрейн. Я надеюсь, ни кто не видел, как ты прибыл?

– Луиза? Девушка засмеялась.

– А ты ожидал увидеть Грегора Малика? Она подняла масляную лампу повыше, чтобы посмотреть на него.

Промокший, бородатый, трясущийся в своем карфагенском плаще, Ганнибал Форчун чихнул. Дождевая вода струилась с его завитых волос и капала с носа.

– Наконец-то, — сказала Луиза, подавляя сме шок, — ты больше не похож на профессионального героя. Где Уэбли?

– В Карфагене.

– Да?

– Он не знает, что я здесь. Я приехал повидаться с тобой.

Тебе не стоило это делать. — Тон ее голоса не ожиданно стал серьезным; в нем появились нотки испуга, когда она продолжила: — Если кто-нибудь увидит тебя, это может разрушить все, что я создала за целый год работы.

– Никто меня не видел, — быстро заверил он ее. — Я не новичок в таких играх.

– Но может увидеть в любой момент.

– Это так ты меня встречаешь?

– А что ты ожидал? Ты хочешь, чтобы я пог ладила тебя по головке и сказала, какой ты умный мальчик?

Смущенно переступив промокшими ногами, Форчун грустно посмотрел на нее. Ощущение отчуждения, которое он впервые почувствовал, когда увидел на ТЕРРЕ ее измененное лицо,

вернулось. Ганнибал Форчун, герой, уменьшился до замерзшего, трясущегося Дрейна Вокайени, как дублер, так и не взятый на главную роль. Как Дон Кихот, разочаровавшийся даже в ветряных мельницах.

– Ты сумела забыть все, да?

– Извини, — сказала она. — Это жестоко с моей стороны. Мне было очень тяжело без тебя в первые несколько недель. Я любила тебя.

– Любила… — повторил он, и в голосе его слышалась безнадежность.

Луиза кивнула.

– Я больше не могу себе этого позволить, — твердо сказала она. — И ты тоже.

Он глубоко вздохнул, не зная, что ответить. Видя, как он мучается, Луиза смягчилась.

– У меня были и хорошие чувства, и плохие. В конце концов я решила, что глупо будет продол жать жалеть об этом.

– Я так скучал по тебе, — сказал Форчун, стараясь, чтобы это прозвучало как можно искреннее.

– Я тоже сначала скучала по тебе, — спокойно сказала она. — Но я пережила это.

– Спасибо.

Дорогой Дрейн, я не видела тебя больше года. Для тебя прошло всего — сколько? Два дня? Три? Поверь мне, любимый, ты переживешь это. Нужно только время, и все.

– Ты права, — неуверенно согласился он. — Глупо было с моей стороны ожидать чего-либо другого.

– Каждый имеет право иногда ошибаться. — Она улыбнулась, вспомнив что-то. — Я написала стихи несколько месяцев назад. Так, ерунда.

– Я желал бы почитать. Ему хотелось любой ценой продолжить свидание. Она разыскала стихи безнадежно быстро. Он развернул лист бумаги и прочитал — тоже слишком быстро:

Блестящие глаза самки Влюбленные, нежные Губы, на которых слабая зовущая улыбка. Опущенные ресницы скрывают мгновенный испуг Малейшего сомнения. На все вопросы есть ответы. Оба знают, что как-то, где-то Два сердца должны разделить прикосновение. Губы кратко встречаются В мягкости сладкой защищающей ночи. Разделяясь, любя, Два тела прижимаются в исполненном страсти объятии. Две души сливаются в одну. Любовь свершилась, и время исполнило свой бег, Час расставания, Колебаний, Нежелания Исполнился. Помни, И в воспоминании не оставь сожаления, Нежные думы О том, что прошедшее — Хотя и ушло, Было светлым.

Форчун свернул листок и сунул его за пазуху.

– Когда ты это написала?

Луиза пожала плечами. — Шесть, семь месяцев назад.

– Понятно. Ты хорошо пишешь. — Внутренне он содрогнулся от банальности своих слов.

– Это слабые стихи. И мне не совсем нравится конец.

– Мне тоже… Я все еще хочу тебя, Луиза.

– Я знаю. Но правда, все кончено. Все ушло, не старайся вернуть это. Никогда не бывает хорошо, когда пытаешься вернуть прошлое.