Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку
Шрифт:
Так погиб гвардии рядовой Селезнев…
«Вот и сходили на мародерку…»
Сергей Серебренников, стрелок 2-го взвода 3-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:
– В районе Катаямы мы, пять человек, пошли искать поесть, и, когда подходили к самому большому особняку на улице, женщина-чеченка, прятавшаяся в подвале собственного дома, окликнула нас: «Куда вы идете! Там полный дом боевиков – утром пришли». Мы постояли, подумали… Они утром пришли, сейчас время – после обеда. Подошли мы, шеренгой, уже почти вплотную к дому – метров сорок оставалось. «Скорее всего, боевики ушли…» – думаем. Но как не посмотреть дом: может быть, что-то там припрятали. Как на партсобрании, подняли руки – «Кто «за»? Кто «против»?». «Против» из пятерых никого, конечно, не было.
Проверили оружие, магазины разделили поровну, а то у кого-то было два, у кого-то шесть. По четыре магазина вышло на каждого. Чеченка причитала до последнего, чтобы не ходили. Я стою и думаю: «За особняк переживает, чтобы не разграбили». Когда она поняла, что нас уже не остановить, побежала в свой подвал, согнувшись в три погибели.
Выходим из-за стены то ли бани, то ли кухни, за которой прятались, и вот он дом, прямо перед нами. Шеренгой и двинулись к дому. «Чехи», наверное, охренели от наглости или хотели нас прямо в дом запустить. Когда до дома оставалось метров двадцать, я в оконном проеме увидел тело с башкой, как у быка, – пытается незаметно одним глазком посмотреть на нас. И понеслось… Успели отпрыгнуть за стену сарая. Постреляли по окнам, поменяли магазины. В ответ – тишина. Двое наших, обогнув сарай, побежали к дому, точнее – к открытым железным воротам гаража, за которыми, как оказалось, прятался «чех». На звук приближающихся шагов он делает один выстрел из АКМ, прямо через ворота, и попадает Генке-контрактнику из Тамбова в живот. Второй контрактник дает очередь по воротам, из-за них вываливается араб в натовской форме. А Гена, согнувшись и потеряв автомат, развернулся и побежал в обратном направлении, через соседний двор к нам в тыл, пока не упал без сил. Араба втащили в гараж, стали делить, кто и что с него снимет себе на трофей. Тут вспомнили, что Гена лежит где-то сзади! Начали по одному отступать. У половины из нас патронов уже вообще не было. Их первыми послали, прикрывая. Один отстрелялся – выбегает, второй тут же начинает. Главное, не дать им свои бычьи головы вытащить.
Я последним выбегал, сам себя прикрывая на ходу, пока автомат не заглох – пружину заклинило в магазине. Поворачиваюсь на «финишную прямую» и вижу: пацаны топчутся на пустыре, меня ждут. Как только с ними поравнялся, стартанули всей толпой, до укрытия метров пятнадцать оставалось. Тут земля под нами вскипела… От ударов пуль о землю даже выстрелов не слышно было. Помню, что даже успел подумать: «Семь-шестьдесят две бьет…» Струи песка выше головы взлетали. Слева в два ряда лежали доски, за них пацаны занырнули. Я справа упал, оказалось – за сортир из фанеры. Здесь когда-то экскаватор траншею вырыл метра два длиной, и в начале ее этот сортир стоит. Думаю: «Спрыгнуть в траншею, она как раз окоп стоя, а толку-то, патронов нет, да и дерьма куча лежит».
Селезень – Женька Селезнев, замкомвзвода, сделал перекличку: «Все целы?» Я головой киваю. От дома с арабами меня только сортир загораживает.
У нас одна «Муха» была, не помню, кто ее с собой взял, она легкая, не мешает. Правда, толку от нее мало, но тут она помогла. Селезень кричит мне: «Беги за «бэхой»! «Гену надо было на чем-то вывозить, до расположения взвода километра четыре, мы не допрем его, да и не дадут нам уйти, если пойдем медленно.
Я лежу за сортиром, между нами и арабами метров пятнадцать открытого пространства. С одной «Мухой» нам всем не перебежать, а у меня сзади стена, за которую нас чеченка успела затащить. На счет «три» – выстрел по дому «Мухой», и я, через сетку-рабицу перепрыгнув, оказываюсь за стеной. За ней же и Гена лежит, смотрю – живой. На ходу за плечо его тронул: «Дождись!» – и побежал по улице за помощью. Гена после госпиталя специально в Чечню вернулся, узнать, живой я или нет. Бегу по улице, по лицу последние патроны из разгрузки с заклинившего магазина вылетают, а за спиной у меня с правой стороны заборы шиферные осыпаются. Я слышал, что шифер трещит, думал, что это танкисты с сопки начали нас прикрывать, даже не оборачивался. Гена потом рассказал, что когда он лежал и смотрел, как я бегу и шифер за мной на улицу вылетает, думал: «Если не добежит – всем конец…»
Добежав до конца улицы, увидел, что человек пять ходят по поперечной улице. Прижавшись к забору, начал их рассматривать. Вроде силуэты знакомые, да и не будут «чехи» посреди улицы стоять, тем более что наверху наши танкисты стоят. Шел вдоль забора, без патронов, с надеждой в крайнем случае в ближайший двор занырнуть. Вижу, что узнали они меня, а я никак не пойму, глаза слезятся – песком забиты. Это были пацаны из первого взвода вместе со своим командиром, да еще и с Серегой Жилой, механом моей «бэхи». Тоже на мародерке лазили по крайним домам, да еще и «бэха» у них стоит за углом.
Жила, оказывается, как услыхал войну где-то в районе, куда мы пошли, так и побежал без «бэхи» на помощь. И у меня спрашивает: «Слыхал ли, где война идет?» После моего рассказа все засуетились, но топчутся на месте. Я думаю: «Что же вы стоите, бежать надо, пацанов вытаскивать, да и офицер среди нас есть, разрулит сейчас… Хотя он такой же мальчишка, как и мы, на несколько лет всего старше, да и дорогу они не знают…»
Шли по дворам, по другой стороне от злополучного дома, «бэху» пустили по улице на холостом ходу, чтобы шла со скоростью пять километров в час, а мы впереди нее выйдем, как к раненому подходить будем. Потом понятно стало, почему так близко от меня шифер осыпался: все заборы во дворах были с проемами или в них холодильник лежит, чтобы перепрыгнуть. Где-то доска оторвана, в общем, что по улице, что по дворам с одной скоростью передвигаться можно было – готовились «чехи»… Мы с Жилой шли впереди, остальные сзади на один двор. Думали, что нас догонит взводник, но он ни слова не проронил, просто шел, как все…
Ориентир был – на подвал чеченки (дай Бог ей здоровья!). Вышли на улицу, я показал оператору-наводчику дом – крышу было видно, механу – где встать «бэхой», чтобы Гену под прикрытием брони забрать. Пошли опять во дворы, чтобы как раз напротив дома выйти. Чеченка снова вышла из подвала, вся в слезах, с ней еще одна женщина, оказывается, жила, говорит, что правду же говорила. Я еще накричал на нее, чтобы закрылись в подвале, а то на всю улицу кричит, пару гранат к нам во двор кинут, и все. Мы тут все в куче собрались. Когда до места дошли, пацаны оставшиеся начали кричать, что «чехи» улицу постоянно перебегают метрах в ста от нас, хотят с тыла зайти, расстреляли бы в упор пацанов безоружных. Еще кричат, что Селезня убили… Для меня это был шок, сил уже не было ни на что. Жрать хотелось, и автомат еще тяжелее стал с полным магазином, который пацаны дали. Зрительно помня расположение дворов, пустырей, я думал, что если «чехи» перебегали улицу, причем постоянно, они где-то рядом собираются в кучу. Мы уже собрались, взял с собой кого-то, уже не помню. У него гранаты были, взял половину, и пошли на задний двор к проему в бетонной стене, из которого один «чех» под шум нашей стрельбы на одиночном режиме мог пощелкать всех, как котят. Тем более что уже «бэха» заработала по дому, пацаны сами справятся. Лежали возле проема, держа крест-накрест оборону, с гранатами перед носом, пока пацаны грузили всех. «Чехи» так и не пришли, может «бэху» услыхали, не знали, сколько нас пришло на выручку. А может быть, тоже жрать хотели и сил не было.
Выходили по той же улице, по которой я бежал. На механа постоянно орал, чтоб тише ехал, а то пехота не успевает прятаться за ней. Расстреливали последние патроны в «ту» сторону. Когда дошли до поперечной улицы, откуда начали идти, все погрузились на броню. Основная часть пехоты залезла на БМП, хоть за башней немного спрятаться, ведь на ней вообще ничего не слыхать, откуда ждать «подачи». В конце частного сектора начался асфальт, и механ дал газу… На одном из поворотов «бэху» начало швырять из стороны в сторону, пока не выкинуло в кювет. Она насобирала бетонных столбов, ограду какого-то огорода вместе с колючей проволокой, с проволокой от ПТУРСов, и механ с перепугу нажал резко на тормоз… Все, кто сидел впереди, за секунду слетели прямо на эти столбы. Я схватился за струбцину на пушке и удержался. У некоторых из нас кости коленей даже через штаны вылезли.
До расположения роты оставалось метров пятьсот. Я брел, волоча пустой автомат за ремень, и думал, что надо бы пожрать что-нибудь. Один «двухсотый», пятеро «трехсотых» – сходили на мародерку…
Об этом происшествии знал командир полка, и зачем мы туда пошли – тоже знал. Все спустили на тормозах… Авторитет взводника, видимо, повлиял. Все тихо замяли, наверное, поэтому в журнале боевых действий нет этой даты. Было это 10 января 2000 года.
Мы тогда не знали, что все самое страшное еще впереди.
«Офицеры и бойцы нервничали…»
Эдуард Виноградов, 3-я мотострелковая рота, стрелок, гвардии сержант:
– Много тогда было ненужных телодвижений. Вводные поступали одна за другой, причем одна отменяла другую. Про сон совсем забыли. Все это отражалось на выполнении поставленных задач. Офицеры и бойцы нервничали, быстро уставали. Случались и конфликты.
Был такой неприятный случай… Я пришел в первый взвод к своему земляку Валере Стратиле в гости и наблюдаю такую картину: командир взвода гвардии старший лейтенант Андрей Кузнецов в ярости бегает, как будто что-то ищет. Я спросил Валеру: «Что случилось?» Как выяснилось, ротный и замполит роты избили одного бойца. Андрей Кузнецов был правильным парнем. Он не мог проглотить, что его бойца, за которого он в ответе, избили. Вскоре мы, все контрактники, залезли на БМП и поехали за Кузнецовым. Андрей на ходу спрыгнул с БМП и вбежал в палатку ротного. Мы все остались на улице. Из палатки был слышен только один голос – командира первого взвода Андрея Кузнецова. Он отчитывал ротного, как новобранца. Вышел ротный с испуганными глазами и попросил у всех нас, контрактников, прощения.