Терской Фронт

Громов Борис Николаевич

— Ну что, курсант, „пятерочки“ для начала хватит, или сразу с „червонца“ начнем?

Судя по промелькнувшей на мгновение в глазах панике, Анатолию и пять-то километров бежать не хочется. Ничего, втянется. Или сбежит…

От „Псарни“ до КПП мимо Комендатуры, и назад, как раз примерно пять километров и будет. Туда и бежим. Стартует Толя неплохо, только топает сильно, но, даже не добежав до КПП, начинает пыхтеть, будто паровоз и часто сплевывать тягучую слюну. На обратном пути, посреди площади перед Комендатурой, он останавливается, и замирает согнувшись, упершись ладонями в колени и пытаясь перевести запаленное дыхание.

— Эй, курсант, кому стоим? Мы еще не добежали.

— Все, не могу больше, — через силу

выдыхает он. — Сдохну прямо сейчас.

— Нет такого слова „не могу“, курсант, есть слово „надо“, — спокойно говорю я. — А если б мы не просто так бежали? А если б там твои друзья бой вели, а ты им патроны тащил? Тоже сказал бы, простите парни, больше не могу, а потому дохните, а я на травке поваляюсь? Так?

— Нет, — хрипло выдыхает Толя.

— Тогда вперед! Тут осталось-то!

Знавал я некогда нескольких „великих тренеров“, которые в такой ситуации не преминули бы сообщить Толе, какой он слабак, слизень и аборт. Они были твердо уверены, что если наговорить человеку гадостей, то он обязательно соберется с духом и силами, и…. Пошлет тебя к чертовой матери, развернется и уйдет, добавлю уже от себя я. Это во время службы в армии, когда человеку деться некуда, он вынужден выполнять приказ, в какой бы форме его не отдали. А вот в любых других обстоятельствах, „аборт“ в лучшем случае обложит „тренера“ по матушке, развернется и уйдет. А в худшем — еще и в морду даст. И будет прав. Потому что нельзя людей унижать. Можно боль причинить на тренировке, иногда, даже травму нанести, всякое бывает. А вот унижать — нельзя.

Буквально в десяти метрах от ворот, ведущих во внутренний дворик „Псарни“, Толя буквально обнимается со старым фонарным столбом и выплескивает на него остатки вчерашнего ужина. По лицу видно — парню очень стыдно.

— Ерунда, — хлопаю я его по плечу, — это ты просто давно не бегал. Бывает. Главное, не забудь ведро с водой принести, все это безобразие смыть, а то Кузьма с нас обоих шкуры спустит. Хорошо?

Сил ответить, у Толи нет, он только слабо улыбается и кивает.

— Ну, раз хорошо, до завтрака у тебя — личное время, а вот после приема пищи будем инспекцию твоего имущества проводить.

Помывшись и выстирав прямо в ванночке душа маскхалат и портянки: я и сам не бегал уже давненько, и потому пропотел навылет, спускаюсь на завтрак. Расправившись с беззащитной яичницей, поднимаюсь к себе, а буквально через пару минут в дверь стучат.

— Заходи, Толь, открыто!

Толик, бочком протискивается в дверь, в руках у него ворох „снаряги“.

— Давай, располагайся как удобно и хвастайся, — широким жестом приглашаю я его в комнату. — Оружие — на стол, все остальное можно прямо на кровать.

Внимательно осматриваю все, что Толик раскладывает на указанных мною местах. Маскхалат я у него уже видел, сейчас он, скорее всего, так же как и мой, сохнет на веревке на заднем дворе гостиницы. „Братковской“ кожанки не видать, похоже, внял совету и убрал в шкаф. Так, летний комплект армейской „Флоры“ на нем, а зимний — ватные штаны и бушлат, разложены на кровати. Рядом — явно не новый разгрузочный жилет, до боли напоминающий сплавовский „Тарзан“, только клапаны подсумков не на „липучках“, а на „кнопках“. Такой же, как у меня РД-54, только не хаки, а камуфлированный, но уже изрядно выгоревший на солнце. Поясная оперативная кобура для пистолета и подсумок аж на пять магазинов к нему. На этом — все. М-да, не богато у напарника со снаряжением. Зато с оружием все в порядке. Не новый, но ухоженный ПМ и лоснящийся от смазки АКМС и восемь рыжих пластиковых магазинов, попарно смотанных „валетом“ такой же, как и купленная мною на рынке, „тактической“ изолентой. А на прикладе автомата — резиновый „затыльник“ от подствольного гранатомета, как и у боевика из Наура. Да что они, с ума, что ли посходили по этим резинкам на ремешке? Из-за него же приклад не сложить

и не разложить, если магазин примкнут. А, ладно, его дело, в бою ему приклад складывать, точно не придется. Провожу неполную разборку сначала пистолета, потом автомата. Нет, если очень захотеть, то докопаться, конечно, докопаюсь. Есть у „Калашникова“ такие труднодоступные места, куда влезть можно, только если иглой или зубочисткой, вот оттуда всегда грязи ковырнуть можно. Но нужно ли? Все „жизненно важные“ узлы и механизмы вычищены на совесть. Видно, оружие свое парень любит и заботится о нем.

— Когда магазины переснаряжал последний раз?

— В каком смысле? — явно не понял меня Толя.

— Ясно, — вздыхаю я, — значит, запомни, минимум один раз, а лучше — дважды в месяц, магазины нужно разряжать, дать полежать примерно сутки, и только потом снаряжать по новой. Иначе — слабнет пружина. Чем это чревато, пояснять надо?

— Не надо, не дурак — представляю.

— Молодец. Теперь, гляди сюда, — я вынимаю из подсумка свою „спарку“ магазинов, и кладу ее на стол рядом с его магазинами. — Разницу видишь?

— Вижу, — отвечает Толя, — у тебя горловины в одну сторону, сами магазины один выше другого и что-то между ними вложено.

— Снова молодец, — киваю я. — Два коробка спичек там вложены. А зачем, понял?

— Нет, если честно.

— Смотри, когда магазины смотаны „валетом“ как у тебя, то когда один к автомату присоединен, то второй горловиной вниз смотрит. А если ты при стрельбе им в землю ткнешься? Что, думаешь, всегда время почистить будет? Это, во-первых. Можно за что-нибудь неудачно цепанувшись, патрон „потерять“. Это, во-вторых. А в-третьих, при таком положении, как у меня, смена магазинов быстрее происходит, переворачивать не надо. А в бою это важно. И еще, когда сматывать будешь, горловины должны быть или на одном уровне, или у левого она должна быть выше, но не наоборот. Почему?

— Если наоборот, то выступающая вверх горловина правого магазина в предохранитель упрется и опустить его не даст, — покрутив мою „спарку“ в руках и даже приложив ее к автомату, отвечает Толя.

— Соображаешь.

— А спички-то зачем?

— Ну, в случае с „семьдесят четвертыми“ АК и АКС, или АКМ-АКМС достаточно и тонкой фанерки, лишь бы зазор между магазинами был, чтоб оба присоединить можно было. А вот если у тебя АК-103 или АК-74М, то зазор должен быть больше, потому что на них „ласточкин хвост“ [73] под оптику установлен. Вопросы?

73

«Ласточкин хвост» — боковое крепление на оружии под оптические прицелы российского стандарта.

— Да нету, вроде.

— Ну, тогда переделай, как у меня. Приноровишься чуток, поймешь, что так намного удобнее. Изолента вон, на подоконнике лежит, а вот спички или фанеру уже сам ищи, у меня кончились.

Толик согласно кивает, продолжая крутить в руках мои магазины, видимо, запоминая, как и что.

— Ладно, переходим к экипировке. „Горка“ есть?

— Нету, — беспомощно разводит мой напарник руками.

— Хреново. „Флора“ в горах накроется враз, слишком ткань тонкая. И капюшона нет, и водоотталкивающие свойства никакие. Что ж ты так?

— Ну, как тебе сказать… — начинает мямлить он.

— Как есть, так и скажи, у напарников секретов быть не должно.

— С деньгами у меня напряг, — понурив буйну голову, сознается он. — За „проводку“ деньги получил, номер вперед оплатил, долги раздал, и все. Теперь „на мели“ сижу…

— Ясно, — я встаю со стула. — Ну, тогда собирайся, пошли.

— Куда?

— К Старосельцеву. Тебе надо „горку“ и РПС взять, вместо вот этого безобразия, — я двумя пальцами приподнимаю с кровати Толин „разгрузник“.