Терской Фронт
Шрифт:
— Ты извини, что спрашиваю, — вновь начинает Убивец, — но что бы ты в таком случае назвал „прибыльным“?
— Вот если б я сюда приехал на „Лендровере-Дефендере“ с АГСом „тридцаткой“ на турели и с „шестьдесят девятым“ ГАЗоном на буксире, вот это было бы прибыльно.
Наемники дружно заржали над удачной, по их мнению, шуткой.
— И чего гогочете? — громко интересуюсь я, обводя парней пристальным взглядом. — Я, между прочим, абсолютно серьезно. „Ровер“ пришлось за Сержень-Юртом заминировать и бросить, он уже не на ходу был. АГС снять не успел, погоня на пятки наступала. А „козлика“ бородатые прямо
Смех, словно по мановению волшебной палочки, опять стихает. До народа, похоже, дошло, что я абсолютно серьезен. Такими вещами тут не шутят.
— Слушай. Чужой, если не секрет, что ж там за „неприбыльное личное дело“ было, что с него в таком виде возвращаются? — спрашивает кто-то из толпы.
— Не секрет, парни, — хмуро отвечаю я. — Товарищей боевых похоронить нужно было.
Лица вокруг сразу становятся серьезными. Что такое бросить без погребения на поле боя тело друга, тут понимают хорошо.
— А это? — глядит на груду оружия у себя под ногами Толя.
— А это, Анатолий, им вместо тризны. Был, говорят и у славян такой обычай, на могилах воинов их врагов в жертву приносить. Чтоб те им в загробном мире рабами были. Жаль только, — вздыхаю я, — много их, товарищей моих, там полегло, почти восемьдесят человек. А этих, всего шестеро, ну, еще у „Ровера“ двоих-троих „эфками“ побило. Рабов на всех не хватит…
— Восемьдесят?! — Костя снова изумленно почесывает бровь. — Что-то не припомню я такой крупной операции. Это когда ж было?
— Не могу тебе этого сказать, Костя. Да и не обо всех операциях потом известно становятся, о некоторых только через много лет узнают, а об иных — вообще никогда.
— Что да, то да, — соглашается Убивец. — Ладно, давай так, сейчас парни тебе помогут все до комнаты донести, приведешь себя в порядок, отдохнешь, выспишься. А с утра у нас с Кузьмой к тебе серьезный разговор будет.
— Договорились, — отвечаю я.
Минут через сорок я спускаюсь вниз, вяло, без аппетита ужинаю. С предложениями о „проставе“ ко мне никто не пристает. Услышав о восьмидесяти погибших, которых мне пришлось хоронить, народ сделал вывод, что состояние мое к празднику не располагает. Я сам подошел к Кузьме, и попросил его налить всем за мой счет водки. Парни и тут все поняли правильно — пили стоя, не чокаясь и не произнося тостов. За упокой… А потом снова прошу у Кузьмы гитару. Тяжко мне, душа разрядки просит и водка тут не помощник. Да и не любитель я крепкого алкоголя. Легонько пробегаю пальцами по струнам. Чего б такого сыграть? И вдруг, пальцы, будто сами вспоминают мелодию и мне только, и остается, что начать петь.
Запылился на полке парадный мундир, Точит моль золотые погоны, Нам досталось судьба защищать этот мир Вне закона, вне закона…Уже к середине второго куплета в довольно шумном зале повисла тишина. По большому счету, плевать, что Сергей Трофимов написал эту песню почти полвека назад. Все, кто сейчас сидел в этом зале, своей профессией выбрали войну.
Когда затих последний аккорд, еще секунд тридцать все молчали, а потом Кузьма пробасил из-за стойки:
— Сильно. А я уж думал, ее не помнит никто. Еще что-нибудь из него же можешь?
Я только кивнул, и снова запел.
Друзья давно начальники, а мне — не повезло, Который год скитаюсь с автоматом, Такое вот суровое, мужское ремесло, Аты-баты, аты-баты!Потом я пел „Блок-пост в акациях“, „Мертвый город, Рождество“, „Кукушку“, „Звезду по имени Солнце“, а когда устали поотвыкшие голосовые связки, то просто играл что-то из „Золотых баллад“ „Металлики“.
К тому моменту, когда я закончил импровизированный концерт и отложил гитару, народу в зале трактира существенно прибавилось. Кроме наемников за столами сидели какие-то местные. Причем не только молодые парни и девушки, но и люди вполне взрослые.
— Надо тебе почаще гитару подсовывать, — широко улыбаясь шепнул мне Четверть, когда я возвращал ему инструмент. — Вон ты как посетителей приманиваешь.
— Ага, — в тон ему поддакнул я, — заодно будем укреплять дружбу между наемниками и местным населением. Глядишь, десяток-другой таких концертов, и нас совсем бояться перестанут.
А за завтраком, когда я с удовольствием рубаю принесенное Зиной овощное рагу с мясом, ко мне за стол подсаживаются Убивец и Четверть.
— Слушай, Миша, — шумный и жизнерадостный обычно Кузьма говорит тихо и серьезно, — хочу вернуться к тому разговору, что мы вели после твоего возращения из СБ.
— Это по поводу работы на вас?
— Именно, — согласно кивает головой он.
— Ну, так я, вроде, тогда все сказал, в принципе — согласен, но все будет зависеть от того, насколько выгодные условия вы мне предложите. По вчерашнему опыту, — решаю я немного набить себе цену, — похоже, тут и в одиночку можно неплохо зарабатывать.
— Так один в поле не воин, Миша, — пытается приструнить меня бармен.
— А вот это, Кузьма, зависит от того, что за воин. Да и с нохчами я „стенка на стенку“ в чистом поле сходиться не собираюсь.
Поняв, что попытка припугнуть меня сложностями не удалась, Четверть немного сбавляет обороты.
— Это да, но, согласись, всегда проще и спокойнее, если кто-то надежно спину прикрывает.
— Согласен, поэтому можно и напарника подыскать. Думаю, после двух-трех рейдов, вроде вчерашнего, желающих много появится, — снова „подпускаю шпильку“ я.
Кузьма только разводит руками, как бы говоря: „Ну что ты с ним будешь делать!“ А в разговор вступает Убивец.
— Слушай, Миш, ну брось ты Ваньку валять, а! Это Кузьма у нас поторговаться любит, от купчиков понабрался. Бизнесмен, блин! Я человек простой, всех этих долгих разговоров не люблю. Короче, предлагаю тебе место в отряде. Поверь, в такой команде, как у нас, намного лучше, чем одному. Или ты с „безопасниками“ замирился уже? Или решил к военным податься? Тогда так и скажи, а то сидим мы тут, перед тобой распинаемся…