Тесселис
Шрифт:
— Не специально, — хмыкнул судья. — Ладно, разберёмся. Документ?
— Только аттестат Департамента…
— Передай секретарю Клорджжсс, для ознакомления судом, — сообщил судья.
И выговорил цвергское имя прям как они — лязгающе, металлически. У них все имена такие: или как металл лязгают, или как камень гремят. Или как огонь шуршат, но это редко — вроде как раз магеры цвергов, из родов с такимим, “пылающе-шуршащими” именами.
Цверга ко мне подошла, взяла аттестат и, важно шествуя, передала
— И посмотри, будь любезна, запросы-счета по нашему, — смерил он меня насмешливым взглядом, — преступнику.
Вот совсем не смешно, вообще-то! Грустно скорее, но не орать же об этом.
— Как прикажете, Ваша Честь, — чопорно ответила цверга, направившись к столику в уголке, с эфирным телеграфом и приёмником пневмопочты. — Есть запрос, ваша честь! От мистресс Бран Доумен, на имя гражданина Фиктора Хуманума, после выставления счёта мастерской “почтеннго Грлдррашдза”.
— Есть — так неси, — пожал плечами судья, рассматривая мой аттестат и бросив на меня взгляд.
Цверга какую-то бумажку до судьи донесла, а я понял, что до магера мне расти и расти, если получится. Потому что к бумажке я испытывал искреннюю ненависть, и если бы во мне была хоть кроха мистической силы — это бумажка превратилась бы в пепел. А бумажка исправно доставилась цвергой до судьи в целости. Тот на неё взглянул, задрал брови и аж присвистнул.
— Да уж, — выдал он после посвистывания. — И что с тобой делать прикажешь, парень?
— А вы меня послушаете, ваше честь? — осторожно уточнил я.
Понятно, что фигура речи, но в какой-то совершенно не прекращающейся, дурацко-мистической ситуации, с магерами-экспериментаторами, кусками непонятной памяти, не убившими, но судя по поведению судьи — губящими меня сидхами… В общем — теплилась надежда на чудо.
— Нет, — усмехнулся судья, растоптав эту надежду. — Но что с тобой делать — ума не приложу. Ты должен пять с лишним сотен ауресов, подданный Фиктор Хуманум, — даже с сочувствием озвучил он.
А я даже заорать “сколько?!!” не смог. Мне реально стало ОЧЕНЬ плохо, аж в глазах потемнело. Аренда моей комнатушки на несколько лет — сорок ауресов. У меня, на месяц жизни — полтора, и это довольно щедро… Пять сотен золотых это… да просто слов нет, мыслей, только в спасительный обморок и хочется упасть, в смысле проснуться от кошмара, в котором я оказался!
— Держись, парень, — ухватил меня за плечо полисмен, не дав сбежать в спасительный обморок.
И я скорее разозлился на него за это. Потому что — ну вот вообще непонятно, что делать. Таких огромных деньжищ у меня нет и не предвидится, в обозримом времени уж точно. Ценность я представляю разве что сам по себе, да и то — механик-недоучка. Разве что в должники и в бордель, где извращенцы, о которых чуть ли не в один голос рассказывали, пугая отстающих, преподаватели, пользуют тех, кто помоложе.
— Ладно, подумаем, — протянул судья Смитсон, посмотрев на меня если не с сочувствием, то хоть не злобно. — В долговую контрактную службу тебя… — протянул он, от чего у меня закаменела задница, опасаясь предстоящей незавидной судьбы, а сердце забухало в ушах, — я отправлять не хочу. Это — справедливо, это — закон! — важно воздел он палец. — Однако, ты признал вину. Не оказывал сопротивления. Вежлив и добронравен, недавно выпустился из уважаемого Приюта Камулодуна, — скорее убеждая себя, чем меня вещал судья. — Когда, кстати?
— Сегодня… Сегодня, Ваша Честь, — поправился я, стараясь не разрыдаться — ну вот совсем же плохо всё!
— Да уж… Ладно, есть у тебя вариант! — вдруг вселил он в меня слабенькую надежду. — Сайгхудры!
А я… ну немного отпустило, но именно немного. Сайгхудры — это военные Камулодуна. Не полисмены, берегущие покой и порядок, а именно военные, наёмники за деньги и привилегии. Не очень приятное место — смертность высока, условия службы — жёсткие. Сайгхудрами учителя тоже пугали, кстати. И не зря — одного пятнадцатилетнего контракта, который может разорвать только смерть (да и то — не всегда, может магер попасться, так что служить и дальше будешь, до конца контракта), хватает, чтобы в сайгхурды не стремиться. Но, в моём случае…
— А ты чего морщишься, Джонс? — вдруг поинтересовался судья у полисмена. — Для парня — выход неплохой. Да и сам ты служил.
— Потому и морщусь, что служил, Ваша Честь. Вы его аттестат видели?
— Видел. Хороший механик уже сейчас, такие в сайгхудрах пригодятся.
— При всём моем уважении — к сиддхам там механики не нужны. Боевые Инженеры — да, а механика в рядовое “мясо” направят.
— Может, и так, — пожал плечами судья. — Но в долговых контрактниках, с такой суммой долга, парню будет ещё хуже. Выжить, может, и выживет, что не факт. Но нужна ему такая жизнь? Что скажешь, Фиктор Хуманум?
— Я… лучше в сайгхудары, наверное… Ваша Честь.
— Вот, Джонс. А что там не сахар — ну а что, ты за него долг заплатишь?
— Не заплачу, Ваша Честь. Да и нет у меня таких средств. Но… — задумался, остановившись полисмен.
А на него с искренними чувствами смотрели все трое присутствующих. Я — с искренней (хотя и призрачной) надеждой. Судья — с искренним любопытством. А цверга — с искренним безразличием.
— Но? — наконец спросил судья, единственный кто имел право спросить, ну и кому было не безразлично из присутствующих.
— Да обратился ко мне на днях бывший сослуживец, — неуверенно, что для здоровенного полисмена смотрелось странно. — Спросил, не знаю ли я толкового механика помоложе, для обучения и помощи в трудах. Правда не знаю, может, и лучше в сайдгхударах…
— А ты толком скажи, Джонс. Раз уж мы принимаем некоторое… противоречивое участие в судьбе этого юноши, и даже задаём ему вопросы, — усмехнулся судья Смитсон, — то скажи. Если твой вариант, хотя ума не приложу — какой, ему будет интересен и решит проблему долга — я, судья Камелодуна, Смитсон Генри, не против, — величественно произнёс он. — Так чем занят твой бывший сослуживец и зачем ему помощник-механик?