Тест на профпригодность
Шрифт:
4.
«13% complete» – сообщил инженерный бот. Это был тот же самый бот, которого мучил чертежами Озолинг, этот бот вообще один на весь отсек, просто у каждого сотрудника свой терминал. Удобно, когда делаешь общее дело и требуется иметь под рукой самые актуальные данные. По той же причине медицинский бот был строго персональным, охранный – один на целую палубу, а командный бот – вообще единый на весь корабль.
Синтез зелёнки седьмая запустила в течение двух часов, из которых большая часть ушла попросту на ожидание сырья. Химзавод перенастроили, скопировав чертёж с прошлого аналогичного заказа, под это дело Димка невзначай
Процесс, который Димка расценивал, ни больше ни меньше, как забивание микроскопом гвоздей, шёл в автоматическом режиме под присмотром инженерного бота и пары лаборантов. Руководитель проекта, то есть сам Димка, бездельничал за терминалом и размышлял, что ему делать дальше.
Странную фразу «намазать лоб зелёнкой» он, по счастью, знал. От отца, который слышал её от деда. В его годы преступников, признанных опасными для общества, не отправляли в спорангий, давая шанс принести ещё в жизни немного пользы. Вместо этого их совершенно нерационально убивали, выстреливая в голову. Перед казнью мазали зелёнкой лоб, чтобы удобнее было прицелиться.
Димка эту историю принимал за анекдот. Такое расточительное расходование человеческого материала не укладывалось в голове. Да и предположение, что без зелёной метки палач с близкого расстояния не попадёт в голову, вызывало недоверие. Но Димка понимал, что с отцом на эту тему спорить смысла нет: он был родом из поселенцев Z-14, а сам Димка был слишком молод, то есть – ни один из них не жил в то время на Земле и не может знать, какие нравы царили тогда в этом удивительном месте.
Интересно, что напугало его больше, архаичная фраза или чёрные пятна на голове сказавшего её незнакомца? Димка чётко не знал. Спорангия он боялся с детства, до жути, до трясущихся пальцев. С того дня, как вместе со школьным классом пошёл на обязательный микотест, и капля крови на приборе врача высветила три ярких полоски. Одноклассники незамедлительно просветили, что это означает максимальную совместимость, а она, в свою очередь, – что скоро его отведут к одному из чёрных зомби, заразят спорами, которые прорастут в мозг и тоже превратят в тупого вонючего зомби с пустыми глазами и гниющей башкой.
Несколько минут спустя дверь приёмной главврача в конце коридора открылась и оттуда показались две человеческие фигуры. Одна – обычная, в белом медицинском халате. Вторая – неуклюжая, с круглым, раздутым как воздушный шарик серым пористым мешком вместо головы.
Внутри у Димки всё опустилось. Он понял: это за ним, истошно завопил и бросился бежать без оглядки, не слыша хохота довольных ровесников за спиной.
Конечно, на следующий день он пошёл в школу только под угрозой отца отволочь его туда силой. И не только потому, что стал посмешищем. Он боялся другого.
В школе его ждала большая разборка у директора, профилактические беседы с завучем и курс посещений психолога. Все в один голос убеждали, что половина рассказа мальчишек – заблуждение, а вторая половина вообще выдумана на ходу ради хохмы. Напоминали, сколько фильмов о дружбе двух цивилизаций смотрели в младших классах, сколько лекций выслушано уже в этом году.
Димка соглашался, верил. Он даже всерьёз заинтересовался темой и сам прочёл несколько толстых старых книг по истории контакта человека со спорангием. Но и после этого, зная, что превратиться в зомби без веской причины ему не грозит, с детским иррациональным страхом поделать уже ничего не мог. Люди, способные добровольно сунуть голову в мицелий, поражали его не меньше, чем ужасали истории о проросших – случайных или по приговору суда жертвах спорангия.
«Чистая ксенофобия!» – воскликнул бы любой практикующий психолог и был бы прав. Спокойно относиться к столь жуткой, противоестественной форме жизни удавалось среди людей не каждому. Особенно в первые годы после контакта, когда о спорангии было известно ещё меньше, чем сейчас.
Тех четверых, самых первых звездолетчиков спорангий и теперь просит считать настоящими героями, просто оказавшимися не готовыми к встрече. Но на Земле их долгое время называли совсем другими словами, среди которых «нарушители карантина» и «виновники вымирания» были наиболее мягкими и, можно сказать, лестными.
Землю в те годы населяли миллиарды людей (Димка плохо учил в школе историю и не помнил, сколько именно). Ещё столько же проживало в семи ближайших звёздных системах, до которых человечеству удалось добраться. Превращение четырёх космонавтов, возвратившихся из новой звёздной экспедиции, в чёрных зомби, поросших серыми нитями мицелия, человечество не сочло большой трагедией. Когда автопилот приземлил посадочный челнок и люди увидели, что выходит из жилой капсулы, проросших лётчиков сбили с ног, замотали в целофан и отправили в ближайшую военную биолабораторию.
Возможно, если бы хоть один из пилотов стал полноценным спорангием или сохранил способность разговаривать – дело не дошло бы до беды. Но простые проросшие умеют говорить только в присутствии хозяина, зато крайне ревностны в вопросах неприкосновенности. Спасательная партия наутро нашла вместо лаборатории радиоактивное пепелище, а весь выживший персонал почернел, словно обуглился, и покрылся тонкими белёсыми нитями.
Послевоенная доктрина выжившей части человечества гласила, что спорангий не опасен для людей и никогда не причинит вреда, если сам не подвергается агрессии. Действительно, Димка много раз общался с людьми, которые соприкасались с мицелием, но в зомби не превратились. Дело тут было не только в совместимости человека, но и в намерениях самого спорангия, который умел контролировать поведение не только недозрелых проросших, но даже отдельных спор.
Отец в их прежних частых вечерних беседах даже приводил в пример популярных политиков и развлекателей, у которых чем сильнее ожоги на голове – тем больше слава и круче карьерный рост. Димка из чистого упрямства возражал, что всё наоборот, рост популярности приводит к частым вызовам в спорангий. И хотя, за отсутствием жизненного опыта, не мог ещё объяснить себе цель таких вызовов, старался как можно больше держаться в тени, лишь бы оттянуть первый контакт со спорами, а лучше – не встречаться никогда совсем.
«14% complete» – сообщил инженерный бот. Бог ты мой, сколько времени? Через сорок минут заканчивался рабочий цикл, начиналась шестичасовка личного времени, а Димка так и не решил, что делать дальше.
За время рабочего цикла ему должно было хватить времени выпить кофе, успокоиться и попытаться логически обдумать ситуацию. На деле после десятой чашки медбот заблокировал ему доступ к автомату с напитками, трясущиеся пальцы промахивались мимо символов на терминале, а логика подсказывала только «этого не может быть» и «ты ничего такого не сделал».