Тэтэ
Шрифт:
— В случае чего?
— Если у тебя ничего не получится, ты рискуешь своей свободой. Придется тебе тогда ехать в Африку дрессировать крокодилов. Это серьезно, мой дорогой, — король хлопнул Василия по спине. — Ну не печалься раньше времени. — Ты умный парень. Думаю, ты справишься.
И он справился. Василий зашил Наде под правое ребро целый патронташ. Двенадцать зеркальных ампул.
— А почему двенадцать, Вася? — спросила Надя.
Он хотел ответить, что это просто так получилось. Но сам в этот момент поверил в это мистическое библейское число. Он сказал:
— Это твои двенадцать жизней.
А когда иммунная система Нади заработала, Василий схватился за голову.
— Ты была очень и очень сильно больна, Надя. — И непроизвольно добавил: — Шесть жизней понадобилось, чтобы победить твою болезнь. Шесть ампул было опустошено.
— Спид их выпил и сдох, — тихо сказала Надя.
— Да. Наверно, так это и было.
Она лежала под простыней в больнице, куда положил Надю ее отец академик. Василий просто боялся элементарной накладки типа заражения крови при операции вшивания ампул. Он очень волновался.
— Я ни разу не ходила в туалет, — сказала Надя через три дня. Она все еще не вставала с кровати и ходила в утку. — Это так должно быть? — прошептала она на ухо Василию.
— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил Василий. — Температуры нет? Озноб больше не бьет?
Два дня у Нади была температура сорок один, она потеряла сознание. Только приборы, соединенные множеством проводов с датчиками на всем теле Нади, показывали Василию, что все нормально. Хотя и ему иногда казалось, что Надя умерла. Все жизненные системы почти замерли. Как перед смертью. Только пульс был сто тридцать. А потом она действительно умерла. Как Джульетта. Как царевна, к которой ехал королевич Елисей. Только приборы показывали, что какая-то жизнь в этом теле еще есть. Только датчик, контролировавший гипоталамус, показывал, что жизнь еще здесь.
И вот она очнулась и уже три дня была в нормальном состоянии.
— Опусти руку вниз, — сказал Василий.
— Куда вниз? — спросила Надя. — Туда?
— Туда.
` Надя опустила руку и сказала:
— Там гипс. Я ничего не чувствую. А? Я ничего не понимаю. Что ты сделал?!
— Не бойся, ты женщина, но половых органов у тебя нет.
— Как у куклы? — спросила Надя.
— Да, — сказал Василий, — но я ничего не трогал. Это произошло само собой. Шифр Ферма изменил жизненную часть твоей ДНК.
— Изменился мой жизненный КОД?
— Да, ты другой человек. Я боюсь только одного.
— Чтобы ты не стала кикиморой. Жаль будет, если такая прекрасная дама пропадет, — добавил он.
— А ты не мог это заранее предусмотреть? Ты же гений, Вася!
— Как получаются лешие и кикиморы я пока еще не понял.
А потом Василия Мелехова забрали в армию. И он не смог проследить за дальнейшим выздоровлением Нади. В больницу пришла ее сестра и взяла все в свои руки.
Армия
Полковник Горюнов заперся в своем кабинете. К счастью в его дивизию не рвались проверяющие. Полковнику удалось списать несколько ракетных установок ИГЛА. Будто бы они сломались, так как отслужили свой срок. Ему разрешили переделать их в учебные. А на самом деле ракетными установками еще можно было пользоваться.
И все же комиссия приехала. У ворот части остановился ШЕСТИСОТЫЙ. Кто бы это мог быть? Когда полковник узнал, что это московский фээсбэшник, с которым они встречались в Мумии, то передал на Первый Пост, чтобы не пускали.
— Совсем оборзели! — громко сказал он, ни к кому персонально не обращаясь. Какой-то, блядь, майор прется прямо в мой штаб. Хуй вам! Не пускать!
— Он говорит, что к Вам по личному делу, — сказал дежурный капитан с Первого Поста.
— Как ты говоришь его фамилия?
— Литовский.
— Литовский? — Полковник потер лоб. Он переспросил: — Литовский или Литовская?
— Одет, как мужик, — ответил дежурный.
— А при чем тут одежда? Ты проверь удостоверение.
— Он не дает в руки. Как я проверю? Вдруг он потом меня в каталажку закатает? — ответил дежурный.
— Я тебя сам раньше закатаю, — сказал полковник.
— Ну да, это тот хуй из Москвы. Тогда в Мумии он тоже сначала представился майором Литовским. А потом оказалось, что это Литовская. Как уж она там говорила? Как уж его звать-то не помню… — И добавил: — По личному говоришь?
— Да, — подтвердил капитан.
— А ты намекнул ему, что по личным вопросам я принимаю в банкетном зале этой самой Мумии?
— Да все сказал, — ответил капитан.
— Ладно, — полковник щелкнул пальцами, — пропусти. — И добавил: — Без моего прямого указания не выпускать ни в коем случае. Ты понял?
— Ты понял?
— Так точно.
— Хорошо понял? — спросил еще раз полковник и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Литовский вошел и сразу весело спросил:
— Ну ты чё, Виктор Алексеевич, забаррикадировался?
— Я? Да нет, ты что? Я просто сначала не мог понять, кто это тут ко мне ломится. — Он тоже хохотнул.
— Для ваших офицеров я лучше буду майором Федором Литовским, — сказал вошедший. И продолжал, не давая полковнику спросить, чем это лучше: — А то вы понимаете, шуры-муры. А я это не люблю.
Они сели обедать в офицерской столовой. Правда, в отдельном кабинете командира дивизии. Принесли сочные говяжьи стейки, накрест политые красным соусом.
— У тебя здесь служит… — начал Литовский, но Горюнов прервал его.
— Да у меня здесь многие известные люди служат.
— Я говорю про еду, — указал ножом Федор Литовский на стейк. — Как в настоящем кабаке.