Тётя Мотя
Шрифт:
Да не, какие там женщины. Их же в Древнем Китае и за людей-то не считали. Он вспомнил, как читал на днях веселенький текстик на сайте фанов Азии про браки в Древнем Китае — там и знакомились-то только во время свадьбы. Жених и невеста обычно не знали друг друга до.
А какая разница? Все равно девчонки были так воспитаны, что любая становилась отличной рабыней. Там же было написано, что женскую фигурку в иероглифах обычно изображали на коленях. Ну, че, сосущей, что ль? Между прочим совсем неплохо. Коля сделал еще один большой глоток и почувствовал, как расслабуха мягкой волной наконец начала накрывать его, сладко зевнул, потянулся и отправился обратно в комнату, чтоб завалиться на диван и под остатки посмотреть
«Тому, кто питает всеобщую любовь, приносит людям пользу, небо ниспосылает счастье». Коля перечитал это место столько раз, что даже запомнил его близко к тексту. Вот каков был этот путь — любовь к другим и польза для других. Вот где Мо поставил кисточкой свой размашистый черный крестик. Но любовь у Мо была все-таки не совсем понятная, «всеобщая» — это как? Ко всем, что ли? Ну, явно не к бабе.
Про эту всеобщую любовь Мо говорил, что все беспорядки в мире возникают именно потому, что между людьми ее дико мало, в общем, странная это была любовь, типа дружеская, что ли, или к родителям, или между согражданами, так сказать, а вовсе не любовь между мужчиной и женщиной. Коля отхлебнул еще и улыбнулся. Вот бы и сейчас так. Что бабы? Лучше б было, как тогда. Чтоб их как бы и нет. Что от них ничего особо и не зависит. Стоят себе на коленях… Реклама все не кончалась, Коля нажал на другой канал и попал на какие-то документальные кадры — театр, кресла, пустая сцена, музыка. Он сделал погромче, пел Высоцкий. Отец его был большим любителем Владимир Семеныча, крутил его все Колино детство, но отчего-то именно эту песню, которая сейчас звучала, Коля услышал уже взрослым, у отца ее просто не имелось. Это потом папаня собрал все, целая полка дисков стояла у него дома. И хотя таким свихнувшимся на Высоцком Коля, конечно, не был, но, попадая на него, дослушивал всегда до конца. В звучавшей сейчас песне Семеныч обещал всем принести райских яблочек, нормально, но песня была дико грустная и все-таки, как всегда, заворожила. Этот невысокий сутуловатый человек с отчаяньем в глазах про любовь как раз не молчал и про жену тоже.
…Мне чтоб были друзья и жена чтобы пала на гроб…Отчетливо и безрадостно пел он, и на этих словах Коле стало страшно больно, он отставил пиво, сжал кулаки, но все-таки дослушал до самого «ты меня и из рая ждала». Сделал последний судорожный глоток из бутылки, всхлипнул, выключил телик, с размаху бросил пульт на диван и снова пошел на кухню. Он знал, лучше этого не делать, завтра будет болеть голова и встать будет трудно, но песня слишком его задела, да и на работе сегодня был полный бардак, и в стрелялку он, похоже, переиграл, перед глазами бежали какие-то коричневые точки, и вообще все последнее время, последний месяц (год? пять?) ему было тяжело. Почему? Почему ему было ТАК тяжело? Даже кайт не избавлял от этой тяжести до конца… Он уже откручивал крышечку и сделал два глотка прямо из горлышка. Отщипнул кусок горбушки Бородинского, заел, подышал чуть-чуть и добавил.
Вскоре Коля уже шагал в Мотину комнату, Мотя, рассеянно моргая и вдыхая густой запах спирта, понимала: опять. Несколько раз в год Коля напивался. Всегда неожиданно, всегда случайно, чаще с кем-то из ребят. На этот раз один, похоже, не так сильно, как обычно — но почему, почему именно сегодня?
— Я хотел сказать тебе спасибо, — бормотал Коля, усаживаясь к ней на кровать и беря
Ах, вот в чем дело! Она видела в темноте, как он пьяно улыбается.
— Я хотела тебе завтра или послезавтра даже сказать.
— Да? А я нашел сегодня.
Тетя смотрела, как он стягивает футболку, расстегивает джинсы, снимает, тря ногу об ногу, носки.
И зачем она только купила ему это пиво? Хотела же припрятать до субботы, порадовать в выходной, но забыла, оставила на видном месте!
— Коля, сколько времени, ведь уже ночь, да? Что ты не спишь? Завтра тебе на работу, — говорила она сонно, отворачиваясь от тяжелого запаха и щурясь на экранчик мобильного. Было не так уж много, 00:28, тем не менее она давно спала, Коля разбудил ее. Она знала: сейчас спрашивать, намекать или прямо уговаривать его бесполезно.
Пьяным муж становился страшно добрым, невероятно ласковым, но и не отступал никогда. И еще в нем внезапно просыпался дар речи, он говорил, говорил не останавливаясь — но лучше б молчал! Потоки его настойчивой нежности с удушливым привкусом перегара уже обрушивались на Тетину голову, плечи, грудь. Иногда он даже нравился Тете таким, если бы только не запах и эта напористость, и еще если б не матерился…
А Коля уже говорил, уже завел свою пластинку и сбивчиво жаловался ей, превратившись в несчастного мальчика, которого пустили наконец к маме.
— Если бы ты знала, как я тебя люблю, как мне никто-никто не нужен, — жалобным голосом говорил он, больно разминая ей своими большими ладонями грудь, тыкаясь влажными губами в шею и подбородок. — Сколько баб на работе, одиноких несчастных баб, и стоит мне, ты знаешь, е, стоит мне только посмотреть в их сторону, больше ничего вообще не надо, им не надо даже подмигивать, епт, за ними не надо ухаживать, они все твои, и их не одна, не две, понимаешь. Это такие одинокие, опасные антилопки, — Коля хохотнул своей шутке. — Но бывает и безопасный секс, да? Приподнимись-ка вот тут немного, вот, умница, умница моя… И ведь многие так мечтают. Потому что у кого и есть муж, тоже ж нет счастья, счастья нет…
«Да. Я это знаю!» — хотелось крикнуть Тете, сбросив его с себя, неподъемного, влажного, но она молчала и только отворачивалась от дыхания непереносимого.
— Они тоже хотят, хотят… не, необязательно трахаться, иногда даже нет, но просто участия хотят, моего. Меня хотят. Куча! Баб! Ёпт! Все! Меня!
Он прерывался, дышал все чаще, наконец резко всхлипывал и медленно сползал с нее, ложился рядом. Некоторое время лежал молча, отдыхал, приходил в себя, но, увы, не засыпал и вскоре начинал снова. И алкоголь ничему не мешал.
— А у китаез, знаешь, я тут вообще выяснил. У них вообще на свадьбе только знакомились, раньше даже не знали друг друга…
— У нас тоже так было. Родители обо всем договаривались, — против воли поддерживала Тетя разговор.
— А мы как познакомились, помнишь? Я ж тогда сразу запал, как первоклассник. Ты смеялась так, и вообще… Лешка, помнишь, на свадьбе был, говорит, на жену уже не стоит у него, а мне с тобой отлично. Мне никто, кроме тебя, не нужен, слышь! — он поворачивался на бок, лицом к ней, приподнимался на локте. — Потрогай здесь, вот потрогай, — он брал ее руку, тянул вниз. — Видишь, опять?
Она покорно вздыхала.
— Они хотят меня, а я тебя, всегда. А вместо этого, вместо чтобы позвать культурно мужа, ты выключаешь свет. И что мне делать? Вот и играю в эти игры, в этот бляцкий Doom, ох, скольких я сегодня положил. Выпустили третью версию, я уж состариться успел, а Крюк принес сегодня, но они затянули не по-детски, только ад сейчас прохожу, и черти такие стали дурацкие, уши им нарисовали, мне в первом больше нравилось, и фонарь теперь, когда держишь, пушку уже не можешь… — тут Коля снова прервался и стал поворачивать к себе Тетю.