Тетя Жанна
Шрифт:
— Ты был очень дружен с ней?
— Какое-то время — да.
— Вы бывали вместе на людях?
Он повернул голову, словно пытаясь угадать ее мысли:
— Да.
— Сколько времени прошло с тех пор?
— Два года. Почти два года.
— Пойдем со мной, Анри.
Она отвела его в маленькую гостиную, откуда можно было видеть часть коридора. Это была гостиная в стиле Людовика XVI, освещенная настенными лампами в форме свечей. Анри пошел за Жанной неохотно и остался стоять, держа руки в карманах халата, уставившись взглядом в пол, с побагровевшим лицом, словно в преддверии давно ожидаемого неприятного испытания.
— Я хочу всего лишь задать тебе вопрос-другой, с глазу на глаз, потому что, если мы хотим помешать Мад уехать, необходимо, чтобы я во всем разобралась. Или нет: полагаю, ты предпочел бы, чтобы я тебя ни о чем не спрашивала. Я тебе лучше сама скажу, что думаю, а если ошибусь, ты поправишь меня.
— Она сейчас спустится.
— Она не сможет уйти из дома, не пройдя через коридор, и мы ее увидим. Когда два года назад Мадлен начала ходить с тобой, тебе было семнадцать лет. Ей, стало быть, пятнадцать. Мне кажется, что в то время ты еще не брал машину своего отца.
— Нет.
— Куда же идете.
— В кино или ездили на машине с моими друзьями.
— Значит, эти друзья старше тебя?
— Да.
— В ту ночь вы ехали вчетвером — двое парней, две девушки. Должно быть, все происходило почти так же, как и два года назад. Вероятно, твоя сестра хотела держать себя с парнями свободно, как девушки, которых ты катаешь, держатся с тобой?
— Я этого не хотел.
— Не сомневаюсь. И, поскольку она чувствовала, что тебе это не нравится, она стала выходить из дома без тебя.
— Уже около года.
— Ты знаешь ее друзей?
— Не всех.
— Держу пари, что они не твои ровесники.
— Нет.
Уши его стали пунцовыми, ему предстояло пройти через самый мучительный в жизни момент; момент, который он часто переживал в кошмарах.
— Они более взрослые мужчины, верно ведь? Может быть, даже женатые? И безусловно в ящиках шкафа твоей сестры лежат какие-то вещи, которые она скрывает, подарки, которые ей делали и которые она предпочла бы не показывать родителям?
— Как вы это узнали?
— Это все, Анри. Ты можешь подняться в свою комнату, Или лучше, если ты боишься, что Мад станет упрекать тебя за то, что ты предупредил меня, подожди внизу. Только когда она спустится, оставь нас одних.
— Не знаю, правильно ли я сделал, сказав вам…
— ТЫ сделал правильно.
— Конечно, вы должны так сказать, но…
Она собиралась снова взяться за работу, когда он пришел к ней; теперь он был лихорадочно возбужден. Словно оттуда, где они находились, их могли услышать в кухне, он попросил смущенным голосом:
— Можно вас еще на минутку?
Она пошла за ним; он привел ее в самый дальний угол маленькой гостиной, где долго сидел молча, не осмеливаясь поднять на нее глаза. Он пытался набраться храбрости, чтобы наконец-то высказать нечто главное, но это было очень трудно, а Жанна помогать ему не стала. Наконец, переплетя пальцы, он пробормотал едва слышно:
— Все было не совсем так, как я вам сказал.
— Ты мне ничего не говорил. Эго я все время рассказывала тебе, что пыталась разгадать.
Он прислушивался, охваченный ужасом от мысли, что его сестра вот-вот может спуститься и будет общаться с теткой еще до того, как он все расскажет.
— Два года назад я насмехался над ней.
— Почему?
— Потому что она всегда оставалась дома одна или была с какими-то занудными подругами. Когда я возвращался, я нарочно рассказывал ей, как мы славно развлекались, даже если это было не так.
— Ты ей все рассказывал?
— Не все.
— Понимаю.
— Во всяком случае, не сразу. Я говорил ей, что она недотрога, что она останется старой девой.
— А ей было пятнадцать лет?
— Я был дураком и еще не понимал, что делаю.
— Согласись, как раз сейчас ты наконец понял, что она просто девушка.
— Примерно так. А тогда она стала спрашивать меня, почему я не беру ее с собой.
— И что ты ответил?
— Что это не для нее, не для сестры.
— Она поняла?
— Нет. Я объяснил ей, что она никогда даже не обнималась с парнями, а мы в нашей банде все этим занимаемся. Не знаю, зачем я это сказал. У меня будто потребность какая-то была говорить эти вещи. Я называл ей имена моих подружек, которые позволяли делать с собой все что угодно, а она возмущалась и называла меня вруном. Тогда я рассказал ей все подробно.
— Все детали?
— Почти. Кроме самых грязных. Потом у нее вошло в привычку расспрашивать меня. Когда я поздно возвращался, она поджидала меня в моей комнате, сидя в темноте. Однажды она заявила:
«Я хочу, чтобы в следующее воскресенье ты взял меня с собой».
Я был сбит с толку и пытался ее отговорить:
«Ты же знаешь, что должна будешь делать все, что делают другие».
«Но ты ведь утверждаешь, что все мои подруги этим занимаются! «
«Не все! «
«Большая часть. Это одно и то же».
Никто, тетя, никогда не узнал об этом; поверьте, мне это часто мешало заснуть, я чувствовал, что это кончится плохо, а теперь, когда я думаю об этом, меня охватывает страх. Не знаю, как я мог поступать так. Правда, я тогда был всего лишь мальчишкой.
Она не улыбнулась.
— В конце концов я взял ее с собой. Честное слово, сначала-то я не предполагал, что она будет вести себя, как другие. Всегда кажется, что с сестрой будет по-иному.
— А по-иному не получилось, — медленно произнесла Жанна.