Тевтонский орден
Шрифт:
Обычаи пруссов напоминали обычаи их прибалтийских соседей – ливонских и литовских племен. Правящим классом были знатные воины, которые жили военной добычей, охотой и тем, что производили их рабы. Свободные люди жили охотой и земледелием, что давало им опыт во владении оружием и ощущение границ племенной территории. Существовали немногочисленные жрецы, ремесленники и купцы, а также рабы, занимавшиеся земледелием. Родовые общины организовывали общественную жизнь, собирали войска и следили за правосудием. Таким образом, положение человека в обществе определялось в основном его происхождением.
В течение долгого времени пруссы были известны своим дружелюбием и гостеприимством, но нападения скандинавов и поляков изменили их. Подобным образом простое почитание природы, которое было в прошлом, эволюционировало в нечто сходное с христианством, с упором на почитании личности отдельных богов, таких как Перкунас, который обладал некоторыми качествами бога войны.
В отличие от курляндцев и эстонцев пруссы, кажется, не занимались пиратством. Они постепенно увеличивали границы своей территории в западном направлении, в сторону бассейна Вислы, хотя эта местность была значительно опустошена набегами викингов еще до их появления. Почти нет свидетельств, что в это время совершались набеги пруссов на соседей за скотом или рабами, хотя это было в порядке вещей в Ливонии и Литве; с другой стороны, почти нет свидетельств о политической активности или войнах в эти годы [13] .
13
Едва ли об этом можно что-нибудь утверждать определенно. Однако националисты всех мастей редко колеблются, настаивая на своей правоте, во что бы они ни верили. Они не сомневаются, что для их убежденности имеется достаточно оснований. А до какой степени основательны их заявления, то кому не знать, как специалистам по малоизвестным языкам этой местности, прошлым и нынешним. Существуют многочисленные источники более позднего времени, когда поляки, немцы и папские легаты обменивались письмами, докладами и договорами, а летописцы составляли поразительные хроники. В XIX веке хорошо подготовленные историки начали составлять грамотные описания той эпохи и публиковать подготовленные к печати сборники первоисточников. Увы, некоторые из этих политизированных трудов по истории были не более чем полемическими публикациями, но в конце XX века ученые начали преодолевать некоторые из наиболее очевидных политических предубеждений, по крайней мере начав признавать альтернативные толкования событий.
Судавийцы, безусловно, были воинственны, но их земли граничили с литовскими, а этот народ был еще более воинственным, так что, возможно, судавийцам пришлось научиться военному искусству, хотя бы для того, чтобы защитить себя. Военная ситуация в этой области значительно отличалась от ситуации в других областях Пруссии. В то же время воинственность племен Кульма и Погезании могла быть вызвана одним только военным натиском со стороны Польши и Помереллии.
Клан правил сурово и дальновидно, а общественное положение человека и его сила были, наверное, более важны для того, чтобы поддерживать «справедливость», чем рассмотрение жалоб. В этом смысле прусская система правосудия была столь же несовершенной, как у поляков или немцев. У них система правосудия в то время основывалась на личной силе и поддержке родственников и зависимых людей. Кланы защищали своих людей от несправедливости, угрожая отомстить их врагам. Если клан терял своего человека в бою, его родственники должны были убить того, от чьей руки он погиб, или, что более вероятно, кого-нибудь из его родни. За меньшее преступление требовалась компенсация. Совет племени отвечал за решение споров, и, так как он состоял из старейшин кланов, его решения обычно признавались. Совет встречался регулярно, чтобы обсудить вопросы правосудия, совместных действий и проведения религиозных праздников. Он располагал определенной властью, чтобы призывать к порядку непослушные кланы, но, по-видимому, применялась она нечасто.
Нравы пруссов были столь же странными для тех, кто писал о них, как и христианские обычаи – для пруссов. Выпивка была таким же национальным развлечением, как и у соседей – славян, скандинавов и германцев. Пиршествами отмечались свадьбы, похороны, рождение детей, религиозные праздники и встречи почитаемых гостей. Хозяин передавал чашу с хмельным питьем по кругу гостям, женщинам, сыновьям и дочерям и даже слугам, пока все не напивались допьяна. Этим подчеркивалось обоюдное доверие и дружба. Из алкогольных напитков пруссы знали только медовуху, изготовляемую из меда, и кумыс, который делали из молока кобылиц. Так как девочек часто убивали вскоре после рождения, женщин у пруссов было мало, и отцы могли запрашивать за своих дочерей большой выкуп. Тем не менее практиковалась полигамия, и знатному человеку полагалось иметь несколько жен и наложниц. Из этого возникала потребность набегов на соседние земли за пленницами. Такое сочетание покупки невест и охоты за пленницами, вероятно, снижало статус женщин в прусском обществе. С другой стороны, это могло и повышать роль жен из родного племени. Существуют свидетельства о том, что иногда женщины играли важную роль во всех слоях общества, но об этом не говорилось открыто.
Местные ярмарки вряд ли можно было назвать торговыми центрами или даже маленькими городками, но все же пруссы не были полностью изолированы от остального мира. Они располагали очень ценным природным богатством – у них был янтарь. Известный еще в Древнем Риме, Вавилоне и Египте, гладкий и блестящий, он был желанным товаром для купцов с незапамятных времен. Эта окаменелая смола хвойных деревьев в любой форме, обработанная или нет, служила материалом для украшений. Кусочки дерева или насекомые, заключенные в ней, делали янтарь даже более привлекательным, чем обычные драгоценные камни. Кроме того, янтарь находят лишь в нескольких местах в мире, но ни одна из его разновидностей не может сравниться с балтийской по своему качеству. Таким образом, за прусским янтарем сохранялась слава редкого, таинственного и дорогого товара.
О жизни пруссов сохранилось множество любопытных историй. Знатные люди регулярно мылись в специальных строениях, чем-то похожих на сауны, в то время как простолюдины совершенно избегали мытья. Одни пруссы считали, что белые лошади приносят несчастье, другие приписывали такую особенность черным лошадям. У пруссов не было календаря: всякий раз, когда им нужно было созвать собрание, они рассылали палки с зарубками по числу дней, оставшихся до собрания. Германцы отмечали, что у пруссов в обиходе отсутствуют специи и мягкие постели. Жилища пруссов были рассеяны в лесах, окруженные полями, но всегда невдалеке от убежища – бревенчатого укрепления. Эти люди существовали в условиях примитивной цивилизации, но их нельзя причислять к тем, кого, вслед за Ж. Руссо, называют «благородными дикарями». Простая и воинственная природа этих людей наряду с непроходимыми лесами и болотами, где они обитали, позволили им сохранять независимость и своеобразные обычаи еще долгое время после того, как их польские и русские соседи приняли христианство и основали великие королевства.
Размер территории, заселенный пруссами, ограничивался главным образом тем, насколько клан мог обеспечить защиту своих людей. Главные крепости были центрами хозяйственной деятельности племен и самыми надежными убежищами в случае нужды. Меньшие крепости отдельных кланов были способны защитить людей от незначительных набегов, но могли и быстро пасть под натиском крупного нападающего войска, вот отчего в минуты серьезной опасности люди оставляли эти небольшие укрепления и спешили в потайные укрытия в лесах. Конечно, бросать дома, урожай и скот было в высшей степени нежелательно. Если крепость клана была слишком далеко от остальных кланов, чтобы быстро получить помощь, клан мог при необходимости отказаться от нее или перейти в безопасное место; если же клан становился достаточно многочисленным, чтобы не нуждаться в поддержке, он мог превратиться в новое племя. Кажется, не существовало каких-либо предписаний для заключения брака внутри или за пределами групп, а также для исполнения каких-нибудь функций, помимо военных и религиозных. Отдельные знатные люди клана и его старейшины, по-видимому, не были связаны с какой-то особой ответственностью за клан.
Независимость действий была настолько характерна для этого народа, что путешественник раннего Средневековья Ибрагим ибн Якуб отмечал, что в бою прусский воин не ждет помощи от своих товарищей, но бросается в битву, размахивая мечом, пока враги его не повергнут. Это бесстрашное поведение, сходное с поведением берсерка, было, по-видимому, свойственно лишь представителям знати. Существуют многочисленные свидетельства, что простой прусский воин, сталкиваясь с превосходящим противником, ускользал в лес, покидая своих соратников, чтобы самому как-нибудь спастись и уцелеть для битвы на следующий день.
Вооружение обычного воина было крайне бедным, так что можно считать, что он был практически безоружным. Дубины и камни, которыми были вооружены простые ополченцы, были хороши для засад и при обороне укреплений, но не давали воину достаточной уверенности, чтобы участвовать в ожесточенной схватке с врагом, у которого был и конь, и доспехи, и меч. Такой бой был уделом знатного воина из легкой конницы, который располагал мечом, копьем и был защищен шлемом и кольчугой. Его вооружение было немного легче, чем снаряжение западных рыцарей, и лучше подходило для болотистых, лесистых низин и заросших густым лесом холмов их родных земель. Скорее всего, прусская знать не стала бы пользоваться западным вооружением, даже если им было бы легче его добывать.