Тевтонский орден
Шрифт:
Бальке в первую очередь взялся за разрешение проблемы, уже два года беспокоившей руководство ордена. Нужно было уточнить условия, на которых князь Конрад наделил рыцарей землями. Кульм был занят противником, и магистру рыцарей в Пруссии приходилось изыскивать собственные источники для ведения кампаний по усмирению язычников. Это можно было понять. Но он, конечно, не мог согласиться, что после того, как Кульм будет завоеван, он перейдет в руки епископу Кристиану и князю Конраду. Короче говоря, для чего тогда тевтонским рыцарям оставаться там и защищать эти земли от пруссов-язычников? Бальке отправился к епископу и князю и поведал им о событиях в Венгрии. Да, заявил он, орден прислал войско и готов защищать князя и епископа, их земли и их подданных, но за это тем придется платить. Он потребовал (конечно, вежливо и, без сомнения, жестко) для ордена независимости большей, чем пожалованная императором в Золотой булле в Римини в 1226 году, и не соглашался на условия, которые предлагали князь и епископ. Условия, которых он добился, до сих пор являются предметом споров между немецкими и польскими историками, но, как бы то ни было, пожалования были достаточными и удовлетворили Великого магистра и Великий капитул, которые не раз обсуждали этот вопрос.
Довольно скоро армия крестоносцев, состоявшая из немцев, поляков, померелльцев и местного ополчения, опустошила районы западной Пруссии. А летом 1233 года около десяти тысяч человек приняли христианство, быть может воодушевленные возможностью увидеть частицу истинного креста Господня. Они построили крепость у Мариенвердера, в центре Помезании на притоке Вислы, примерно на полпути между Торном и морем. Зимой этого же года для совместного вторжения в Погезанию к крестоносцам присоединились князь Свентополк и князь Самбор из Помереллии. Когда язычники выстроили войско, чтобы дать крестоносцам бой на льду реки Сиргуны, появление в тылу померелльской конницы обратило их в бегство, перешедшее в бойню.
В большой наступательной кампании 1236-1237 годов большую роль сыграл граф Мейсенский. Сначала он построил большие парусные суда, затем разбил и потопил ладьи язычников, вышедшие ему навстречу, и, наконец, отправил своих воинов вниз по течению, чтобы ударить на врага с тыла. Погезанское ополчение вышло на битву, но бежало, заслышав звуки труб войска графа (в своем тылу, как им показалось). Ясно, что пруссы не хотели противостоять тяжелой кавалерии, тяжелым арбалетным болтам и дисциплинированной пехоте. Если бой шел на западный манер, то пруссов просто сметало с поля боя. В лесах и болотах язычников тяжело было даже отыскать, особенно летом. Но зимой – в сезон войны, по которой крестоносцы стали специалистами, им легче было найти язычников в их укрытиях.
Каждый год небольшие армии крестоносцев приходили в Пруссию, и каждый год владения ордена увеличивались. Многие из крестоносцев были поляками, и все участники этих походов понимали, что без постоянной поддержки Пястов и князей Помереллии добровольцы, приходящие из Германии, вряд ли бы могли сделать что-то большее, чем обеспечить гарнизоны уже построенных замков. Почему же, хотя полякам отводилась такая большая роль в этих крестовых походах, именно тевтонские рыцари играли столь важную роль?
Ответ заключается в том, что польские и померелльские крестоносцы каждый год возвращались домой. Сначала они уходили только при наступлении плохой погоды осенью, дожидаясь поры, пока снова начнутся длинные дни короткого лета. Но с течением лет активный вклад польских рыцарей в крестовые походы постоянно уменьшался. У князя Конрада были проблемы на границах, князь Свентополк враждовал со своими братьями, и в конечном счете все польские Пясты смертельно враждовали друг с другом. Ни один из этих феодальных властителей, ни один епископ не имели средств, чтобы поддерживать силы для оккупации прусских земель. Эта задача, как и в Святой земле, предназначалась Тевтонскому ордену. Давшие обет, безбрачия рыцари, связанные клятвой бедности и послушания, были готовы нести службу и в дождливый сезон, и длинными зимними ночами. Светские рыцари, предпочитавшие горячую выпивку и прохладную женщину (или наоборот), совершенно не желали патрулировать темные тропы в лесах или стойко переносить морозный ледяной ветер на сторожевой башне.
Чтобы быстрее освоить покоренные территории, тевтонские рыцари селили на свободные земли в Кульме добровольцев из Польши. Кроме того, в эти годы они привлекали горожан из Германии, чтобы те основывали ежегодно новый город. Права горожан были гарантированы Кульмской хартией 1233 года. Эти иммигранты были немногочисленны, но их стало больше к концу XIII века и еще больше в XIV веке. Значительную часть войска составляли прусская знать и ополчение. Они служили соответственно в кавалерии и пехоте (первых часто называли, не совсем правильно, «местными рыцарями» [17] ).
17
Представители местной знати редко могли позволить себе нести воинскую и административную службу круглый год. Да и в ордене не хотели распылять возможные доходы от налогов, создавая класс светских рыцарей. Магистр раздавал небольшие феоды, большинство из которых были маленькими наделами в Кульме, предназначенными польским рыцарям. Магистр назначал кого-нибудь из членов ордена обучать местное войско и руководить им. Известные как «протекторы», эти члены ордена жили с налогов, собираемых местными общинами, и обычно свободно говорили по-прусски, а также хорошо понимали местные обычаи.
Когда в их распоряжении оказывались дополнительные силы крестоносцев из Польши и Германии, рыцари ордена, ставшие знатоками местной топографии и обычаев, водили войска вниз по Висле и вдоль побережья, захватывая одну прусскую крепость за другой. Происходили и другие события, вносившие разнообразие в течение дней: в 1237 году в состав ордена вошел ливонский орден Меченосцев (см. следующую главу), таким образом, на тевтонских рыцарей легли дополнительные обязательства в Ливонии, отвлекающие часть людей и ресурсов на север; затем папа Григорий IX отлучил от церкви императора Фридриха II, начав долгую и кровопролитную войну, расколовшую германские земли. В 1241-1242 гг. нашествие монголов опустошило Галицию, Волынь, Венгрию и Польшу, так что эти еще недавно полные сил государства уже не могли более оказывать военную помощь в крестовых походах. И в 1240 году Свентополк из Помереллии объединился с мятежными пруссами в попытке изгнать орден с земель, которые хотел сделать своими. Это событие – Первое прусское восстание – создало серьезную угрозу ордену, но в итоге Свентополк был вынужден сначала заключить перемирие, а потом и капитулировать, после чего прусские племена заключили с орденом договор, дававший им значительную независимость в повседневной жизни.
Тем временем силы ливонской прецептории ордена продвигались на юг от Риги. Казалось, что они на грани значительной победы, когда в 1250 году Миндаугас Литовский принял католичество, лишив орден повода для нападений на страну. Хотя некоторые критики Тевтонского ордена видят в рыцарях лишь жадных до земель разбойников, в этом случае они отказались от возможности захватить большие территории, чтобы сделать одного из величайших врагов христианства сильным союзником [18] . Вскоре после этого прусское сопротивление пошло на убыль, к тому же в 1256 году король Оттокар II Богемский, самый сильный и, пожалуй, единственный лидер в Священной Римской империи, повел в Самландию армию столь сильную, что местные жители поняли тщетность сопротивления. Вскоре после этого в 1257 году жители Самогитии просили двухлетнего перемирия, чтобы сделать свой выбор. Крестоносцы дали им этот срок, уверенные, что интересы самосохранения заставят их врагов принять, хотя бы формально, истинную веру. Казалось, что христианство одержало триумфальную победу в Прибалтике.
18
Миндаугас, правда, обещал ливонскому магистру Самогитию, но эту землю литовский вождь мог дарить, не раздумывая,– его все равно не признавали там как правителя.
Энтузиазм крестоносцев по поводу мирного обращения язычников должен заставить задуматься тех, кто не может провести различие между средневековым сознанием и современными идеологиями расизма и национализма, или тех, кто предпочитает думать, что рыцари намеревались уничтожить население этих областей, чтобы заселить эти территории немецкими иммигрантами. Однако пока непохоже, что тевтонских рыцарей будут судить объективно, не изымая из исторического контекста большинство их высказываний и действий. Подобно большинству человеческих организаций, орден по-разному действовал в разные периоды времени. Если судить о тевтонских рыцарях по их худшим поступкам, а об их противниках – по лучшим, то рыцарей ордена можно счесть исчадиями зла. К сожалению, именно в этом ключе писали об ордене многие историки, особенно те, кто описывал Средневековье, используя критерии XX века. Положение крестоносцев пошатнулось в 1259 году, когда жители Самогитии предпочли сражаться за свои языческую веру и традиционные обычаи (что включало и нападения на христианские поселения). Они нанесли сокрушительные поражения прусским и ливонским войскам, вынудили Миндаугаса отречься от христианской веры и убедили соседние племена к северу и западу поднять восстание против немецкого правления. Вскоре литовские войска проникли в Ливонию, Пруссию, Волынь и Польшу. Победы язычников, казалось, подтверждали правоту языческой веры. Священная война была теперь воистину борьбой религий, а не только борьбой между правителями.
В это время орден мог полагаться практически только на свои силы. Он не получал подкреплений ни от немецких, ни от польских крестоносцев. Еще меньше помощи приходило от монархов и прелатов Богемии. Более того, Святая земля вновь стала центром внимания крестоносцев, и Тевтонский орден, подобно остальным орденам, отдавая ей основное внимание. Война в Пруссии превратилась в череду пограничных набегов, засад и нападений на крепости. К тому же приходилось патрулировать границы, чтобы предупредить нападения на одиночные христианские поселения, когда восточные пруссы и литовцы проникали через безлюдные леса и болота Галимбии. Немцы и поляки вместе старались закрыть этот прорыв, и постепенно в борьбу с общим врагом включались волынцы.