Тэза с нашего двора
Шрифт:
Прочитав в газете об этом еврочукче, Лёва радостно воскликнул «О!», понимая, что нашёл соратника. Он упросил Стёпу отвезти его на Голаны. Разыскав Алитета, увлечённо рассказал ему о своём замысле. Алитет обрадовался.
— Однако, здорово!.. Там надо ещё поставить настоящий чум, я буду в нём жить и катать дам на нартах!
Тут же составили план и подсчитали расходы на организацию бизнеса. Лёва признался, что у него нет денег. Но будущего партнёра это не смутило:
— Однако, не беда. Я дам телеграмму папе, он продаст своих оленей и нам для начала хватит.
Через неделю от папы Меерсона из Чукотки пришли деньги. И закипела работа. Был снят в аренду огромный старый ангар, в котором когда-то прятались то ли самолёты, то
В день открытия у входа выстроилась длинная очередь женщин в лёгких блузках или в майках (стояла июльская жара), но у каждой через руку была переброшена её любимая шуба. Ровно в полдень прозвучал гонг, призывно протрубили трубы и первые посетительницы ворвались в комнату, в которой уже было прохладно (своего рода переходной «предбанник», как у водолазов перед погружением). Счастливые женщины радостно натянули на себя свои шубы. Снова прозвучал гонг, задули ветродуи, раздался вой метели, повалил снег, и посетительницы вступили в долгожданную зиму. Там их встречал Алитет в торбазах и в кухлянке из оленей шкуры. Всё это приводило женщин в полный восторг: они подставляли ладони падающим снежинкам, с разбега прокатывались по льду, с визгом рассаживались на нартах. А желающие всё прибывали и прибывали, очередь обладательниц шуб вытянулась метров на двести.
Успех превзошёл все ожидания. Ангар работал до позднего вечера. После закрытия Лёва и Алитет радостно подсчитали выручку. Назавтра выстроилась ещё большая очередь — женщины прогуливали уже не только шубы, но и меховые жакеты, меховые безрукавки, шерстяные платки. Лёва продавал билеты, блаженно улыбался и уже планировал расширение бизнеса: отказаться от искусственного льда, а привозить натуральный, в холодильниках, прямо из Чукотки; оттуда же привезти моржа и соорудить ему в ангаре бассейн с плавающим айсбергом, туда же запустить двух белых медвежат… У него было ещё множество грандиозных идей, но, увы, и на сей раз им не суждено было осуществиться: узнав о таком успехе, из тундры прилетели братья Алитета и предъявили свои права на владение этим бизнесом, поскольку они его финансировали:
— Однако, мы своих олешек продали? Продали. Папиных олешек продали? Продали. Мы вам деньги отдали? Отдали. А теперь вы нам отдайте фирму.
Прилетели они со своим адвокатом из Магадана, который быстро-быстро всё это документально закрепил. Лёва не успел опомниться, как братья стали хозяевами ангара, Алитету, как члену семьи, выделили десять процентов от прибыли, а Лёве предложили должность кассира. Возмущённый Лёва отказался, хлопнул дверью и крикнул на прощанье: «Вы не Адам и Ной, вы — два Каина!». Алитету было очень стыдно перед Лёвой. Он пытался воздействовать на братьев, но они ему дуэтом отвечали: «Однако, капитализм! Закон тайги! Борьба за существование!». Тогда Алитет у того же адвоката составил дарственную и подарил Лёве свой чум на Голанах.
вопреки своим заверениям, Чайник умер зимой. Какой-то пьяный избивал щенка — он бросился его спасать, схватил на руки, хотел унести, но озверевший ублюдок швырнул в него булыжник и попал в голову. Чайник опрокинулся на тротуар. Он лежал на снегу, раскинув руки, а спасённый щенок облизывал его лицо. Пьяница удрал, собрались люди, примчалась Тэза. Увидев её, он улыбнулся и еле слышно произнёс:
— Не волнуйтесь… Уже не кипит… Пар выходит… Мне хорошо, я ухожу… — И добавил. — Уходить не страшно, главное — сосредоточиться… — Дыхание стало более учащённым. Он напрягся и попросил. — Нагнитесь… Я хочу задать вам вопрос… Это очень важно… — И когда она присела на корточки и пригнулась поближе к нему, прошептал. — Вам по-прежнему нравятся белые лилии?..
Это были его последние слова. Он затих навсегда, но продолжал улыбаться, а из разбитой головы струилось облачко, как-будто и вправду оттуда выходил пар.
Когда американцы впервые атаковали Ирак, Лева, памятуя о своей службе в кавалерийской бригаде генерала Доватора, обрушился на них с критикой:
— Разве подвижные установки ракетами уничтожить?.. Туда бы кавалерию и шашками, шашками!.. Надо готовиться к затяжной войне… Стёпа, поедем делать военные запасы.
Сработал генетический опыт советского человека: первым делом Лёва запасся спичками. Он закупил такое количество спичек, что Морис, хозяин магазина, принял его за профессионального поджигателя. Когда же Лёва потребовал ещё и пятьдесят кусков мыла, Морис не выдержал:
— Для кого столько?
— Для себя, — ответил Лёва, и Морис брезгливо отодвинулся, представив, какой на нём должен быть слой грязи.
В течение всего дня Лёва вместе со Стёпой грузили в машину фрукты, овощи, мясо, сыры, консервы… Морис уже не скрывал своей враждебности: теперь он точно понял, что когда Лёва окончательно отмоется, он подожжёт его магазин и откроет свой собственный.
По радио предупреждали, что надо быть готовыми к обстрелу Иракскими ракетами и при воздушной тревоге немедленно перейти в специально подготовленную комнату, в которой все щели в окнах и дверях должны быть заклеены прозрачной плёнкой на случай химической атаки, и надеть противогазы. Плёнка продавалась на метры, но Лёва с Маней купили приблизительно с километр, свернули и пёрли этот рулон-бревно на плечах. Плюс к этому они купили ещё двадцать мотков клейкой ленты — семья была готова к испытаниям.
Комнату, выбранную для убежища, поручили герметизировать Стёпе. Он к этому отнёсся очень добросовестно: дважды прошёлся липкой лентой по щелям и трижды задраил плёнкой — окно стало не только газонепроницаемым, но и пуленепробиваемым.
Завершив герметизацию комнаты, Стёпа решил поднять боевой дух семьи — вытащил привезенную из Днепродержинска гармошку и стал петь бодрые, мобилизующие частушки в восточном стиле:
Если к нам враги полезут, на-ни-на,Мы возьмём свои обрезы, на-ни-на,Подтвердят им наши жёны, на-ни-на,Что обрезы заряжены, на-ни-на!..Марина в ожидании тревоги очень нервничала, поэтому, не останавливаясь, стирала всё подряд, сушила, гладила и снова перестирывала. Потом она устроила генеральную уборку и домыла полы до такого стерильного состояния, что ходить по ним было преступлением — на них следовало сразу лечь и оперироваться.
Маня на нервной почве беспрерывно жевала.
— У меня зуб на зуб не попадает. — жаловалась она и не лгала: у неё между зубами всё время торчал какой-нибудь бутерброд. — Где он взялся на нашу голову, этот бандит! — Маня ненавидела Саддама и была убеждена, что он — незаконный сын Сталина. — Мышигине! [4] — кричала она, когда Саддама показывали по телевизору. — Маньяк! Полоумный!..
4
Сумасшедший (с идиш)