Тезей (другой вариант перевода)
Шрифт:
Но заросли раздвинулись, на пустынном песчаном пляже вновь появилась одна из них и помчалась, как олень, назад к воде. Моя команда завопила, каждый выражал свой восторг, как умел, - я к ним не присоединился: она не стала тратить время на одежду, но за плечом у нее был колчан, а в руке лук.
Это был скифский лук, короткий и тугой. Она вошла в воду почти до колена, сбросила серебряную косу с плеч назад, наложила стрелу на тетиву... А я - я уже был сражен. Линия от груди к выгнутой назад руке, изгиб ее шеи, нежный и сильный, - пробили меня насквозь вспышкой огня. Она стояла, целясь, - золото и серебро, тронутое розовым тоном, - брови сдвинуты, глаза спокойные и ясные... Непристойные крики не касались ее прекрасной чистоты, как дождь скатывается с хрусталя... Оглядела нас вскользь, как охотник, выбирающий себе жаркое из мычащего стада... Никогда прежде не видел я такой безупречной гордости на человеческом лице.
Она была готова, но не стреляла, а крикнула: "Мольпадия!" Голос был холодный, дикий и чистый как у мальчишки... или у птицы... Она показала головой, и я понял, что сейчас будет: подруга, плывшая прямо на нее, была между ней и мужчиной...
"Пиленор!" Мой крик был громок, как боевой клич, но он не услышал: оглох от воды и азарта. Девушка метнулась в сторону, он повернул за ней и открыл свой бок берегу. Стрела свистнула словно прыгнувший дельфин - и это был конец его дельфиньих дней: ему попало под мышку, он дернулся из воды, как загарпуненная рыба, забился - и пошел ко дну.
Теперь мои люди закричали от ярости. Корабль снова закачался, это лучники повскакивали со скамей... Глухо захлопали промокшие тетивы, - но стрелы упали в воду, не долетев... А корабль двигался, хоть весла были брошены; мне казалось, мой взгляд его тянет.
Она стояла в воде и смеялась. У меня внутри всё трепетало, такой это был смех: в нем не было ни стыда, ни бесстыдства, - просто смеялась, радуясь своей победе над незнакомыми чудовищами... Она была как Богиня Луны: смертоносная и невинная, изящная и ужасная, как львица... Она ждала, прикрывая подругу, выходившую на берег.
Корабль чуть покачивался на незаметной волне под легким ветерком с берега, и казалось, я сижу на коне... А кровь во мне - вино и пламя... Я смотрел, как ее рука тянется к колчану, и вполуха слышал голоса за спиной: "Господин мой, спустись!.. Господин, берегись!.. Государь, государь, ты у нее на прицеле!" Лук медленно поднимался, и глаза ее шли следом за стрелой ближе, ближе к моим... Чтоб встретить ее взгляд, я выдвинулся из-за грифона, держась одной рукой. Глаза ее расширились удивленно, - серые, как весенний дождь, - но тут же сузились снова, и стрела скрылась за наконечником.
Мои кричали друг другу - стащить меня с площадки, - но я знал, что ни один не решится. Мне надо было заговорить, но как она может понять меня? Только разговор львиной пары, - он прячет когти, когда она рычит, - это, пожалуй, понятно... Пусть же узнает меня вот так, теперь или никогда! Я выдвинулся дальше, открывшись целиком, и поднял руку в приветствии.
На миг она замерла - глаза ее и наконечник стрелы... Потом чуть повернулась; стрела воткнулась кому-то в кожу шлема... А она прошла дальше в воду, схватила подругу за руку и вместе с ней убежала в чащу, ни разу не оглянувшись.
Гребцы притабанили, корабль остановился. Я возмущенно оглянулся на капитана: преследовать ее, найти - больше я ни о чем и думать не мог...
– Он утонул где-то здесь, мой господин.
Я ценил парня, но в тот момент забыл о нем совершенно. Его тело темнело расплывчатым пятном; я разделся и нырнул сам, чтобы поднять его. Отчасти, чтобы оказать ему честь, - но я думал и о том, что управлюсь быстрее других.
Даже с ним, даже под водой я думал о ней. Наблюдает она за нами сквозь листву? Что она скажет матери: "Мужчины видели, как я купалась"? Или: "Я видела мужчину".
Кто-то меня окликнул... Это был Пириф, перегнувшийся со своей кормы:
– Эй! Ну как тебе амазонка?
А мне и в голову не пришло!.. Ведь на Крите я видел такие же серебряные волосы, что прыгали по плечам в Бычьей Пляске; но она казалась только собой, единственной, несравненной... Постепенно до меня дошло: здесь не будет мужчин ее племени, чтобы сразиться за нее; я уже встретил того бойца, у которого должен ее отбить. Она со своим оружием, со своей львиной гордостью... а я - с чем я?
Потом подумал: "Она спустилась к воде одна, но остальных задержало что угодно - только не страх. Значит, она им приказала. Она из тех, кому подчиняются..." А вслух говорю:
– Они перед нами в долгу. Посмотрим, чем расплатятся...
Наши закричали: "Даешь!" - но в голосах было меньше пыла, чем прежде. Парни поглядывали на берег - подарок скрытым лучницам - и явно размышляли о своих подмокших тетивах. Они предпочли бы что-нибудь попроще, и охотно уйдут от этих берегов, если я их не задержу.
Кричу Пирифу:
– Слушай! Один из моих людей убит, и мы должны ему устроить достойные похороны. Давай пристанем к ближайшему открытому месту. Заодно и добычу там поделим.
Это дошло до всех. Советую каждому вождю, кто поведет воинов на рискованное дело, - никогда не откладывай дележ трофеев. Если они слишком долго валяются на виду, - ничьи, - люди успевают присмотреть себе, что им нравится, а потом это достается кому-то другому - и начинается базар.
Чуть дальше был скалистый мыс, а возле него отлогий берег. Я отдал распоряжения о могиле и памятнике для Пиленора; а потом отозвал Пирифа в сторону и сказал ему, что собрался делать. Он долго смотрел на меня, не отвечая; наконец я не выдержал:
– Ну что скажешь?
– А надо?..
– говорит.
– Нет уж. Я уже успел проглотить всё что должен был сказать. Мы бы поссорились, - а ты всё равно пойдешь, а потом тебя убьют, и я всю жизнь буду жалеть об этой ссоре... Иди, дурень, - буду за тебя молиться... Если смогу, отвезу домой твое тело. Но уж если ты ее достанешь, - будь спокоен, я тебе не соперник.
Мы разделили добычу; я позаботился, чтобы все остались довольны... А потом сказал:
– Этот меч, кубок и браслет я даю из своей доли. Это призы на погребальных Играх - окажем честь мертвому... Однако, кроме погребальных даров мы должны ему нашу месть. Сейчас их дозорные думают, что все мы заняты обрядами; другого такого случая у нас не будет. Кто со мной?