Тезей (другой вариант перевода)
Шрифт:
Он был спокоен, как бездонный колодец, в котором нет всплеска от брошенного камня.
– Что было, то прошло, - сказал я.
– Не береди себя понапрасну.
Он накрыл мою ладонь своей и наклонился вперед, будто хотел поведать тайну.
– У меня было всё: здоровье, богатство, власть, - и я был готов умереть. Однако потом - потом я продолжал жить!.. Меня травили собаками в деревнях, я вынюхивал лис по ночной росе и ловил их в норах, чтоб не умереть с голоду, я спал на камнях вместо подушки, когда Дочери Ночи гоняли меня из одного кошмарного сна в другой... Однако я, который легко умер бы для фиванцев, - не мог сделать этого для себя. Почему, Тезей? Почему?..
Я не сказал, что нищие часто любят жизнь больше, чем цари.
– Всё проходит, - сказал я, - а терпение приносит лучшие дни...
– Теперь я знаю почему. Я ждал Благосклонных. Когда счет оплачен - они не требуют большего, так что хоть что-то остается тебе. Весь этот последний год горе скапливалось, как вода в глубокой цистерне. Это не то что ливень, который быстро проходит и оставляет тебя сухим. Я думал, что умру наконец, как зимний воробей, что падает в темноте с ветки и обращается в ничто - для всех, кроме муравьев, которые его обглодают... Но остатки царской мощи вновь проросли, и я ощущаю ее в себе. Теперь у меня есть еще жизнь, которую я могу отдать людям.
Девушка, которая тем временем поправила платье и волосы, подошла теперь ближе и села на землю. Я видел, она хотела услышать, что он говорит; но он понизил голос, и я не стал ее подзывать.
– Ты знаешь, Тезей, что во сне слепые видят? Да, да!. Никогда не забывай об этом, молодые этого не знают... Когда схватишь брошь или булавку - вспомни, что по ночам твои глаза будут видеть снова, и тогда уже ни бронза, ни огонь тебе не помогут... Торжественные приводили меня в такое место, где я увидел то, что должен был увидеть. Они подмели пол ветвями ольхи, а потом расположились на нем, как серые замшелые камни... Сначала там был туман, потом чистая темнота, в которой пробивался маленький язычок неподвижного пламени... Оно разгорелось ярко и высоко, и в нем стоял обнаженный Владыка Аполлон - словно сердцевина света - и смотрел на меня сверху большими синими глазами, как небо смотрит на море. Я подумал, что я нечист и мне надо избегать его, но он - безупречный в своем огне - не выказывал гнева, и мне не было страшно. Он поднял руку; Торжественные спали крепко, как спят древние камни, хоть солнце вливается в их пещеру... И он заговорил:
– Эдип, познай себя и скажи мне, кто ты.
Я стоял, задумавшись. Мне пришло в голову, что я стоял уже однажды точно так же, разгадывая трудный вопрос на Месте Испытаний, посвященном Сфинксу... И вспомнив - понял, что ответ был тот же:
– Я только человек, мой господин, - сказал я.
Убийца Тьмы улыбнулся мне. Его свет шел сквозь меня, словно я превратился в хрусталь.
– Ну что ж, - сказал он.
– Раз ты наконец возмужал, сделай что подобает и принеси жертву.
В пещере был каменный алтарь, который я знал издавна, но теперь он был отмыт от крови и усыпан лавром... Я поднялся к алтарю, и первая из Торжественных подошла с ножницами, как старая жрица с добрым лицом... Она отрезала локон с моего лба и положила его на алтарь - и я снова увидел свои огненно-рыжие волосы, как при моем посвящении, когда был мальчиком.
Руки старика были сложены на коленях, и лицо его - Видело. Я молчал, чтобы не навлечь на него снова непроглядный мрак. Но вдруг он встал и позвал: "Антигона!" Такой голос бывает у людей, привыкших повелевать.
Девушка подошла. Она выглядела, как собака, что чувствует какую-то перемену в доме, но не понимает что к чему. Не очень сообразительная, но верная до конца; из тех, что будет лежать на могиле, пока не умрет сама.
Она подставила руку под его ладонь, - казалось, там должна быть вмятина от постоянного касания, - и они заговорили друг с другом. Я мог бы расслышать их разговор, но не слышал. Теперь - как только оказался предоставлен себе - я понял, почему у меня ломит во лбу и проваливается желудок, и кудахтанье кур впивается в голову словно иглы. Если бы ребенок хлопнул в ладошки у меня за спиной, я бы подпрыгнул; казалось, холодная змея извивается кольцами у меня внутри. Я взглянул на оливковые рощи благодатного Колона - испуганные птицы возбужденно щебетали... Это гнев Посейдона-Сотрясателя доходил уже до предела и готов был взорвать землю.
Я оглянулся вокруг - на старика, спокойно говорившего с девушкой, на лениво зевающую стражу, на крестьян, глядевших на нас из виноградника... Когда мои предчувствия приходят ко мне, я ненавижу всех вокруг. Я сам шел навстречу таким вещам, от которых большинство из них бежало бы без оглядки, - и вот я весь в холодном поту, а им хоть бы что!.. Но этот дар и бремя - они от богов, и никуда от них не денешься... Я не подал виду и подозвал колонцев. Они подходили с надеждой, вновь подбирая свои камни.
– Угомонитесь!
– сказал я.
– Я чувствую предупреждение Посейдона. Он ударит здесь очень скоро, - чего же еще ждать, когда вы бьете камнями просящего у его алтаря?!
Теперь они не бросили камни, а все как один наклонились и осторожно положили их на землю, словно яйца. Я показал им вниз по склону, и они убрались, стараясь бежать на цыпочках. Я бы расхохотался, если бы мне не было так худо.
Аминтор, который понимал, сказал тихо:
– Я позаботился обо всем. И лошади, и люди - всё в порядке. Уйди и отдохни.
– Да, - говорю.
– Но сначала надо позаботиться о гостях.
Я повернулся к Эдипу:
– Пойдем. Пора.
Так оно и было, даже больше: мне трудно было удержать голос от дрожи...
Он поцеловал девушку в лоб, и она пошла вниз по склону, как послушная собака, отосланная домой. Потянувшись ко мне, он положил на мою руку свои легкие сильные пальцы с их видящим прикосновением.
– Сын Посейдона, если твой отец готов - готов и я. Веди меня туда, где отворятся его двери, и отдай меня богу.
Когда до меня дошел смысл его слов, - я чуть не бросился бежать, словно лошадь из горящей конюшни. Всегда, когда болезнь землетрясения нападала на меня, - всегда я заставлял, заставлял себя предупреждать людей вокруг, прежде чем убраться самому, и на это уходили все мои силы... Волосы зашевелились у меня на голове. Я посмотрел в его пустые глазницы... Он не знал, чего требовал от меня!.. И тогда я подумал: "Но бог - он-то знает!.."
Конечно же это был Зов: такая ужасная просьба не могла исходить от человека... И если бы я потерял сознание от страха, Его власть наверняка повела бы меня. Я сказал Аминтору:
– Уведи людей вниз с холма и жди.
Он смотрел на меня молча, наверно выглядел я неважно...
– Иди!
– кричу. Мне пришлось напомнить себе, что за человек стоит передо мной, другого бы я ударил...
– Иди!.. Я должен сделать это для бога.
Он схватил мою руку и прижал ко лбу, потом тихо отошел к страже и увел их вниз. Я остался один с Эдипом Проклятым. Неподвижный воздух свинцом лежал на неподвижных кронах, затихли пчелы, и птицы затаились в листве.
Он сжал пальцы, спрашивая, куда нам идти.