Тхан
Шрифт:
– Здесь уютно, – как только ушел Тамлад, сказала она. – Привыкнуть можно. Они немного напуганы, но учтивы. Я не встречала подобно вам.
Ния присела и рассказала про себя. Ее легенда должна быть безупречной, любая ошибка могла привести к аресту.
– А вы, Тхан, тоже не похожи на филов.
– Да это уж точно, я из Себе.
– Вы? – Ния удивилась, поскольку именно оттуда двигалось войско.
– Да, но родилась в лесах Емза, что за горами, а после того как вышла замуж, уехала в Себе. Но теперь я свободна, муж отжил свое время, – она заметила, как брови Нии поднялись вверх. – Он был стар и умер своей смертью. Хочу написать историю своей страны, вот и прибыла сюда в поисках ответа.
– И как, удалось найти их?
– Нет, очень трудно. Мало того, что к тебе относятся лучше, чем к ямик (разновидность домашнего животного, которое ловит грызунов), так они еще не знают, что у них есть.
– Нда, – это сильно расстроило Нию. Она не намерена была тут задерживаться надолго, но если монахи и сами не знают, что у них есть, то ее миссия будет бесполезной.
– Прошу вас, – вошел Тамлад и протянул Нии тонкие, удивительно белые перчатки.
– Зачем?
– Многие книги написаны чернилами, сделанными на основе яах, он красив и не выцветает, но ядовит.
– Спасибо, – поблагодарила Ния и осторожно, чтобы не порвать, надела перчатки. Точно такие же были и у Тхан, только они лежали на столе, рядом с книгой.
– Эти чернила применяли до периода сотворения, а после изобрели более безопасные. Не их надо бояться, а пыли. Я слышала, весной скончался писарь, его грудь распухла и почернела.
– И как же тогда?
Ткан достала платок и повязала его себе на шею, а после закрыла им нос и губы.
– Примерно так.
Потянулись дни, которые растянулись на недели. Ей приносили книги, некоторые были настолько большими, что их поднимали два послушника. Но это было все не то. Она узнала историю сотни родов, где и что растет, сколько ткут ткани и как ее красят. Как казалось Нии, ей приносили все, что есть в длинных коридорах, лишь бы отвязаться от нее.
– Что тут написано? – она насчитала уже более двадцати языков.
– Не могу знать, – извиняющим тоном ответил затменник Миктшу.
– И как же читать, если вы не знаете языка? Кто знает?
– Никто. Это старые письмена, они поступили к нам после того, как был обнаружен погибший караван.
Сюда, как в единый орган знаний, свозили все, что находили. Ния уже знала, что монахи организовывали свои экспедиции в разные уголки мира. Они тщательно все описывали, зарисовывали, собирали, а после везли в университет. Но очень часто экспедиции длились по несколько лет, а кто возвращался, часто умирал от неизвестных болезней. Так и лежали эти архивы, запечатанные в ящики в надежде, что рано или поздно кто-то сможет их расшифровать.
– Слышите? – Тхан встала и подошла к узкому окну. Издалека доносилось пение мужских голосов, – это молитвы во спасение.
Ния уже слышала его ранее. Монахи-певцы поднимались на плоские крыши, они, словно ноты, размещались на разных этажах. А после, как по команде, начинали, сперва протяжно, а после чуть ли не горланя, петь. Но со временем их пение становилось мелодичным, протяжным. Ей нравилось слушать их чистые голоса, они были кристальными.
– О чем они молятся?
– О спасении. Идет война, говорят, что армия Исрева уже близко. Они напуганы, просят богов о помощи.
Ния вспомнила свой призыв, когда ничего более не оставалось, как только молиться и просить защиты. Она еще до перерождения билась вместе с серебряными щитами, и тогда чуть не погибла. Ния посмотрела на свой оранжевый кристалл вызова, но тот молчал, и ее душа также молчала. Значит, призыв монахов был адресован не к ней.
– Почему не уехали? – Спросила Ния у Тхан.
– Я ждала караван вглубь страны, он должен был прийти еще месяц назад, но так и не появился. А сейчас поздно. На дорогах опасно, разведчики Исрева уже везде засели. Да и признаюсь честно, мне некуда ехать, я так и не закончила работать тут.
– Значит, придется пережидать осаду вместе?
– Похоже на то.
7 Ультиматум
Уже смеркалось, когда на пыльной дороге появился всадник, он хлестал фери что есть мочи. Ворота у башни, что преграждала путь на мост, были уже давно закрыты.
– Разведчик, – с волнением в голосе сказал дозорный и дал команду открыть ворота.
Клюв фери был забрызган пеной. Тяжело дыша, животное еще какое-то время бегало по небольшому двору и никак не могло успокоиться.
– Идем, доложишь Сирому.
Воин, что прибыл, быстро пошёл за офицером.
– Милорд, – на ходу снимая тубус для документов, громко сказал разведчик, – они прибыли.
– Где?
– Уже прошли развилку, что у птичьей горы. Я насчитал более трехсот всадников.
– Передовой отряд, – сказал один из офицеров.
– Так точно, милорд. Остальных я не видел, иначе бы не успел. Видел пыль на горизонте, она растянулась между холмами мертвой вдовы.
– Ступай.
Сиром взял из трясущихся от усталости рук донесение и сел за стол.
– Нам ждать их утром.
– Они не сунутся ночью.
– Может, атаковать, пока их немного.
– Нет, – спокойно ответил командир крепости.
Он хоть и был молодым воином, но служил до этого на границе и несколько раз участвовал в стычках на границе с Себе. Они не кочевники с юга, передовой отряд не пойдет на провокацию, они сразу отступят. Сиром знал каждый камень в этой небольшой, но прочной крепости, знал не только плюсы, но и минусы. Стены стояли на той же плоскости, что и дорога, ведущая к башне. Ров, что был впереди, задержит ненадолго, а после будет кровавый бой. Как долго они смогут противостоять? Неделю, месяц или, при первой же атаке их захватят?
Сиром послал гонца в город-крепость, что находился за мостом, сообщить о приближении врага. Сам же поднялся на крепостную стену и, щурясь до боли в глазах, стал смотреть на появившееся пыльное облако. Оно росло, вот в нем стали виднеться очертания всадников, те, не снижая скорости, мчались прямо в его сторону.
Все, кто стоял на стене, замолчали. Передовой отряд доскакал на выстрел лука, выпустил несколько стрел в сторону защитников и уже не спеша, молча, стал удаляться.
Поспать так и не удалось, Сиром еще раз провел совещание офицеров, все знали, что делать. Он лично проверил затворы на воротах, приказал поднять мост, что перед башней, и, сев между зубьями стены, стал просто ждать.