«The Coliseum» (Колизей). Часть 2
Шрифт:
Оба снова рассмеялись. Настроение вернулось.
– Так и лечили бесплатно.
– Да лечили-то так себе.
– Не скажи, – Виктор покачал головой. – Здесь в компании медиков гулял – там одна пара из Америки вернулась. Он гражданство даже получил, пенсию заработал – лет двадцать там сидели. Такое порассказывали! Знакомая родила – ей счет на тридцать тысяч зеленых пришел. Сейчас рожать в Москву летают. Бесплатно ведь! Я уж молчу про аппендикс какой или чего посерьезнее – пиши пропало. В кабалу пожизненно. А у нас – бесплатно. И вообще, если страховка дешевая – выкатят на коляске из больницы прямо на улицу и всё! А до пенсии дожить еще надо – женщины в шестьдесят семь уходят. А у Галки мать – в пятьдесят. Ну, по северному стажу, как здесь.
– Мож,
– Так пара из «цирковых», в «Дю-солей» работали, слыхал.
– Еще бы!
– Парень «Лесгафта» в Питере окончил – гимнаст. Так вот, жена лет пять назад бедро сильно ударила на манеже, да сама, слышь, сама в «скорую» пришла. Там снимок сделали и кровь взяли – все в порядке, говорят, можете работать. А через неделю – пять тысяч счет выставили! Моя зарплата за восемь месяцев работы! Я спросил, сколько же аппендицит будет стоить? Тысяч десять, говорит. И живут простые амеры-то – от зарплаты до зарплаты да правительство ругают. Не напоминает чего?
– Как у нас.
– Как во всем мире!
– Так у них там что, обязательной медстраховки нет? Как наша? А если впрямь аппендицит?
– И никогда не было! Сам покупаешь страховку и платишь каждый месяц под тысячу, если не в «Дженерал Моторс» пристроился. Это как наш «Газпром».
– А вдруг язва там или посерьезней чего?
– Если работаешь в банке, причем на высокой должности или в крупной корпорации – страховка покроет. Если простым клерком – пожизненно будешь расплачиваться! Да что медицина! У них знакомая дома лишилась. Пожилая женщина. Тридцать лет назад взяли с мужем в кредит. Потом развелись, и она сама платила проценты – четыре месяца оставалось, считай, три дома выплатила. А здесь кризис, работу теряет. Платить перестала – влет отобрали. В один день! Сейчас живет в социальной «однушке». А сам парень – муж, как-то проблемы с позвоночником заимел – выгнали с работы сразу! Теперь вернулись в Севастополь – сам-то оттуда. Дом будут строить.
– Веселая история. – Самсонов озабоченно почесал щеку, глядя на бутылку. – Да… быстро коньяк закончился. Жаль на него страховки нет.
– Нам Путин все повторяет – строим социальное государство. Да мимо ушей проскакивает… никто не задумывается, что мы одни и строим. И те, кто хвалит запад – сразу рот на замок обо всем этом. Оттого из тренажерных залов там не вылезают – болеть нельзя! И авто водят – ни-ни. Пожизненно в кабалу!
– Чего ж они не бегут оттуда?
– Тоже спросил. В кредитах все, как в паутине – за машину, телевизор, ипотека как доильный аппарат… да за все! Как сразу отдать? Говорю, живут от зарплаты до зарплаты. Если на врача выучился, не уедешь ни за что – лет двадцать расплачиваться с банком за диплом будешь. Дорогущее обучение. Ну, и сам прикинь – вот ты на Кубань или в Крым хотел бы из Сибири уехать? Хотел бы. А практически? Годами налаженное хозяйство, гараж, работа, дети пристроены тут же… квартиру продавать, ехать в неизвестность – как и что там сложится? Так же и они. Затягивает. Петля. Да и половина русских там в тюряге сидит.
– Слышал. Первое место в мире по числу заключенных на душу населения.
– Еще и тюрьмы частные бывают!
– Частные?!
– Лет десять как закон приняли – теперь доходный бизнес! Заключенные мобильники, электронику всякую собирают – прямой интерес наполнять камеры! Думаю, оттого и первый срок у них сразу большой, помнишь? Это у нас – трешник, да еще выпустят по половинке.
– Не знал.
– Та что в раю живем. Отпусков да праздников в два раза больше! Сердчишко прихватит – сразу в «скорую», и бесплатно.
– Да… была страна, – повторил Самсонов. – Оттуда всё и сохранилось… как звали, говоришь? Клим? Мало, что бесплатно учили, так еще и приплачивали, чтоб учился! Кое что и растеряли, выходит. Ну, хоть у нас сегодня чудо! М-м-м! – и облизал пальцы, – еще бы малость накатить…
Бочкарев вытер руки, встал и прошел
– Во! Еще про собак вспомнил – будь они не ладны! – Самсонов поднял руку. – Лайки в Ванаваре тоже необычные, огромные. Видать, не пришлые – не завозили, как везде. Настоящие, сибирские.
– Тоже Серега рассказывал?
– Ну да. От староверов, видать, псы. Бродят по улицам, аж боязно с непривычки.
Виктор картинно повернулся – в руке отливала сталью маленькая фляжка.
Самсонов развел руками, лицо довольно расплылось в улыбке: Иллюзион! А как в тему!
– Может на свежем воздухе? Дождь вроде кончился.
– Пошли! – друг весело махнул рукой.
Россыпь огромных, не забитых светом города звезд, раскинулась по ночному небу. Бездна, не дыша, с интересом оглядывала двух людей, затерянных на просторах великой страны. Удивляясь им, как и стране, дерзнувшей когда-то поколебать веру, что скрывала в глубинах и сердцах. Позволяя людям рушить, топтать и предавать забвению, но заставляя и вспоминать. Возвращаться и строить. Потом снова топтать, и снова строить. Оставляя в тайне всякий раз, великий смысл той игры. Она будила в человеке разум, лечила его от помутнения лозунгами и площадями. Учила созидать. Созидать здесь, в России то, что мало интересует остальной мир, утянутый водоворотом разнузданности воли.
Бездна сохраняла на земле место – колыбель поразительной гармонии противоречий – добра и зла, желаний и результатов. Колыбель «загадочности русской души», о которой судачили в баварских кабачках и на берегах Темзы и которую не могли постигнуть далекие от этих просторов люди. Не было у них понимания удивительной щедрости рек, тайги и сопок на горизонтах, щедрости бескорыстия, которую оценивали только чеками и счетами. И подменялись в кабачках вера и память, и начала. И «хлебом единым» был сыт в них человек.
Россыпь мерцала, говоря и вздыхая.
Каждый из друзей думал о своем.
– Да-а-а, – наконец, протянул Бочкарев, – говорят, можно бесконечно смотреть на огонь и бегущую воду. Я бы добавил на звездное небо.
– Ну, я готов и на банкомат, непрерывно выдающий деньги! – засмеялся напарник, оправдывая свое место и роль не только в эти чудные мгновения, но и в жизни друга.
Всю эту историю Самсонов вспомнил, когда однажды утром, в воскресение, побрившись, вышел из ванной. Тишина не удивила его – Людмила предупредила, что уйдет делать прическу, и странное чувство располагать собой как пожелаешь, пусть временно, недолго, тешило надеждой. Это было тем более уместно, что вернулся он вчера непростительно поздно. Более того – Самсонов поймал себя на этой мысли – было даже приятно побыть одному и в тишине. Ведь мужчина, как и все люди, давно смирился с тревогами вокруг, которые лились с экранов, газет, из виртуальных новостей. Но ради справедливости заметим, приятно ему было укрыться и от косых взглядов соседей, лицемерных улыбок, пожеланий доброго утра с лукавым прищуром. И потому даже легкая ностальгия по самому чувству свободы, оставленному в прошлом, когда был холостым, делала утро комфортным и спокойным.
«Удовольствие и временность», – подумал Самсонов и, подойдя к зеркалу трюмо, погладил гладкий подбородок. Отражение говорило одно: годы мои, годы. Хоть не летят еще, но пробуют встать на крыло. Локомотив набирает обороты. А может, сбрасывает? Он наклонился к столешнице. Баночка с изогнутым в улыбке ярлыком будто улыбалась. И за что плата? Ну, сходил раз налево, ну, скребет. Да что ж поделать… все так. Прочь переживания!
Он натужено кашлянул. Однако не проходит. Н-д-а-а. За всё надо платить. И за всякое удовольствие тоже. Вот почему так? Перепил – похмелье. Перекупался – простыл. В любом удовольствии подвох. Может, чрезмерность? Много денег – боишься потерять. Приметишь чего – ан, у другого еще слаще, вкуснее и больше. А чем я хуже? И пошло-поехало… Там не был, того не пробовал… ищешь, хватаешь… но опять ускользает. Не то всё, не то. Мысль становилась навязчивой. А есть ли она? Чистая радость?