The game is "Kill each other"
Шрифт:
Так прошла целая неделя моих новогодних праздников. Я не могла вернуться в обычный ритм жизни. Не смогла справиться. В конец потерялась в этом театре, где тобой управляют кукловоды.
— Тома, собирайся, мы уезжаем. Ты будешь учиться в Москве. Там тебе будет легче. Все будет хорошо, девочка моя, — под конец фразы мать кинулась ко мне. Я буквально упала в её объятия, прижавшись к её груди.
— Мама, неужели его больше нет? Можно мне к нему? Пожалуйста, я прошу тебя, мне надо. Очень надо, — тихо прошептала я, ещё больше прижимаясь к матери.
— Нет. Прошлое ворошить нельзя. Ты сильная, ты справишься.
— А как же… Как же чувс…
— Доченька, сейчас это не чувства, п твоя больная любовь, точнее симпатия. Какая у вас может быть любовь у подростков…
— Уйди! — я резко отпрянула от мамы, оттолкнув её.
— Том…
— Уйди! Я сказала — поеду, значит поеду. А сейчас я иди!
— Я жду тебя внизу, хорошо? — мама вышла за дверь, а я продолжала смотреть вдаль, где виднелось окно в комнату Стаса. Там больше не будет гореть свет. Не будет больше радостей и улыбок. Никогда.
***
— Прощайся с бабушкой и дедушкой. Мы пойдём в машину, — мать еле коснулась моего плеча, а я уже огрела её презрительным взглядом. Она сразу же её убрала, цыкнув.
Слова звоном ударяли каждый раз в голове, когда я каталась по кровати, умываясь собственными слезами.
Бабушка была сама не своя. Она просто была отстранена от меня, от нас, словно, когда я смотрела в её глаза, то бабушка старалась их спрятать, отводя в сторону, а иногда просто вглядывалась в пол. Словно её что-то оторгало от меня, или же она просто не хотела смотреть на свою дурнушку-внучку?
Перед тем как покинуть её дом, я подошла к бабушке и крепко её обняла, вкладывая всю боль и грусть, что вновь атаковали моё сердце. Нет, обиды больше не было. Ни к ней, ни к матери. Скорее холод и безразличие к жизни. Будто в сердце теперь моём камень, душа — оболочка, а сама я — жалкое подобие человека.
— Прости, — тихо прошептала бабушка, пряча стыдливо глаза.
Я так и не поняла, зачем она сказала это. Про что? К чему? Но мучить своими глупыми вопросами я просто не имела права. Поэтому, молча уйти — единственный выход.
Снова зазвонил телефон. Чёрным по белому высветилось: «Соня Рудская».
На лице появилась лёгкая улыбка. Про меня ещё не забыли, даже студенческая знакомая и то решила позвонить мне.
— Алло.
— Привет, Томочка! Томочка, как ты? Что с тобой? Ты не отвечаешь на мои звонки и смс, почему, Тома? Неужели случилось что-то серьёзное? — мой тяжёлый вздох сделал своё дело. — Не молчи, Тома! — я легла на кровать, продолжая держать трубку у уха. — Окей, если ты не хочешь со мной говорить, то я смогу тебя растормошить. Представляешь, мы с Пашей теперь вместе! Надеюсь, ты ещё не забыла нашего соседа, м? Хотя как можно его забыть, не понимаю?! Он такой милый, я будто расцвела! — по голосу девушки это было заметно. Более того Софья была на седьмом небе от счастья. Она была счастлива. Главное — счастье. Было приятно слышать, что хоть у кого-то все хорошо. — И да, скажи мне, вот, пойдёт ли мне фамилия — Макарова, м? Софья Макарова. Макарова Софья. Да, вот только сейчас молчи, пожалуйста, знаю, что тороплю события, но…боже, мне так хорошо с ним. Будто камень с души… — девушка продолжала бормотать в трубку, а я, закрыв руками глаза, медленно умирала.
Я совсем слабая. Совсем.
Я совсем хрупкая. Совсем.
Я истощена вами. Совсем.
Я медленно
Я люблю вас. И совсем…
Засыпаю, но звонкий голос подруги вновь оглушает меня.
— Видели недавно Стаса… Правда, он к нас не подошёл, слегка улыбнулся и потерялся в толпе.
— Стаса нет, — тихо шепчу я.
— Ну, может в твоей жизни его больше нет, а вот по земле он все ещё ходит, — девушка хихикнула в трубку. — Хотя, может мне показалось, может это и не Стас вовсе, но… — я отключилась, откинув телефон и повернув голову набок.
***
— Томочка, ты встала, наконец-то, девочка моя! — мама оглушила мои сонные мозги. В глазах неприятно зарябило, а от яркого света и вовсе хотелось спрятаться. — Кстати, скоро ты пойдешь в новый университет. Ничего не говори. Я вижу все в твои глазах. Они так и загорелись, — она явно преувеличила насчёт моих загоревшихся глаз. — И я…решила сделать тебе небольшой подарок, вместе с тобой будет жить твой друг, — мать открыла дверь на кухню и радостно воскликнула, захлопав ладошами. — Максюша, заходи!
Максюша.
Если бы ты знала, мама, что этот Максюша собирался сделать с твоей дочерью.
Да, соглашусь, парень был хорош собой. Высокий, стройный, крепкий… Что говорить? Мечта любой девушки. Его карие глаза с удовольствием меня рассматривали, парень прошёл чуть ближе ко мне, дабы напомнить о себе.
— Ну, молодежь, вижу, вам есть о чем поговорить. Максюш, тебе я выделила комнату рядом со спальней Томочки, — мама затрепетала, поставив на обеденный стол две чашки кофе. — Том, ну, ты хоть обними молодого человека, м? Не будь такой холодной и черствой! — я зыркнула на мать с презрением и она тут же выскользнула из кухни.
— Том, я…
— Уйди.
— Нельзя! Понимаешь, нельзя! Не останавливайся, я прошу тебя! Иди вперёд, ты ещё слишком молода чтобы заживо себя хоронить. Том, у тебя ещё все впереди и не нужно думать о прошлом! Остановись! Слышишь? — Макс тряс меня за плечи, а я безразлично смотрела в глаза этого сумасшедшего. Поверьте, кто из нас действительно сумасшедший, так это он.
— Да успокойся ты! Че как истеричка? Буду я жить, так и быть. Только есть одно условие, которое ты должен соблюдать! Понял? — парень кивнул. — Я немного поэкспериментирую со своей внешностью, а ты туда лезть не будешь, окей? И да, Максюша, сопельки мои можешь не вытирать.
Скажете, что сейчас я обошлась с ним жёстко? Может быть. Скажете, что сейчас я поступила как эгоистка? Может быть. Но…сейчас я точно знаю что делать и как дальше жить.
***
Чёрные локоны продолжали падать на пол, оставались лишь пушистые обсеченные концы, оседавшие на холодный кафель ванной.
— Тома! Тома, открой! — мать стучала. Пятнадцать минут. Сорок. Час. Я не спешила открывать ей дверь, поскольку женщина тут же отобрала бы ножницы и выкинуда из вон.
Шикарные волосы — чёрные, как смоль. Подводка и чёрная тушь вокруг глаз словно открыли их, делая акцент. Тёмные пуссеты в ушах прекрасно дополняли мой образ. Нет, я не гот. На моём лице не было чёрной помады или ещё чего-то намекающего на эту субкультуру. Не было всех этих детских чокеров и тонеллей в ушах, которые портят маленьких девочек, называя всех их одним словом — подросток. Однако, эксперимент все же представлял собой многое, но никак не впадание в детство.