The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Организм сказал свое веское «хватит» тогда, когда грохот перемешался с отчетливыми стонами, а уж это точно не могло быть предметом сновидений. И Стефания приоткрыла один глаз.
В это же самое время очень близко от ее уха прозвучало негромко, но весело:
– Кажется, еще кто-то попался.
– Вот черт... это здесь такая слышимость, что ли?
– Как видишь… Вернее, слышишь, - подтвердил очевидный факт Андрей.
– Охренеть... это и нас так... было... это... – совсем проснулась Стеша, повернулась к нему и заглянула в его лицо, немного щурясь, а на щеках ведьмы и обольстительницы
– Вероятно – это! – его рука скользнула вдоль ее талии и ниже по гладкой теплой коже, и он рассмеялся: – Спать дальше или перехватим инициативу?
– Да как тут спать? Они же сейчас стену проломят...
– Тогда держись, - заявил Малич и в мгновение навис над ней, - теперь попалась ты.
– У тебя глаза потрясающие, - выдала Стефания совершенно невпопад и не к месту, после чего под особенно драматичный стон из соседнего номера рассмеялась и неожиданно бодро обвила его бедра ногами, без боя принимая: попалась.
Примерно те же дни
Примерно тот же город. Но, может быть, и какой-нибудь другой…
– Что вы хотели? Зачем вы звоните? – голос звучал нервно и рвано. – У меня… очень мало времени. Он в душе.
– Вы имеете доступ к плану его поездок?
– Он всегда ставит перед фактом… если вспоминает об этом. Для чего вам?
– Будет лучше осуществить это не в Солнечногорске.
– Чем лучше? Какая разница? Я просто хочу, чтоб его не было. У меня уже фактически все готово, чтобы его не было.
– Вы хотите рассказать мне, как лучше сделать мою работу?
– Простите. Я ужасно нервничаю. Это просто невыносимо. То есть вы правда считаете, что лучше все... осуществить загородом? Просто я не понимаю, как можно спланировать, к примеру, в столице или даже заграницей… он часто уезжает за рубеж. У вас для подобного мероприятия есть ресурсы?
– Вам важен результат. Остальное – мои заботы. Но если вы сможете раздобыть информацию о его перемещениях – дайте мне знать. Это значительно ускорит то, чего вы ждете.
– Понятно. Я постараюсь. Я, может быть… да даже наверняка что-нибудь разузнаю. Есть же у него секретари и помощники… Это все? Или что-то еще нужно?
– Это все.
– Хорошо. Спасибо. Я дам вам знать. Отбой.
Словно бы залило карамелью
Скатившееся к линии горизонта солнце пропускало свои лучи через западный пролет во дворе «Золотого берега», отчего тот словно бы залило карамелью. Цвет, во всяком случае, точно был карамельный. И ее дома, и асфальта, и людей на площадке, и воздуха вокруг. Все выглядело... как поджаренный сахар, и Стефания ловила себя на мысли, что в последний раз видела мир таким еще в детстве – когда приезжала на каникулы к бабушке Фане, и та готовила для них с Мариком любимое лакомство – петушков на палочке. Вот такие незамысловатые раньше были радости.
И мечты.
И любовь.
Зато сейчас точно таким же, карамельным, был оттенок темно-красного Мини Купера недалеко от ее подъезда, по которому скользил закат. Нарядный, глянцевый, красивый... клоп.
Стефания усмехнулась и, погромыхивая колесиками чемодана по асфальту, подошла к нему ближе, прекрасно сознавая, что его не загнали в паркинг по единственной причине – чтобы она по приезду увидела. Да, наверное, ей надо было его увидеть здесь, чтобы по затылку пробежал холодок: Олег все-таки решил вопрос. Ей даже истерика не понадобилась. Стоило лишь игнорировать его несколько недель – и вот, пожалуйста. Ее малыш на месте, только особой радости по этому поводу она почему-то не испытывала, хотя, пожалуй, должна бы была.
Стеша несколько минут рассматривала свою машину и отстраненно думала о том, что даже хорошо, что ее не Панкратов подарил. Хорошо же!
Чудесно.
Она перевела дыхание, поправила сумку на плече и весьма целеустремленно двинулась в подъезд, продолжая тарахтеть чемоданом. Внизу, у крыльца, помог консьерж, увидевший ее через стеклянную дверь. Дальше лифт. Самый верхний этаж. Чужая квартира, которую она иногда ошибочно считала своей. Ключ. Замок. Свет в прихожей. Закаты в пентхаусе были невероятно красивы. Если поторопиться, можно еще успеть посмотреть. Хотелось взять бокал вина, усесться в плетеное кресло у края лужайки и подышать вечерним воздухом, летом всегда волшебным – наверное, тоже карамельным хотя бы немножко. И попытаться уложить в голове все, к чему пришла на сегодняшний день, потому что, ей-богу, там накопилось немало, и она не знала, что со всем этим делать.
Стефания сбросила туфли, не наклоняясь и не озадачиваясь, что портит задники. Примостила свои вещи под лестницей и сделала шаг, чтобы замереть, далее не сдвинувшись. На пороге гостиной возник Олег собственной персоной.
– Привет, - напустив на себя романтичный вид, проворковал Панкратов и приблизился к ней. – Ты долго. Где была?
О-о-о! Эту Олежкину интонацию Стефания знала очень хорошо. Слишком хорошо! «Давно нетраханный» называлась эта интонация – и тут уже не до карамели. Тут клубнику со сливками пора готовить.
– В поезде, потом в такси, - не совсем своевременно, но все же натянув на губы самую обворожительную из своих улыбок, ответила Стефания и развела руками: - А ты что тут делаешь?
– А есть варианты?
– Говорят, варианты есть всегда. Я видела малыша... спасибо. Виновный наказан?
– Я тебя походу не интересую, – Панкратов оказался, наконец, рядом со Стешей и обхватил ее за талию.
Она как-то сразу, в момент оказалась прижата к его животу, окутана его запахом и его взглядом. От этого всего вместе сделалось жарко и страшно. Она не готова была вот так, сходу, назад, в свою прежнюю жизнь. Да и не хотела никакой прежней жизни, при этом слабо представляя, как от нее избавляться. Как от рук его сейчас избавляться?
– Оч-чень интересуешь! – стараясь не отпустить улыбки с лица, сообщила Стефания. – Только прямо сейчас... мне бы в душ, Олеж. Я с дороги.
– Давай вместе… - полупредложил Олег, мать его, Станиславович.
Нет, да ну к черту! – взвилась внутренняя Стеха Адамова в этой любовнице банкира, а она сама быстро провела губами по Панкратовскому уху:
– А я стесняюсь!
– Чё? – опешил он.
– То, - Стеша скользнула ладошкой по его груди, пробравшись к пуговицам рубашки. – Не могу я, у меня месячные, Олеж.