The Мечты
Шрифт:
– Не сживет, ей иначе некем дыру закрыть будет, - отмахнулась Шань. – Ну слушай, а этот-то каков, а? Видала? Прям рыцарь! Вот если б он нормальный был, я бы точно подумала, что он к тебе неровно дышит.
– Балбеска ты, Наташка, - вздохнула Женя, все еще глядя на дверь, за которой скрылся тот самый рыцарь. Она-то точно знала, что он нормальный, причем нормальный во всех смыслах, но сказать об этом Шань не могла. Потому что неизвестно, что хуже: если Таша думает, что Юрага – гей, или если знает, что он и правда не ровно дышит в ее, Женину, сторону.
– А может, он бисексуал, а? –
– Мозги у него в голове, - Женя устало потерла лоб и потянулась за бумагой, намереваясь все же накатать новое заявление. – Я тебе сто раз говорила. Нормальные мозги. Какие и должны быть у нормального мужика. А ты продолжаешь ерунду всякую выдумывать.
– Нормальный бы каждый раз не подставлялся! – Таша отодвинула от Женьки стопку чистых листов и заодно убрала со стола вертушку с ручками. – Досмотрим до конца – потом решишь, ясно?
– Не все умеют, как твой Андрейка, отсиживаться в кустах, - не сдержавшись, буркнула Женя.
– Андрейка не мой! Больно нужен! – фыркнула Шань. – Прикинь, нас в среду Олеся застукала! Она, оказывается, живет в том же доме. Я к нему с ночевкой приехала, а эта дрянь просекла, приперлась и звонила до утра в дверь. Там предбанник такой, у нее ключи от него есть – он, когда в отпуск ездил, просил, чтоб она цветы ему поливала. Вот там она и простояла всю ночь. Я ему говорю: «Твою мать, Андрей, у тебя с ней что-то было?» А он такой: «Ну, один раз по пьяни, она и ходит теперь». Нормально вообще? Если б не восьмой этаж, я бы в окно вылезла, наверное, только б у него не торчать. Теперь по универу хожу и оглядываюсь, а то еще Олеся выскочит и волосы повырывает, а я в них столько бабок вбухала.
– Вот ты точно ненормальная, - подвела итог Женя, ошалело выслушав рассказ Таши. – От твоего Андрейки расходы одни. А ты вместо того, чтобы послать его подальше, в гости к нему ездишь.
– Мне скучно было. А собственного олигарха у меня пока нет, вот и развлекаюсь в ожидании, когда он за мной явится.
– Лучше б в кино пошла или книжку почитала.
– А я читаю! Мне тут подогнали, и я читаю! – авторитетно заявила Таша, вернулась к своему столу, впрочем, предусмотрительно забрав с Жениного всю чистую бумагу. И сунулась в свою сумку, после чего вынула из нее удивительную тоненькую книженцию с многообещающим названием «Женщины созданы для того, чтобы их...» и очаровательной блондинкой на обложке.
Этот аргумент стал завершающим в неравной схватке Жени с окружающей ее действительностью. Она булькнула, уронила голову на скрещенные на столе руки и замерла.
Впрочем, ненадолго. Не успела Таша возмутиться или удивиться ее поведению, как двери в коридоре снова загрохотали. На сей раз раздавались уже два возмущенных голоса. Один из них главдракона, а второй... принадлежал Юраге, которого в повышенных тонах вообще никто ни разу не слышал.
«Вы сказали, что если Владимир Палыч подпишет, то и вы подпишете – вот и выполняйте взятые на себя обязательства!» - доносилось до них аж через две двери.
«Так этой шалаве хватило ума пойти к ректору? Прыгнуть через мою голову?!»
«Вы, Любовь Петровна, сами эту голову и подставили – потому подписывайте!»
«Она не соблюдает субординацию! Кто вообще так делает?»
«А вы не соблюдаете нормы корпоративной этики! Приходится идти в обход!»
«Я не соблюдаю?!»
«Вы не соблюдаете!»
«Да что вы себе, Артем Викторович, позволяете?!»
«Не больше, чем вы, Любовь Петровна! Мне долго ждать?»
«А-а-а-а! – протянула о чем-то своем догадавшаяся Горбатова. – А что это вы о ней вообще хлопочете-то, а? Вы же знаете, с кем она спит, Артем Викторович? Вы что? Соображаете, что творите?»
«Ее личная жизнь – это ее личное дело».
«Моральный облик – дело общественное! Она позорит бухгалтерию! Она позорит университет! А вы покрываете разврат! Или она и с вами спит?»
Тут по коридору разнесся громогласный хохот. Юрага и правда хохотал, как ненормальный. Можно было всерьез подумать, что он никогда в жизни так не веселился, если бы не жесткий голос, которым он продолжил пререкаться с главдраконом, отсмеявшись:
«Так, может, пропесочим ее на партсобрании?! – проорал он. – Или устроим товарищеский суд? И надо мной заодно, если я с ней сплю?»
«За кого вы меня принимаете?!»
«А вы меня за кого? Подписывайте!»
«Черт с вами! Но учтите, в отсутствие Малич ее участок работы – на вас. Ясно?!»
«Ясно!»
Оглушительным и финальным залпом снова шандарахнула дверь, и стёкла в ней в ужасе задрожали. А потом перед Женей и Ташей предстал взъерошенный Юрага с заявлением, глядящий на Женю совершенно безумными глазами.
– Извините, - было первое, что он сказал, тяжело дыша и пытаясь расстегнуть свободной рукой пуговицу на рубашке.
– Зря вы, Артем Викторович, - подняла голову Женя. – Вы же знаете, она не спустит. И при каждом удобном и даже неудобном случае…
– Не вам же одной под обстрелом... – он подошел к ее столу, не обращая внимания на едва дышавшую Ташу. Положил на Женин стол заявление и проговорил: - Еще в отделе кадров... завизировать надо.
– Да, - согласно кинула Женя. – Конечно, я сама уж… Спасибо вам.
– Ерунда... Вы это... если вдруг занесет в Рим, вы передавайте ему привет от меня, хорошо? Я забыл монетку бросить когда-то.
Он положил ее заявление на стол, после чего улыбнулся и вышел из кабинета. Через минуту снова стукнула дверь – Юрага скрылся у себя. Ему надо было продержаться десять дней до Жениного отъезда со Шпинатом. Потом ее не будет. А в августе отпуск уже у него, и он улетит на край света. Может быть, если реже с ней пересекаться, все само пройдет?
... к Риму, в котором она тоже никогда не была.
– Клар! Клар! – прокаркала Антонина Васильевна, осторожно вглядывавшаяся в открытые ворота двора, за которыми величаво стоял шикарный танк неведомой бабульке породы. В машинах баба Тоня не разбиралась, да ей и не надо было. Сюда бы Гарика, но тот с утра на работе, да и Андрей Малич подозрительно зашухарился у себя дома, не подступишься. А что за машина и по чью душу – мадам Пищик было страсть как интересно.