The Мечты
Шрифт:
Моджеевский повесил трубку и наконец снова взглянул на застывшую на месте Женьку.
– Слышала?
Она кивнула в ответ.
– Прогулял математику, засранец... семнадцать лет – все как ясли. Я ни черта не понимаю в этой жизни...
И с этими словами Роман снова схватился за телефон, теперь уже набирая сына и вслушиваясь в длинные гудки.
– Они и есть ясли, - вздохнула Женя, подумав про Юльку. Сестра так и не рассказала, что было в больнице. А вот то, что они с Бодей не помирились, – было очевидным. И еще неизвестно,
– Богдан! – наконец гаркнул Рома, когда трубка все-таки ожила, и тут же протянул руку Жене через столик, чтобы сплести пальцы. – Ты где?
– Где надо, - буркнул сын. – Тоже воспитывать собираешься?
– Я хочу, чтобы ты объяснился! Ты какого черта творишь? Мать в истерике. О себе не думаешь – хоть нас пожалей.
– Живу своей жизнью, - огрызнулся Бодя. – С тебя пример беру.
– Исполнится восемнадцать – живи. Сейчас мы за тебя отвечаем. Где ты, я спрашиваю?
– Не ори!
– А как с тобой разговаривать? Ты же не хочешь, чтобы тебя воспитывали. Приходится орать. Я не железный, Богдан. Ты на черта экзамен прогулял, а? Ты же готовился.
– Ну готовился, - буркнул сын.
– Тогда зачем это показательное выступление? Что ты этим хочешь сказать?
– Да ничего я никому не показываю, - возмутился Бодя. – Отстаньте от меня все.
– Бодя, это справка, ты понимаешь? Куда ты с ней? На стройку?
– В супермаркет. Кассиром.
Роман прикрыл глаза и устало вздохнул. Как с ним, вот с таким, разговаривать, он не знал. Да и нигде этому, наверное, не учат.
– Ты у меня сейчас? – наконец произнес он после некоторой паузы.
– Сам же звал. Теперь нельзя, что ли?
– Не говори глупости! И постарайся их не делать. Приеду – разберемся.
– Интересно – как? – хохотнул Богдан. – Купишь мне аттестат и в Лондоне запрешь?
– Черта с два я куплю тебе аттестат, понял? – рявкнул Роман, понимая, что уже нет сил сдерживаться. – Сдашь экзамен и сам получишь, даже если просрешь этот год. Может, что на место в голове станет.
– Самое главное в моей голове на месте, - так же рявкнул в ответ Богдан и отключился. Моджеевский выругался и с размаху бросил телефон на стол. Тот громко стукнул, а он зло выдохнул:
– Бред какой-то! Совсем охренел!
– Криком ничего не добьешься, - проговорила Женя, с любопытством наблюдавшая перепалку двух Моджеевских. – Только настроишь Богдана против себя.
– Он, даже когда мы с Ниной разводились, так себя не вел! А ведь ему тогда четырнадцать было!
– Возможно, тогда тебе были понятны его поступки, потому что ты знал причину.
– Да он просто окончательно оборзел, - мрачно ответил Роман. – Катается как сыр в масле и вечно чем-то недоволен! Мы с Нинкой все для них делаем, а они, как видишь, плевать хотели на нас с высокой колокольни.
– Может, стоит вспомнить себя в его возрасте? – сказала Женя и улыбнулась. – Мне с Юлькой помогает.
Моджеевский на несколько секунд подзавис, внимательно глядя на Женю, будто бы что-то вспомнил. А потом выдал неожиданно тихим растерянным голосом:
– Кстати... а что у них с Юлькой сейчас?
– Думаю, что ничего, - вздохнула она. – Она молчит, но все время дома.
– В больнице ее не было. Мне бы Нина сказала... вряд ли я бы забыл... А торчит он у меня, по соседству с тобой. Черт! Ты что-нибудь понимаешь?
Женя отрицательно качнула головой.
– Попробуй поговорить с ним, когда вернемся, - сказала она.
– Попробуй поговорить, - передразнил ее Моджеевский. – Ты его сейчас слышала? С ним невозможно разговаривать!
– Пока мы окажемся в Солнечногорске, он остынет.
Роман на мгновение задумался, глядя на Женьку, потом поджал губы. Его пальцы в очередной раз за утро коснулись телефона. И он мрачно проговорил:
– Не остынет, не успеет. Я... мне надо позвонить Алене, пусть берет билеты на первый рейс, какой сможет... – запнулся и добавил немного бодрее: - Если хочешь, то можешь еще... догулять отпуск, а мне домой надо.
– Как это? – озадаченно поинтересовалась Женя.
– Обыкновенно, самолетом... Расхлебывать последствия того, что мой придурок-сын и твоя сестра натворили.
– А Юлька при чем? – возмутилась она. – Ты же говорил, что они сами разберутся. И что изменится за три дня?
– Я не знаю, что изменится за три дня, но мне надо к нему, а то он еще что-нибудь отчебучит! Я не представлял, что у него это так серьезно!
– Я так понимаю, что ты сейчас тоже серьезно, да?
– Абсолютно.
– И уговорить тебя нет никакой возможности?
– Женя! – Моджеевский вскочил из-за стола и сунул руки в карманы брюк, взгляд его едва ли не метал молнии, и было видно, что сдерживается от крика он с трудом. – Какие, нахрен, уговоры? Ты понимаешь, что у меня там ребенок? Мой собственный ребенок? Или тебе это игрушки?.. Да что ты вообще можешь в этом понимать, у тебя своих нет!
Между ними повисла тишина, которая продлилась недолго. Женя тоже вскочила на ноги, громыхнув стулом.
– Да у меня много чего нет из того, что есть у тебя, - вспылила она. – Но буду тебе крайне признательна, если ты увезешь меня домой так же, как и привез сюда.
С тем и выскочила за двери, не давая возможности ни себе, ни Роману увязнуть в ссоре.
Три дня!
Много это или мало?
Три дня против трех лет, в которые близкие Романа жили отдельно от него. Или он от них.
Три дня…
Они могли провести вместе всего лишь неделю. На другой стороне континента. Существовать только друг для друга и ни для кого больше. Ради этой недели ей пришлось идти на конфликт с главдраконом. Юрага обратился Капитаном Америкой, нарываясь на неприятности ради того, чтобы сейчас всё катилось псу под хвост со скоростью света.