The Phoenix
Шрифт:
– Слушай, малец, – Энди отпускает меня и возвращается на прежнее место. – Ты все же мой родной брат. Будь любезен, выйди вон.
– Не в курсе как так произошло, что моим родным братом стал урод вроде…
– Идем, Чарли.
Ко мне возвращается уверенность. Руки впиваются в поверхность учебников. Я не успела захватить многие вещи, но я не позволю своему защитнику сболтнуть лишнего, а он сболтнет, не возьми я себя в руки.
Я выхожу из комнаты и, поравнявшись с Чарли, оборачиваюсь. Комната. Моя старая узница. Теперь все, что меня останавливает, так это пустой взгляд
Мы идем по коридору. Чарли едва поспевает за мной. Но я не могу больше терять ни минуты. В ванной уже не шумит вода, а значит, через несколько минут оттуда выглянет мой отчим.
Я благодарна мальчишке. Он не задает лишних вопросов, просто следует за мной, крепко прижавшись ко мне. Он знает. Знает, что это наше прощание. На глазах выступают слезы. Я и не могла представить, что это будет так сложно. Так невозможно.
Я замираю у выхода, потому что в тишине сонной квартиры слышен щелчок замка. Скрип двери ванной комнаты. Мое тело откликается мгновенно. Я срываю куртку с вешалки, на ходу обуваю кеды на босу ногу. У меня нет времени. Чарли так же быстро натягивает на мою голову шапку и шарф. Слишком криво и неумело. Теперь я вижу его только одним глазом, а шарф не дает возможности нормально дышать.
Я начинаю задыхаться слезами. Все тело содрогается в истерике. Я не могу забрать его с собой, ведь Чарли принадлежит этой семье. Я не могу оберегать его, пока не наступит мое совершеннолетие. Но сердце разрывается от гнусной боли – я люблю этого пепельноволосого малыша. Он вырос вместе со мной.
Больно. Слишком больно.
– Чарли, – шепчу я сквозь слезы, – я не бросаю тебя, маленький, слышишь? Я не брошу тебя никогда на свете…
– Запомни, я не маленький, – уверенно хрипит он, стирая с моих щек соленые капли, – и ты не должна оправдываться, ясно? Я все знаю, Би. И если ты не поторопишься, все повторится снова.
Я сгребаю его в охапку. Запоминаю приторный аромат детского шампуня. Чувствую около своего уха его теплое сопение и тихие всхлипы. Никогда прежде он не обнимал меня так сильно, так безысходно. Он догадывается… Ведь я уже приняла решение.
Я уходила из дома прежде, но всегда возвращалась. Как блуждающая кошка, что рано или поздно находит дорогу домой. Но только не теперь. И Чарли знает это.
– Сынок, просыпайся.
Я слышу голос отчима, и мгновенно руки ребенка размыкаются за моей спиной. Он с силой толкает меня в грудь и подбирает упавшие учебники.
– Беги, глупая.
Головокружение. Адреналин. А самое главное – страх. Дикий, всепоглощающий, животный, практически невозможный страх, от которого можно сойти с ума. Тело становится ватным, но уверенные ручонки Чарли выталкивают меня за порог. Резкий хлопок. Щелчок.
С широко распахнутыми глазами я уставилась на закрытую дверь. Слышу чьи-то быстрые приближающиеся шаги. Чей-то удивленный, спокойный голос. Вопросы. А потом крик. Это Чарли.
«Беги, глупая».
И я бегу.
В ушах стучит пульс. Щеки обжигает морозный ветер. А я даже не в состоянии поправить шапку, которую заботливо надел на меня Чарли. Я знаю, что весь гнев отчима теперь обрушится только на него. И это моя вина. Только моя.
Но я не могу оплакать его участи. Слезы пересохли на обветренных щеках. Растрескавшиеся губы дрожат, и я на грани срыва. Только благодаря прохожим, что с недовольными минами толкают меня, словно мяч из стороны в сторону, мгновениями, яркими вспышками, я возвращаюсь в реальность. Оживленный центр города кишит людьми, несмотря на то, что на часах только семь утра.
Мне нужно было успеть на учебу. Да, с утра я, кажется, только об этом и думала, но теперь все потеряло свой смысл. И краски в рюкзаке, и сто долларов в кармане, и незримая, светлая свобода. Дурацкая мечта, которая привела меня к тому, что я потеряла Чарли. Я все еще чувствую его крепкие объятия, но они разжигают меня чувством вины.
Моего лица неожиданно коснулось что-то теплое. В глаза ударяет свет, и я невольно жмурюсь. Когда я снова обретаю зрение, над городом повисает невольная тишина. Я встречаюсь взглядом с теплым, зимним солнцем. В округе вспыхивают мириады звезд. Это вечерний, выпавший снег.
Вроде слов поддержки – надейся, Би.
Неожиданно чья-то рука ложится мне на предплечье, и я вздрагиваю. Нет, всего лишь прохожий. Он смотрит на меня и странно, виновато улыбается.
– Девушка, у вас телефон звонит…
И ко мне возвращается слух. Знакомая мелодия надрывается в сумке. Я спешно благодарю прохожего и тщетно пытаюсь найти мобильный. На меня оборачиваются, меня прожигают недовольными взглядами. Но я, наконец, выуживаю телефон. На экране высвечивается знакомая улыбка. Серые глаза, волнистые светлые волосы.
– Аннабет.
– Не угадала, – вместо спокойного, тихого голоса подруги, я слышу игривый смех. – Би, ты скоро? Мы замерзли, и Энн пошла за кофе. У тебя ни стыда, ни совести.
– Привет, Пер…
– А ты знаешь, как она злится, когда кто-нибудь опаздывает. Я могу прикрыть тебя и сказать, что ты снова застряла в пробке, но её это вряд ли это остановит. – продолжал он, – Мне надоело выслушивать какую классную книгу она купила на днях в «Букмекере».
– Перси Джексон! – на другом конце провода послышался нервный визг Чейз.
– Слышала? У нас с тобой большие проблемы. До связи, – и я снова услышала его заливистый смех.
Я глянула на часы. До конца жизни Персея Джексона оставалось пятнадцать минут. Дольше ему не протянуть.
Я поправляю шапку, откидываю назад взлохмаченные каштановые пряди волос, покрепче цепляюсь за лямки сумки и тяжело вздыхаю. Я буду бороться за тебя, Чарли, и, однажды, я вернусь за тобой. Солнце по-прежнему ластится ко мне: в волосах играют его лучи, на щеках оно оставляет свои мягкие касания. Кажется, оно возрождает во мне счастье. Вернусь за Чарли. Я буду рядом с ним. С самым родным человеком на всем белом свете. Я буду учить его рисовать, а он будет злиться, что у него ничего не выходит. Я буду раз за разом повторять эти тяжкие уроки мучения вместе с ним. Мы будем вместе. Однажды.