The Phoenix
Шрифт:
Когда я вылезаю из ванной, в голову ударяют прежние мысли. Перед глазами маячит образ той незнакомки. Нико назвал ее Бьянкой, но разве… Разве она не плод моего воображения? Да и кто такой этот Нико? Странный подросток – гот? И если все друзья Джексона ведут подобный образ жизни, то я очень сомневаюсь в успешности сегодняшнего вечера.
Всю дорогу до дома Аннабет порхала вокруг меня, словно наседка, чем порядком надоела всем пассажирам метро. Это было и мило, и раздражающе, и дизориентирующе одновременно, но я мало обращала на это внимание. Я чувствовала себя словно сломанная кукла, которой нужно сменить
Я могла бы назвать это совпадением, могла бы просто не поверить догадкам юного гота и сослаться на стечение глупых обстоятельств. Но что настораживало меня в особенности, так это то, что я уже знала цвет глаз псевдо – Бьянки, видела прежде этот странный шрам, изгиб губ, волны вороных волос. Я знала цвета, которые будут играть на ее коже при свете. Память художника намного точнее памяти любого человека, и могу сказать точно – я будто тысячи раз рисовала ее до этого. Чувство дежа-вю красной тряпкой маячило перед глазами.
– Ты там уснула что ли? – послышался веселый голос Джексона.
Я словно просыпаюсь ото сна. Глаза впиваются в мое испуганное отражение. Сколько времени я провела в таком положении?
– Выхожу.
Я кутаюсь в махровый халат Аннабет и стараюсь отогнать глупые мысли. Пусть и не совпадение, пусть и незнакомку действительно зовут Бьянка – должно быть я видела ее прежде. Приди в себя, Би.
Едва я открываю дверь, меня озаряет яркая вспышка. От неожиданности я пячусь назад, но после дикого хохота, что расходится по комнатке, я мгновенно включаю режим «фурии».
– Какого черта, Джексон?
Когда сквозь пелену бликов и мигающих полукружий я, наконец, замечаю довольное лицо Перси, меня едва не трясет от злости. В руках он крутит фотографию, на которой проявляется мое глупое сереющее лицо.
– Традиция, Би, и тебе не укрыться от нее, – он хватает меня за руку и тянет в зал. – Идем.
Я не успеваю возразить, так как приходится лавировать меж кроватью, разбросанными вещами, моими учебниками и чертежами Аннабет. Да, я, правда, не ожидала, что слово «свобода» подразумевает под собой свинарник.
На самом деле, Перси мало похож на первокурсника. Даже на выпускника. Я слишком часто замечала отсутствие логики в его поступках. Глаза цвета морской закатной бирюзы всегда горели каким-то детским, неподдельным и слишком живым интересом ко всему, чего касались его руки. Он напоминал мне Чарли, но в более взрослой, непринужденной, и все еще порывающейся к открытиям версии.
Неожиданно Джексон останавливается. Странно, но мы стоим посреди гостиной комнаты, а я по-прежнему не замечаю ничего выдающегося.
– Не догадалась еще?
Я окидываю друга вопросительным взглядом. Он просит меня
Рядом с ними часто мелькают незнакомые лица, но мне кажется, что мои друзья в центре внимания всего… лагеря? Они не врали мне? Оранжевые футболки? Фотографии посиделок у костра? Странные доспехи и мечи? Слишком необычно, но почему бы и нет?
– Лагерь Полукровок.
Я оборачиваюсь и замираю. Джексон словно завороженный глядит на фотографии и слабо улыбается. Это печальная улыбка, словно ностальгия, которая душит своими одновременно жаркими и холодными объятиями. Он проводит пальцами по одной из фотографий и бормочет себе под нос:
– Селена и Чарли…
– Чарли? – услышав знакомое имя, встреваю я.
Перси слабо кивает.
– Он был отличным парнем, как и его девушка.
– Был? – хрипло спрашиваю я. Не знаю, почему я задаю эти вопросы, зачем только донимаю Перси, ведь эта тема наверняка не особо приятна ему.
Джексон опускает глаза и хмурится. Я часто замечала за ним эту странную привычку: он делал так всегда, когда был расстроен или озадачен. Озадачен – не запуган. Слово «страх» неизвестно этому парню.
– Они погибли в автокатастрофе.
Я поднимаю голову и замечаю ту самую фотографию. На ней темноволосая, прекрасная, другого слова тут не подберешь, девушка и улыбчивый афроамериканец. Он с такой любовью и нежностью смотрел на нее, что у меня в животе появилось некое странное трепещущее чувство восторга. По сравнению с этой хрупкой бледнолицей девушкой, он был просто огромным. Но даже это несоответствие не портило ощущение того счастья, что искрилось между ними.
– А это Кларисса и Крис, – указывая на другое фото, говорит Джексон. – Она ненавидит меня, а вот Крис славный малый, пусть слегка чудаковат. Это братья Тревис и Коннор. От них в лагере одни проблемы, и знаешь что? Они хуже чем я, ты можешь себе представить, Би?
А я не могу себе этого представить. Я просто смотрю в усталые, вздернутые пеленой воспоминаний глаза Перси, и чувствую себя самым счастливым человеком на всем белом свете. Он продолжает называть странные незнакомые мне имена, а я, не отрываясь, гляжу на фото двух влюбленных. Они счастливы, и, кто знает, быть может, они счастливы и теперь, вне досягаемости этой гнусной реальности, в которую я вляпалась. Вляпались все мы.
Неожиданно, я крепко-крепко прижимаюсь к Джексону. Порыв эмоций снова заставляет меня делать необдуманные вещи, но я действительно рада, что нуждаюсь в нем. Как нуждаюсь и в моей Воображале. Как нуждаюсь в них обоих. Мне только бы дотерпеть до совершеннолетия, и тогда я смогу быть с Чарли. Тогда мое счастье станет невосполнимым.