Тиберий: третий Цезарь, второй Август…
Шрифт:
Умелое и своевременное рассредоточение армии позволило Тиберию дать верный и быстрый ответ на новую тактику мятежников. В итоге римлянам удалось взять под контроль многочисленные набеги варваров и успешно их подавлять. Надо сказать, что вести такую войну на мятежной территории с местным населением, прекрасно ее знающим, — дело чрезвычайно нелегкое. Много более трудное, нежели победа в одном сражении. И победное ее завершение доказывает выдающийся военный талант Тиберия.
Отдельные успехи мятежников Тиберия не смутили, выработанный им план военных действий оказался единственно успешным и вскоре принес ожидаемые плоды. К лету 8 г. вся Паннония была усмирена. На берегах реки Батин (совр. река Босна) войска Батона Брециана и Пиннета дали отчаянный решительный бой римлянам и были полностью разгромлены. Предводители попали в плен, и Батон Брециан решил обезопасить себя и остаться
Но, тем не менее, Паннония была в основном замирена, и только в Далматии сохранялись очаги войны, старательно поддерживаемые и по возможности раздуваемые Батоном Далматиком. В этой последней кампании ближайшими соратниками Тиберия были брат Веллея Патеркула Магий Целер Веллеян и близкий к Августу Эмиллий Лепид, в том же 8 г. назначенный наместником в Паннонию. В боевых действиях в Далмации принимал участие и направленный туда Августом племянник Тиберия, сын его брата Друза Германик.
В 4 г., когда Август усыновил Тиберия, он потребовал от него усыновить сына своего брата. Таким образом, у Тиберия помимо родного сына, именуемого обычно Друз Младший, которого ему родила Агриппина Випсания, появился и сын приемный, бывший также его родным племянником. Поскольку потомству Друза после его смерти было дано право на имя Германик, то так ему и суждено было войти в историю. А поскольку он был усыновлен Тиберием, в свою очередь усыновленным Августом, то получил право именоваться Юлий Цезарь Германик. В далматской кампании молодой человек — ему было двадцать один год — стал надежным соратником Тиберия и проявил себя наилучшим образом. Счастливую весть о победе при Ватине, означавшую близость победного окончания войны, Августу в город Аримин на Адриатике доставил именно Германик. Август после этого вернулся в Рим, где был восторженно встречен народом. Главные опасности войны миновали, теперь Тиберию оставалось только добить врага.
Победа казалась близкой, но достижение ее оставалось делом не самым простым. Горные области Далматии, покрытые лесами, неукротимое, непокорное римлянам население, замечательно владевшее искусством войны, да еще и обладающее естественными навыками боевых действий в родной местности, не сулили римлянам легкой добычи. Тем не менее, победа была добыта под руководством Тиберия достаточно быстро. При этом он оставался верен своей принципиальной тактике сбережения войска, достижения победы при наименьших потерях: «Ни во время этой великой войны, ни во время Германской никогда ничто не вызывало у меня большого восхищения, чем то, что император не считал возможность победы настолько благоприятной, чтобы не принимать во внимание потери воинов, и всегда наиболее славной считал самую безопасную: он сообразовывался скорее со своими убеждениями, чем с молвой, и никогда решения вождя не направлялись суждением войска, но войско направлялось предусмотрительностью вождя».{151}
Особую заботу Тиберия вызывали раненные и больные воины. Некогда он не очень удачно по вине родосцев посетил больных жителей острова.{152} На войне же он делал все для облегчения страданий своих соратников и солдат, идя даже на личные неудобства:
«О дела, о которых не стоило бы распространяться, не окажись они великими, полезными, приятными и человечными благодаря подлинной истиной добродетели! За всю Германскую и Паннонскую войну никто из нас, будь он выше или ниже по положению, в случае болезни не оказывался без заботы Цезаря об излечении и поправке здоровья, словно все его помыслы были совершенно свободны от бремени великих дел и нацелены на одно это. Была наготове запряженная повозка; находилась в общем пользовании его лектика (носилки, паланкин. — И. К.) — применение ее довелось испытать подобно другим и мне. Не было никого кому не сослужили бы службу для поправки здоровья и лекари, и кухонные принадлежности, и переносная баня, предназначенная лишь для него одного. Не хватало только дома и домашних, но не ощущался недостаток ни в чем из того, что они могли бы предоставить или чего у них можно было бы попросить. Добавлю и то, с чем каждый из очевидцев тотчас согласится, как и с прочим, о чем я рассказал: на коне он ездил всегда один, во время большей части летних экспедиций обедал сидя и только вместе с теми, кого приглашал. Тех, кто нарушал дисциплину, он прощал, лишь бы это не оставалось вредным примером; его предупреждения были частыми, он делал и выговоры, карал очень редко и придерживался среднего, многого не замечая, кое-чему препятствуя».{153}
Неприхотливостью своей, простотой военного быта Тиберий замечательно напоминал Гая Юлия Цезаря. И это нельзя назвать подражанием, следованием примеру. Это схожие качества близких по духу великих военачальников. Сходство это распространяется и на отношение к воинской дисциплине в боевых условиях. Цезарь Тиберий и здесь действовал в духе Гая Юлия. Ведь пишет же Светоний о божественном Юлии, что «проступки солдат он не всегда замечал и не всегда должным образом наказывал».{154} И это разумно. Мелочные дисциплинарные придирки, наказания за незначительные проступки в условиях войны только озлобляют солдат, не способствуя укреплению из боевого духа. А вот полководец, заботящийся о своих воинах, снисходительный к мелочам, не затрагивающим боеготовности, вызывает полное доверие, располагает к себе, что порождает преданность солдат к военачальнику и должный боевой дух. С этой точки зрения Тиберий выглядит безупречно.
Что же до исключительной заботы о больных и раненных, то даже в жизнеописаниях Александра Великого, Ганнибала, Юлия Цезаря мы не найдем подобного отношения к солдату. Забота Тиберия о солдатах вкупе со стремлением и умением избежать больших потерь на войне наилучшим образом характеризует Тиберия как подлинно выдающегося военачальника.
В непростых условиях далматской войны Тиберию пришлось проявить все свои наилучшие полководческие качества. Пригодился здесь немалый накопленный им опыт боевых действий в горных условиях. Ведь начинал он свое служение Марсу и Беллоне в горах Кантабрии, первые свои полководческие отличия заработал в Альпах. Потому не было шансов у Батона Далматика долго противостоять лучшему воителю Римской империи.
«Эта летняя кампания положила конец великой войне: ведь далматские племена — перусты и демдиаты, почти неодолимые благодаря обитанию в горах, неукротимости нрава, а также исключительным навыкам боя, были усмирены лишь тогда, когда их почти полностью перебили не только под предводительством Цезаря, но его собственной силой и оружием».{155}
Батон Далматик был осажден Тиберием в крепости Андетрии, близ Салоны, где не так давно начинался великий мятеж. Город этот построили на вершине скалистой горы, он имел огромные запасы продовольствия. Естественные укрепления — скалы, гористые кряжи, — дополнялись стенами, глубоким рвом. Прямой штурм не мог принести удачу, и Тиберий решил перехитрить Далматика.
Пока передовой отряд, взбираясь на гору, продвигался к крепости и отвлекал на себя главные силы повстанцев, резервные части под предводительством самого Тиберия совершили обход вражеских позиций по горным тропам. Вот где пригодился кантабрийско-альпийский опыт!
Враг был полностью разгромлен, и Батон был вынужден направить к Тиберию своего сына Сковаса с предложением капитуляции при условии сохранения ему жизни. Тиберий дал согласие, и далматинцы сдались. Последний оплот великого восстания пал.
Батон, представ перед Тиберием, держался мужественно. Победоносный Цезарь спросил у побежденного, почему его народ восстал и так отчаянно сражался против римлян. На это он получил достойный и правдивый ответ: «Вы сами в этом повинны. Вы, римляне, послали охранять стадо не пастухов и не собак даже, а волков».{156}
Ответ Батона впечатлил Тиберия. Он навсегда запомнил эти справедливые слова. И потому, став правителем Римской империи, он будет помнить о них, требуя от своих наместников, чтобы они «стригли овец, а не резали».{157}
Цезарь Тиберий сдержал слово, данное покорившемуся мятежнику. По его распоряжению Батон был сослан в италийский город Равенну, где спокойно прожил до конца своих дней. Август не возразил против великодушного решения Тиберия. Но вот другое непродуманное решение Августа привело к тому, что слова, сказанные Батоном Тиберию, точь в точь оказались верны для другой недавно обретенной римлянами земли. Назначение наместником в Германию Квинтилия Вара привело к самым роковым последствиям для Рима, превзошедшим все угрозы и страхи минувшей войны.