Тибетская книга мертвых

Падмасамбхава

Таким образом, Будда основал общественное движение, имеющее историческое развитие на трех уровнях: социальном (и потому неизбежно политическом), религиозном, а также философском, или научном. Сущность всех трех движений лежит в понимании относительности и взаимосвязи всех явлений, ментальных и физических. Изначально Будда был скорее критиком религии, а не основателем. Он критиковал ее тенденции к абсолютизации, пренебрежение к человеческому разуму, оправдание внеразумного, произвол и власть авторитета. Реальность, как Будда видел ее, лежит за пределами догматических теорий, но широко открыта для непредубежденного восприятия. Человеческая жизненная форма исключительно хорошо приспособлена к реальности и очень близка к полному ее пониманию, а достижение этого понимания приводит к полному освобождению и счастью.

Во времена Будды были разные взгляды на природу жизни: от спиритуалистических теорий о душе, воплощенных в разработанные теистические системы верований, до весьма современного материалистического нигилизма. Будда отверг все теории абсолютной души, все постулаты строго фиксированной идентичности или статичной личной сущности, выдвинув кардинальное учение об отсутствии индивидуального «я» или души (анатма).

Он учил, что психологическая привычка рассматривать человека как фиксированную, неизменную субъектность, является главным препятствием для хорошей жизни. Но Будда никогда не отрицал относительного наличия живого «я». Он настаивал на непрерывности гибкой души, изменяющейся от жизни к жизни. Он недвусмысленно отрицал современный ему нигилизм, сводивший даже относительную, условную живую душу, «я» или самость к случайному проявлению материи. Он настаивал на относительной реальности «я», его уязвимости, ответственности и эволюционном потенциале. По сути дела, его учение о всеобщей относительности «я» положило начало широко распространенному взгляду на глубокую взаимосвязь индивида с бесчисленными формами жизни. Концепция неизбежной взаимосвязи в буддийских сообществах вдохновляла людей сознательно посвятить себя реализации своего высшего потенциала и превращению всего мира в место, благоприятное для жизни.

Буддийские священные тексты Всеобщей колесницы (махаяны), ставшие популярными в Индии примерно через четыре столетия после кончины Будды, учили, что будда – это космическое существо, а состояние, им достигнутое, может быть описано как состоящее из Трех тел. Сначала совершенная мудрость становится Телом Истины, или Телом высшей реальности, в котором просветленное существо переживает единство со всей вселенной. Затем совершенное сострадание будды становится Телом Формы, безграничным воплощением, исходящим из единства всеблагого просветленного существа с высшей реальностью свободы, чтобы помочь другим бесчисленным существам избегнуть страдания, осознав свое единство со свободой. Само Тело Формы делится на два. Имеется Тело Блаженства, разновидность тонкого или эфирного тела, образованного истинной радостью будды, который освободился от страданий, познав абсолютную природу реальности. Как сама реальность, оно бесконечно и рассеивает тонкое сияние вездесущей радости будды во всех явлениях. Следующее – это Тело Проявления, возникающее из скрытой энергии Тела Блаженства, когда будда хочет войти в контакт с обычными существами, которые не могут воспринимать окружающее их присутствие Тела Блаженства, а испытывают страдания и отчуждение. Будды проявляются, магически создают такие плотные воплощения, которые необходимы для контакта с живыми существами, чтобы освободить их от страданий и побудить к достижению собственного просветления и блаженства. Будда Шакьямуни, исторический Будда, – это будда Тела Проявления, но считается, что будда, явивший себя как Шакьямуни, имеет неисчерпаемую силу проявиться в бесконечном количестве форм, соответствующих нуждам живых существ. Также считается, что все будды наделены этими Тремя телами: Истины, Блаженства и Проявления. Эти понятия дают нам необходимую основу для понимания тибетских представлений о невоспринимаемой реальности и присутствии просветленных существ.

Будда говорил, что людям следует изучать относительный материальный мир и природу ума, чтобы в полной мере понять и улучшить жизнь чувствующих существ. Для этого они должны использовать не только свои чувства, но также субъективный человеческий ум, здравый смысл и размышление, развивая критическую мысль и доводя сосредоточение до степени остроты, непредставимой для обычного нетренированного человека.

Будда основал и сильно развил традицию Внутреннего (или умственного) знания (адхъятмавидья). Оно называется «знанием», поскольку это организованный способ поиска свойств ума в определенной манере с целью освобождения человека от неблагих задатков и способствования развитию им благих. Будда создал долговременные образовательные институты для изучения ума, которые в конце концов превратились в то, что обычно называется монастырями. Эти учреждения, посвященные усиленному обучению, широко распространились по Индии и по всей Азии спустя столетия после эпохи Будды. Они постоянно присутствовали во многих азиатских странах вплоть до наступления эры ислама или международного секуляризма. В этих институтах Внутреннего знания, в частности, изучали смерть, промежуточное состояние и процесс перерождения, а результаты содержатся в обширной, накопленной за века литературе по этому вопросу. Сведения о смерти, входящие в эти сочинения, не имеют себе равных во всех цивилизациях мира. Это высший источник «Естественного освобождения».

Представления тибетцев о смерти

Тибетский подход к смерти и промежуточному состоянию не является ни мистическим, ни таинственным. Это руководство к странствию через промежуток показывает, как реальность смерти соотносится с миром тибетских представлений; оно ярко живописует непрерывность между прошлой, нынешней и будущей жизнями. Для тибетцев перспектива множественности жизней – это не в большей (но и в не меньшей!) степени религиозная система верований, как наше современное представление о структуре Солнечной системы или о смене времен года. Тибетцы считают делом здравого смысла и научным фактом то, что живые существа проходят через ряд жизней, а смерть, промежуток и процессы перерождения следуют предсказуемым закономерностям. У тибетцев имеются надежные свидетельства просветленных испытателей, которые сознательно прошли через опыт промежутка, запомнили его и сообщили о своих переживаниях. Тибетцы относятся к сообщениям своих «психонавтов» так же, как мы принимаем отчеты астронавтов о том, что происходит на Луне. Тибетские буддисты верят, что большинство людей могут вспомнить о своих прошлых жизнях с помощью довольно простого метода медитации. Тибетцы действуют согласно этому буддийскому представлению и на практике воплощают его в жизнь, используя ее время для того, чтобы научиться понимать мир, подготовиться к смерти и будущим жизням, совершенствовать свои поступки, эмоциональные привычки и способность проникать в суть явлений.

До некоторой степени тибетцы разделяют наши западные взгляды на смерть, но во многом смотрят на

нее иначе. На обычном человеческом уровне они, как и мы, рассматривают смерть как трагедию. У них есть методы предупреждения безвременной смерти, обмана даже своевременной смерти и продления драгоценной человеческой жизни. На этом общечеловеческом уровне они даже больше боятся смерти, чем мы, современные материалисты и гуманисты, ожидающие автоматического безболезненного забвения. Тибетцы же считают бесчувственное забвение весьма неправдоподобным, понимая смерть скорее как дверь к переходу, который может быть более чем фатально опасным для людей неподготовленных или сильно приверженных неблагим привычкам. Поэтому они смотрят на смерть как на мощную злую силу, подстерегающую их. В соответствии с индийским наследием они отождествляют этот ужас с устрашающим, свирепым богом смерти Ямой, царем подземного мира и судьей умерших. Его изображают темно-синим, с головой буйвола и двумя руками, держащими жезл в виде скелета с черепом и аркан, и стоящим обнаженным – с эрегированным фаллосом – на спине выдыхающего пламя буйвола. Иногда Яму сопровождает супруга, ужасающая Чамунда, которую считают женской персонификацией его энергии. Бесчисленные орды слуг Ямы бродят повсюду, исполняя его приказания и собирая души умирающих. Когда он является, человек не может сказать «нет», он следует за Ямой в подземный мир, а там в железном зале без окон и дверей взвешивают его добрые и злые дела. Яма судит умерших и посылает либо в разные небесные царства, если преобладает добродетель, либо в мир животных или в адские миры, если перевешивают грехи. Если особенно повезет и добродетели включали большую чувствительность, щедрость и разумность, то человек сможет вернуться в человеческий мир, который считается лучшим для духовной практики, чем небеса. Тибетцы страшатся Ямы и ждут, что будды и бодхисаттвы спасут их от его рук и суда. На праздниках и маскарадах это свирепое божество обычно изображает монах высокого роста в устрашающей маске и ярком костюме. Всегда показывают, как его покоряет Будда, бодхисаттва мудрости Манджушри или бодхисаттва сострадания Авалокитешвара в виде Падмасамбхавы, великого йогина и первого исторического святого Тибета.

Хотя в воображении тибетцев персонификация смерти столь отчетлива, нужно сразу отметить, что столь ужасен не сам Яма, а, скорее, его суд и та неблагая судьба, которую он, возможно, определит. Согласно общепринятому тибетскому воззрению, жизнь безгранична, мы не приходим из ниоткуда и не уходим в никуда. Мы безначальны и бесконечны. Поскольку мы всегда будем вовлечены в мир относительного, то должны знать и о своей внутренней свободе. Если же мы не ведаем об этом, то неведение понуждает нас пребывать в неизбежных и бесконечных узах, в постоянном страдании, а наша жизнь становится жестоким наказанием.

Человеческая жизнь описывается как средний путь между состояниями избыточной боли и чрезмерного удовольствия. Перерождение человеком из других форм жизни рассматривается как результат накопления большого количества заслуг посредством щедрости, нравственного поведения, терпимости, а также глубокого понимания, достигаемого долгими усилиями по развитию различающей мудрости и проникающего в глубины сосредоточения. Человеческая форма относительно свободна от жестко запрограммированных инстинктивных реакций. Поэтому лишь человеческие существа наделены способностью и возможностью полностью понять свое положение, решительно перепрограммировать себя, достичь непреходящего совершенного просветления, состояния будды, и стать счастливыми, вечно живущими, дарующими радость и помощь другим существам. Умереть непросветленным, потерять свободу и возможность человеческого воплощения, не достигнув цели, а затем вынужденно перерождаться в исключительно скверных условиях бесчисленное число раз – вот это было бы ужасной трагедией. Если человеческая жизнь рассматривается как дающая свободу, возможность эволюционного развития и альтруистического просветления, то ее потеря гораздо хуже утраты такой жизни, которая представляется либо полным растворением в ничто, либо благополучным переселением на небеса. Это нечто подобное ожиданию попадания в ад или чистилище после смерти. Опасность более чем фатальная. Путь к почти безграничному мучению. Поэтому тибетское представление о безначальном и бесконечном характере жизни, о бесчисленных перерождениях вовсе не устраняет страх смерти. Оно придает неотразимую интенсивность этой жизни. Вот что лежит в основе глубокой религиозности и духовности тибетцев, а не суровое окружение высокогорных пустынь и снежных гор.

Однако на более высоком духовном уровне тибетцы рассматривают обычную угрозу смерти как мощную силу, близкую жизни, побудительный импульс к добру, усиливающий положительные действия и отношение к жизни. Они не склонны видеть в смерти силу чистого зла, своего рода непобедимую, беспощадную и своенравную насмешку. Скорее, они учатся воспринимать ее не как «вещь в себе», а как нечто, неотделимое от жизни. Это чувство относительности, распространяемое даже на смерть, вдохновляет их на самом высоком духовном уровне видеть в ней непосредственное, вездесущее царство свободы, не просто часть жизни, а саму основу жизни.

Тибетцы видят, что любой человек может умереть в любое время и в любом месте. Наше представление о прочности жизненной ситуации, о надежности реального мира пяти чувств и их объектов – это глубокое заблуждение. Ничто из того, что мы считаем существующим, действующим, чувствующим или имеющимся, не обладает никакой сущностью, субстанцией, стабильностью или надежностью. Все, с чем мы имеем дело внутри или вне себя, чем мы заняты с утра до вечера, в перспективе ничего не значит для нас. Если мы умираем, то все, что мы удерживали, исчезает, что помнилось – забывается, что было нашим – теряется, растворяется в полной бесчувственности, поскольку оно относилось к нашему уму или телу. Удивительно, но как только мы привыкаем к тому, что смерть подстерегает нас на каждом шагу, мы чувствуем большое облегчение. Мы понимаем, что действительно свободны всегда и во всех ситуациях, осознаем, что любое принуждение основано лишь на иллюзии длительности, устойчивой субстанции, связующей сущности. Мы полностью погружаемся в океан свободы. Наше участие в различных отношениях в действительности совершенно произвольно. Это чувство непосредственности и свободы радует. Это высшее понимание смерти связано с Ямантакой, Терминатором смерти – самой устрашающей персонификацией мудрости неэгоистичности, реализацией пустоты.