Тибетская книга мертвых
Шрифт:
«О высокородный (имярек), внимай! Сейчас ты видишь Высшую Истину как слияние Ясного Света.
Познай ее. О высокородный, твой ум сейчас пустой своей действительной природе. Он не имеет никаких качеств. Он бесцветный. Он, действительно, пустой и является Всеблагой Реальностью.
Твой ум, который сейчас пустой, не есть, однако, ничто, но является умом, не знающим преград, ясным, сияющим, экстатическим и исполненным блаженства. Он является самим сознанием, Всеблагим Буддой»
Осознание этого есть состояние совершенного Просветления, состояния Дхармакаи, или, пользуясь ншим языком, творческое основание всех метафизических концепции, оно есть сознание как невидимое, неосязаемое проявление ДУШИ. «Пустота» есть состояние, трансцендентное всем утверждениям. Все многообразие ее проявлении все еще скрыто в душе.
Далее мы читаем:
«Твое сознание, сияющее, пустое и неотделимое от Великого Лучезарного Тела, не рождено и не уми___ет и является Вечным Светом — Буддои Амитабхои».
Душа, или, как здесь, сознание, безусловно, не есть что-то маленькое, а есть само сияющее божество. „Западныи человек воспринимает это утверждение как очень опасное, если не явно кощунственное, или же, не долго думая, соглашается с ним, и тогда его одолевает теософская разновидность гордыни. Так или иначе мы
Восток может понять этот парадокс лучше страдальца Ангела Силезского, хотя в области психологии он бы намного опережал свое время даже сеичас.
Мудрость «Бардо Тхедола» в том, что он внушает умершему мысль о примате души, так как это есть та самая вещь, которую жизнь нам не раскрывает.
Мы окружены вещами, которые теснят и угнетают, и потому не имеем возможности, находясь среди данных нам вещеи, задуматься над тем, кто же их нам дал.
Но умершии освобождается от вещеи, и цель наставлении — помочь ему в этом. Если мы станем на его место, то будем вознаграждены не меньше, так как с первых же строк узнаем, что создатель всех данных нам вещеи существует в нас самих. Это есть та истина относительно самого великого и самого малого, которая, несмотря на все доказательства, остется непознаннои, хотя часто очень важно, даже жизненно необходимо знать ее. Такое знание, несомненно, пригодно только для созерцателеи, желающих познать смысл существования, для всех тех, кто в душе является гностиком и поэтому верит в Спасителя, которыи, как и Спаситель мандеев, называет себя «гнозисом жизни» (Манда-д-Хаия). Если нам не удается увидеть мир, как «данныи», нужно, вероятно, совершить поворот на 180 градусов, пожертвовав многим, и тогда мы сможем посмотреть на мир как «данныи» самои природои души. Гораздо проще, драматичнее, более впечатляюще и, следовательно, более убедительно смотреть на все вещи как на случающиеся со мнои, чем наблюдать, как я их такими делаю. Фактически животная природа человека мешает ему видеть себя создателем окружающего его мира. Поэтому попытка стать на такую точку зрения всегда была предметом таиных посвящении, заканчивающихся, как правило, символическои смертью, которая была символом полного обновления. Наставления «Бардо Тхедола» даются умершему, чтобы напомнить ему о посвящении и поучениях его гуру, так как наставления фактически есть не что иное, как посвящение умершего в мир Бардо, так же как посвящение при жизни является подготовкой к жизни в запредельном мире. Такова была цель всех мистериальных культов, начиная с египетских и элевсинских.
Однако запредельный мир, в который посвящают живущих, не есть мир, обретаемый после смерти, а есть поворот в стремлениях и взглядах — психологическое запредельное, или, пользуясь христианскими терминами, искуплени от рабства и греха. Искупление есть отделение избавление от тьмы подсознательного. Оно приводило к озарению и раскрепощению, к победе и возвышению над всеми «данными» вещами! Таким образом, « Бардо Тхёдол », как понимает его и д-р Эванс-Вентц, есть трактат о посвящении, цель которого вернуть душе ее божественную природу, утраченную дри рождении. Обращает на себя внимание то, что восточные религиозные трактаты всегда начинаются с самого главного, с провозглашения высших принципов, а у нас это делается в конце трактата. Так, у Апулея Луций почитается как Гелиос в самом конце. Таким образом, «Бардо Тхёдол» посвящает в ряд нисходящих состояний, заканчивающихся новым рождением. На Западе единственное практикуемое сейчас посвящение — это анализ подсознательного, применяемый врачами в терапевтических целях. Это проникновение в нижние слои сознания есть разновидность умственной майевтики в сократовском смысле, выявление того, что находится в зародышевом состоянии, скрыто в подсознании и еще не проявилось. Вначале эта терапия имела вид фрейдовского психоанализа и касалась бессознательных половых Увлечений. Эта область соответствует последней, самой нижней ступени Бардо, называемой Сидпа Бардо, где оказывается умерший, не сумевший проникнуться учениями Чикхай Бардо и таким образом улучшить свою участь. Здесь он становится жертвой своих сексуальных влечений. Видя брачующиеся пары, он привлекается к ним. Это заканчивается тем, что он входит в утробу и рождается снова. Тогда же, как и следовало ожидать, начинает действовать эдипов комплекс. Тот, чья карма предопределяет ему родиться мужчиной, будет любить свою будущую мать, а к отцу питать ненависть и отвращение. И наоборот, будущая дочь будет испытывать влечение к своему будущему отцу и отвращение к матери. Европеец проходит через эту специфически фрейдовскую область, когда с помощью психоанализа раскрывается содержание его подсознания, но проходит в обратном направлении — от детских сексуальных влечений до внутриутробного состояния. В психоаналитических кругах было высказано мнение, что сама травма наносится в основном во время родов — более того, психоаналитики даже утверждают, что могут доказать существование памяти о внутриутробной жизни. Дальше этого западный ум, к сожалению, пойти не может. Я говорю «к сожалению» потому, что ведь стремятся с помощью фрейдовского психоанализа проникнуть далее так называемых внутриутробных переживаний. Если бы эта смелая попытка увенчалась успехом, безусловно, можно было бы выйти за пределы Сидпа-Бардо и проникнуть еще дальше — в нижние области Чёньид Бардо. Ясно, что это невозможно сделать ____ существующих биологических знаниях. Для этого требуется философская подготовка, совершенно отличная от современных научных представлений. Но если бы этот экскурс в прошлое продолжался, он, несомненно, привел бы к постулированию довнутриутробного существования, то есть жизни в Бардо, при условии обнаружения по крайней мере какого-то следа этого опыта. Как бы то ни было, психоаналитики всегда могли говорить только предположительно о следах внутриутробных переживаний, и даже пресловутая «родовая травма» остается таким же ничего не объясняющим трюизмом, как утверждение о том, что жизнь есть болезнь с неблагоприятным прогнозом,потому что она заканчивается смертью.
Фрейдовский психоанализ во всех его главных аспектах никогда не проникал дальше переживаний Сидпа Бардо, то есть он не мог оторваться от области сексуальных влечений и подобных «противоречащих здравому смыслу» наклонностей, вызывающих страхи другие аффективные состояния. Тем не менее теория Фрейда является первой на Западе попыткой исследовать как бы снизу, из сферы животных инстинктов, область психики, называемую в тантрийском ламаизме Сидпа Бардо. Вполне объяснимый страх перед метафизикой мешал Фрейду проникнуть в область «оккультного». Следует добавить, что в Сидпа Бардо (если признать существование этого психологического состояния) умершего носит с места на место сильный кармический ветер до тех пор, пока он не приблизится к материнской утробе. Это означает, что из Сидпа нельзя возвратиться назад, потому что непреодолимое стремление вниз, в область животных инстинктов, к новому физическому рождению закрывает доступ в Чёньи___ То есть тот, кто проникает в область бессознательного, имея только биологические представления о нем, застревает в сфере инстинктов и не может продвинуться дальше, будучи постоянно увлекаем назад в область физического. Поэтому фрейдовская теория никаких других выводов, кроме в общем отрицательной оценки бессознательного, сделать не может, ограничиваясь утверждением: «это есть не что иное, как...» В то же время нужно признать, что такое понимание человеческой психики чисто западное, только оно выражено более грубо, более откровенно и более жестко, чем осмелились бы выразить другие, хотя их мнения по существу не отличаются от этого взгляда. В отношении же того, какая роль в этой связи отводится «уму», мы только можем надеяться, что он приведет убедительные доказательства. Но, как отмечал с сожалением даже Макс Шелер, способности этого «ума», мягко говоря, сомнительны.
Думаю, можно признать как факт, что с помощью психоанализа рационалистический ум Запада проник в область, которую можно назвать неврозами Сидпа, но дальше продвинуться не смог из-за ошибочного представления о том, что все психологическое является субъективным и личным. Однако это открытие все же большое достижение, так как был сделан еще один шаг за пределы нашего обычного сознания. Это знание дает нам также указание, как именно мы должны читать «Бардо Тхёдол», то есть нам следует начинать с конца. Если с помощью западной науки мы в некоторой степени достигли понимания психологического состояния в Сидпа Бардо, то наша следующая задача состоит в том, чтобы исследовать предшествующий ему Чёньид Бардо.
Чёньид Бардо — это одна из кармических иллюзий, то есть иллюзий, вызванных сохраняющимися в психике остатками опыта прежних существований. На Востоке карма понимается как своего рода теория психической наследственности, основанная на гипотезе о перевоплощении, которую в крайнем, случае можно считать гипотезой Наша наука и наш ум не могут следовать в этом русле. Есть слишком много «если» и «но». Но главное, мы знаем ничтожно мало о возможностях продолжения существования индивидуальной души после смерти, так мало, что не можем даже представить, как можно вообще что-нибудь доказать в этом вопросе. Мы только знаем очень хорошо, на основании теории познания, что такое доказательство так же невозможно, как и доказательство существования Бога.
Поэтому мы можем принять учение о карме с осторожностью, только понимая ее как психическую наследственность в самом широком смысле. Психическая наследственность существует, так как наследуются психические свойства, такие как предрасположенность к болезням, черты характера, талант и т. д.
Отрицать психическую природу этих сложных свойств нельзя, хотя наука сводит их к тому, что представляется как физическое явление (ядерные структуры в клетках и т. д.). Они являются главными явлениями жизни, имеющими в основном психическое выражение подобно тому, как есть другие наследуемые свойства, которые проявляются преимущественно на физическом уровне как физиологические функции. Среди этих психических свойств есть особый класс, который не является родовой или расовой принадлежностью. Это универсальные характеристики ума, и их можно сопоставить с платоновскими формами (эйдолами), в соответствии с которыми ум организует свое содержание. Эти формы можно также называть категориями по аналогии с логическими категориями, поскольку основные принципы разума являются всеобщими и вечными. Различие состоит только в том, что эти «формы» являются не категориями разума, а категориями воображения. Так как воображаемое всегда визуально, его формы с самого начала должны иметь вид образов, к тому же типических образов, и поэтому, следуя Блаженному Августину, я называю их «архетипами». Кладезями архетипов являютсядрелигии и мифы, а также сновидения и психозы. Удивительные однозначные соответствия между этими образами и идеями, которые они выражают, часто давали повод к созданию абсурдных теорий о миграциях, хотя следовало бы в первую очередь подумать о тех общечеловеческих свойствах души, которые присущи людям во все времена. Архетипические образы возникают сами по себе всегда и повсюду, и не может быть речи об их прямом заимствовании. Исходные структурные компоненты души представляют собой не менее удивительное единообразие, если сравнить их с частями человеческого тела. Архетипы — ___ так сказать, органы бесгознате_____ Они — всегда наследуемые формы и идеи, которые в начале не имеют конкретного содержания. Их конкретное содержание появляется только в течение жизни индивидуума, когда личный опыт укладывается именно в эти формы. Если бы архетипы не были изначально существующими в одинаковых формах повсюду, как можно было бы объяснить тот факт, что в «Бардо Тхёдоле» почти на каждой странице подчеркивается, что умерший не знает о своей смерти, и такое же утверждение столь же часто встречается в нудной и небрежно составленной литературе европейских и американских спиритов? Хотя мы находим подобное утверждение у Сведенборга, вряд ли его сочинения известны настолько, чтобы это краткое сведение смог бы использовать каждый провинциальный медиум. И полностью исключается какое-либо взаимопроникновение идей в трудах Сведенборга и «Бардо Тхёдола». То, что умершие продолжают жить своими земными интересами, не ведая, что стали развоплотившимися духами, есть извечная универсальная архетипическая идея, которая получает непосредственное видимое выражение, когда кто-нибудь видит призрака. Примечательно также то, что призраки имеют общие черты во всех странах мира. Конечно, я знаю о не поддающейся проверке гипотезе спиритов относительно этого факта, но я не склонен принимать ее. Я должен удовлетвориться гипотезой об универсальной, но дифференцированной психической структуре, которая наследуется и неизменно придает определенный вид и направление всему опыту. Как органы тела — не просто части бесчувственной инертной материи, но динамичные функциональные комплексы, заявляющие о себе с властной настойчивостью, так и архетипы как органыдуши являются динамичными комплексами подсознания, непостижимым образом определяющими психическую жизнь. Вот почему я называю их также доминантами бессознательного.
Область бессознательной души, состоящая из этих универсальных динамических форм, я именую коллективным бессознательным.
Насколько мне известно, память о внутриутробном и довнутриутробном существовании индивидуума не наследуется, но, несомненно, наследуются архетипы, которые, однако, лишены содержания, так как, во-первых, не содержат личного опыта. Они проникают в сознание, только когда личный опыт делает их видимыми. Как мы узнали, психологическое состояние в Сидпа сводится к желанию жить и снова родиться (Сидпа Бардо — это Бардо устремления к новому рождению). Поэтому такое состояние есть отключение от транссубъективных психических реальностей, если индивидуум не отказался самым решительным образом рождаться снова в мире сознания. Согласно учениям «Бардо Тхёдола», он все еще может в любом из состояний Бардо достичь Дхармакаи, выйдя за пределы горы Меру с ее четырьмя склонами, если он преодолеет соблазн последовать за «тусклыми светами». Это означает, что умерший должен отчаянно сопротивляться диктату рационального ума, как мы его понимаем, и сломить верховенство личного «я», рассматриваемого этим умом как нечто священное. Тогда происходит полное подчинение объективным силам души со всеми вытекающими из этого последствиями, нечто подобное символической смерти, что соответствует суду над умершими в Сидпа Бардо. Это означает окончание сознательной, рациональной, несущей моральную ответственность жизни и добровольное подчинение тому, что в «Бардо Тхёдоле» называется «кармической иллюзией».