Тибетское Евангелие
Шрифт:
Крикнул тогда: выйди из огня, женщина! Самому отнять у себя жизнь — это грех перед Господом!
Не услышала. Так стояла в костре и сгорала. Слышал ее крик. Понимал: обычай чужой, и никогда он мне родным не станет.
Значит, разные? Никогда не сольемся в семью одну?!
Отчего же все так похожи?
Отчего похожи наши глаза, наши руки, наши улыбки, наши мысли и чувства?
Кого повторяем, Бога нашего?
Если все стали быть по образу и подобию Бога нашего,
Так думал, идя, и лес смыкал надо мною многоголосый, птичий купол свой.
Наблюдал колибри, величиной с земляничину, протягивал им руку, садилась на руку кроха, одному мне пела песню: мелкий жемчуг песни сыпался мне на ладонь из горла ее.
Проходили отрезок пути; виднелось селенье, возвышался каменный кедр поднебесного храма.
Входили во храм. Стыли в вечной тоске каменные статуи; крутились в танце живые танцовщицы. Закрывал глаза и улыбался, ибо знал: похоть так же отличается от любви, как ложь от правды.
А правда, тоже знал это, отличается от Истины.
Чуял Истину. Изъяснить не мог.
Так вошли в селенье. Вместо людей вышли навстречу огромные важные слоны, поднимали хоботы, гибкие, как тела лесных змей, длинные бивни их весело заворачивались вверх, маленькие, похожие на грязные веревки хвосты качались, приветствуя нас.
На загривках слонов сидели смуглые мальчики, в руках они держали золоченые крючья.
Понял: крючьями они понукают слонов, чтобы те бежали быстрей.
Так человек владеет зверем, болью приказывая ему.
За слонами шла черная пантера. Понял: ручная, вреда не причинит. Купцы попятились. Верблюды захрапели.
Подошла пантера, показывая зубы, будто в улыбке, и легла к ногам моим; и чувствовал мягкость тела ее.
Ринулись навстречу, скатывались, сползали с ветвей и лиан полчища веселых обезьян!
Гомонили, пищали, вскрикивали.
Протянул руки. Обезьянка, малышка, прыгнула с ветки мне на плечо, вцепилась пальцами мне в волосы, и вскрикнул, и засмеялся, и протянул ей палец, руку подняв; и схватила обезьянка мой палец, и в рот потянула! Сосала палец, как сладкое лакомство.
Обернулся к путникам и так сказал: Друзья! Пришли в царство зверей!
Согласно купцы наклонили головы: Да, видим!
Молчали; озирались в изумлении.
Ступал по дороге, медленно, тяжело двигался, к нам приближаясь, человек, одетый в дорогой ярко-алый шелк, и золотые бусы в девять рядов обнимали его высокую смуглую шею. За его спиной толпились люди: слуги, челядь, родственники.
Понял: вот славный и богатый раджа сих мест! Надо достойно приветствовать его.
Сложил руки в почтительном приветствии. Наклонил голову.
Прижался сложенными руками сначала ко лбу, потом к устам, потом к груди, там, где билось сердце мое.
Раджа повторил мой жест. Слуги его повалились на колени. Шелк одежд — сари, шальвар, легких головных накидок — закрыл от взоров пыль дороги.
О раджа, да будет благословен дом твой и земля твоя, и люди твои! Так сказал ему.
Мне сказал: О, да будешь благословен ты, великий Путник, прибывший к нам из далекой великой земли!
И раджа, не боясь испачкать в дорожной грязи свои богатые ярко-синие, как полдневное небо, шальвары, встал перед мной на колени.
И сказал так: О великий раджа! Откуда знаешь ты, что я велик? Откуда знаешь, что издалека иду?
Обернулся раджа, показал пальцем на женщину, распростертую на коленях за спиною его: Вот она! Сказала, нынче гость прибудет ко мне! Назвала имя твое!
Немало удивился. Так спросил: Откуда женщина твоя знает, кто я?
Так ответил: Она говорит, ей звери сказали! Ибо она — Мать Зверей!
Сказал: Встань, благородная раджини! Хочу взглянуть в лицо твое!
Женщина встала с земли. Лицо ее, как солнечный лик.
Никогда более не видел на земле столь светлого лица!
Свет воплотился в ней. Светились кожа, запястья под звоном тяжелых браслетов, лоб с красным тавром, щиколотки, видные из-под шелка сари, щеки и скулы, шея и грудь.
Восторг светился двумя огнями в золотых кошачьих глазах.
И сказала так: Радуйся, Путник, долго ждала тебя! Добр мой дом будет для тебя! Останься, отдохни! Я, Мать Зверей, как подобает встречу тебя!
Закричали слуги и служанки, забили музыканты в большие барабаны, окружили люди меня кольцом, и увидел — слона ведут.
Ко мне ведут слона!
И еще одного — царице ведут.
Раджа взбирается в паланкин, лежащий на бамбуковых стеблях на плечах у смуглых слуг, головы их обкручены белыми тюрбанами, живые змеи обвиваются вокруг их черных лоснящихся шей!
Вот, говорит мне раджини, это твой слон, дарю его тебе! Влезь на него! Помогут тебе!
Рослые мужчины присели на корточки и выставили вперед широкие, как лопаты, ладони, чтобы мог встать на ладони их и на слона залезть.
Так сделал.
Мать Зверей сидит на другом слоне, наши головы вровень, наши глаза скрещивают лучи свои.
Глаза ее горячо делают сердцу.
Опускаю глаза вниз: где вы, спутники мои?
Буйволов им подвели, на буйволах сидят, смеются!
Верблюдов наших слуги ведут в поводу, напоить и накормить.
Так сидим с раджини на слонах; глядим друг на друга.
И так говорит: Хочешь ли увидеть детей моих?
Отвечаю: Хочу! Ибо знаю, что тайну зверей знаешь!