Tierra de Esperanza
Шрифт:
Михалыч предложил «своими силами» проконтролировать встречу нашего пакистанского друга с заказчиком. Для этих целей у него в Кадисе есть «малозаметные человечки», которые смогут «присмотреть» за пакистанцем и проследить «Одноглазого». Мы согласились, что нам не стоит «светиться» перед противником, надо делать вид, что мы полностью «не в теме».
К шести часам пополудни, получивший полный инструктаж, Хади был уже в кафе, где у него назначалась встреча с заказчиком. А мы занимались своими делами, ожидая результатов этого рандеву. Анечка вытащила меня на пляж, где прилагала нечеловеческие усилия, пытаясь обучить азам плавания кролем. А я, до такой степени «валял дурака», что схлопотал полновесный подзатыльник от своего очаровательного тренера. На этом наша тренировка прекратилась сама
На наш городок опустились сумерки, небо на западе потемнело, проводив последние всполохи заката, и на улицах загорелись фонари. Ничего в округе не напоминало о вчерашней бурной ночи во дворе нашего отеля. Также гуляли отпускники, в небо снова полетели фейерверки, на «всю катушку» заработали вечерние кафе. Только в «Большом Слоне» стояла тишина, все обитатели разбрелись по своим углам. Мы с Анютой плотно «оккупировали» веранду. Я продолжал изучать файлы, скачанные из смартфона Полтавского, Аня, свернувшись в кресле калачиком, читала какой-то боевик. Дедушка спрятался за стойкой ресепшн лишь изредка переключая каналы телевизора. Наши «сыщики» и Иванчук, присев за столик с бокалами vino blanco, [1] что-то тихонько обсуждали в дальнем углу бара. Девушки, то есть сеньора Марина, мама и Мария уединились на втором этаже в нашем доме. Судя по их голосам, доносившимся из открытого окна, они обсуждали папино состояние здоровья и возможности его лечения в московских клиниках.
[1] Белое вино (исп).
— Анюта, ты пить будешь, что-нибудь, — мне захотелось промочить горло.
— Si senor, бокальчик мартини со льдом, и не забудь оливку, — девушка говорила это все с таким милым и вдумчивым выражением на своем ангельском личике, что я чуть было не поверил.
— Иди ты, — отмахнулся я, — с тобой серьезно, а тебе бы все хиханьки хихикать, да хаханьки хахакать.
— Маркуша, не будь букой, — Аня мягко и грациозно потянулась в кресле как черная пантера из мультфильма «Маугли», — принеси бокальчик сока апельсинового, — и добавила с улыбкой, — Por favor, mi amigo. [2]
[2] Пожалуйста, мой друг (исп).
Апельсиновый сок был только в холодильнике бара, это я помнил точно. Зайдя туда, увидел, что дедушка с кем-то разговаривает по телефону. Оказывается ему позвонил Хади и сказал, что ждет нас на заброшенной стройке напротив заправки яхтенной марины.
— Марк, где эта заправка? Ты знаешь, о чем он говорит? — дедушка посмотрел в мою сторону.
— Да, это совсем рядом, скажи ему, чтобы зашел в кирпичное здание, там вход сразу за кустами, — я сразу понял про какую стройку говорит пакистанец, — только пусть подходит со двора, а то улица хорошо освещена, его могут заметить.
На встречу с пакистанцем я пошел с Михалычем и его помощником. Пробрались дворами на пустырь, где днем оставляют свои автомобили посетители марины. Вечером там обычно пустынно и никого не бывает. Подойдя к стройке с тыла, начали осматривать черные провалы дверей, чтобы понять, где именно спрятался пакистанец, но он сам мигнул экраном телефона, и мы его заметили. Из разговора с Хади стало понятно, что «Одноглазый» был близко знаком с майором, так как сразу опознал смартфон. Как сказал пакистанец: «Он снял чехол и посмотрел телефон сзади, увидел какой-то знаки и кивнул головой».
— На крышке смартфона был нацарапан рисунок, буква Z, только на боку и перечеркнутая вертикальной линией, — я вспомнил, что видел этот символ, но не понял, что он значит, — у него и татуировка такая была на руке.
— Вольфсангель, — Михалыч понимающе кивнул головой, потом пояснил, — руна «Волчий крюк», нацисты всех мастей его рисуют где угодно.
— Там еще его инициалы были, — добавил я.
Хади продолжил свой рассказ и мы узнали, что «Одноглазый» просил
Спустя минут двадцать, после того, как пакистанцев отпустили, мы собрались на веранде, чтобы обсудить дальнейшие планы. Но, только дедушка начал озвучивать свои мысли, как у меня зазвонил телефон. Это был дежурный реаниматолог из Hospital Victoria Eugenia, он сообщил, что отец пришел в себя и его собираются переводить в отделение, где разрешено посещение пациентов. Врач мне вкратце обрисовал ситуацию, сказав, что отцу еще долго будет необходимо лечение в условиях стационара, но главное уже сделано — он пришел в сознание и даже разговаривает. О том, какое будет дальнейшее лечение, нам лучше разговаривать уже с врачами отделения.
Конечно, никаких планов по «Золоту окраины» мы этим вечером строить не стали, предметом обсуждения стало лечение отца. Сеньора Марина предложила «поднять» все свои связи в клиниках Москвы и добиться транспортировки отца в Россию, где, как она считала, лучшие врачи травматологи, хирурги и нейрохирурги. Что немаловажно при таких травмах, какие получил отец. Мама и Мария включились в обсуждение, но мама считала, что отца надо везти для лечения в Израиль или Германию. Обстановка постепенно накалялась, но тут не выдержал дедушка.
— Вот раскудахтались курицы, — он хлопнул ладонью по столу, — вы сначала поговорите с лечащим врачом, узнайте о состоянии Женьки, потом стройте планы. Еще ничего толком не известно, а они уже готовы друг дружке все волосья повыдергивать, чтобы только свое доказать. Все, давайте по комнатам. Всем спать!
После такой гневной тирады «аксакала рода», нам ничего не оставалось как расползтись по комнатам в ожидании завтрашнего дня, когда можно будет поехать в больницу и все, что требуется, узнать от врачей. Однако, взбудораженный известием из больницы, я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и думал о том, что завтра увижу отца, смогу с ним поговорить. Последнее время мы с ним сильно отдалились, но этой ночью я многое понял. Отношения со своими близкими не могут строиться только по принципу: «Мне нужно от вас это и это, тогда я вам это и это». Я вспоминал наши с отцом нечастые вылазки на море, когда он мне показывал как надо забрасывать спиннинг, или рыбачить с лодки на скумбрию. С улыбкой на лице я думал о наших поездках в Порту и Галисию, когда отец, улыбаясь, показывал мне мосты через реку Дуэро или волны Бискайского залива в деревушке Финистерра, где заканчивают свой путь многие паломники, идущие в Сантьяго де Компостела. В этих, вроде бы коммерческих viajes [3] отец отдыхал душой, он становился мягче, общительней, душевней, что ли.
[3] Путешествия (исп).
А еще он мне рассказывал, как познакомился с мамой в их паломническом пути из Порту в Сантьяго де Компостела. Мне, тогда еще четырнадцатилетнему пацану, невозможно было понять, что такое путь паломника, зачем идти пешком с рюкзаками, проходя каждый день по двадцать-тридцать километров, стирая в кровь ноги, валясь от усталости в кровать, чтобы утром, едва продрав глаза, подниматься и продолжать идти вперед, отыскивая какие-то желтые стрелки. Зато душа моя радовалась, когда отец, как с равным, делился со мной воспоминаниями об этом приключении. Размышляя об этих славных деньках, я дал себе слово, что теперь буду интересоваться жизнью своего отца, просить, чтобы он мне больше рассказывал о себе, своих родителях, годах жизни, проведенных в России и обо всем, о чем он сам захочет мне рассказать.С таким мыслями я успокоился, перестал ворочаться и уснул крепким праведным сном. И снились мне не кошмары перестрелок с пакистанцами, не катакомбы с сокровищами «Золота окраины». Снились мои родители, сестра, дедушка с бабушкой, с которыми я ехал на большом автомобиле по Москве, а на Красной площади нас встречали, почему-то, Липский с Иванчуком и Мигелем.