Тигана
Шрифт:
— Кажется, я с тобой согласна, — сказала Дианора. Ее руки теперь мягко лежали на коленях; он создал иное настроение. — Но почему ты мне рассказываешь эту сказку, если она тебе никогда не нравилась?
Самый простой вопрос.
И Брандин ответил:
— Потому что в последние годы мне снится по ночам, что я заново родился далеко от всего этого, в Финавире. — Тут он впервые с того момента, как начал говорить о сказке, посмотрел прямо на нее, и его серые глаза были спокойными, а голос твердым, когда он произнес: — И во всех этих снах ты была рядом со мной, и ничто нас не разделяло, никто не встал между нами.
Дианора не
— Дианора, — продолжал Брандин, — ты была так нужна мне вчера ночью, что я сам себя испугался. Я не послал за тобой только потому, что мне необходимо было как-то примириться с тем, что случилось со мной, когда ты отвела стрелу Камены. Солорес — это обман для двора, не больше: чтобы они не подумали, что опасность лишила меня мужественности. Я провел всю ночь, шагая из угла в угол или сидя за столом, пытаясь понять, к чему пришла моя жизнь. Что это значит, если моя жена и единственный оставшийся в живых сын пытались меня убить и их попытка провалилась только благодаря тебе? И размышляя об этом, поглощенный этим, я лишь к рассвету осознал, что оставил тебя одну на всю ночь. Дорогая моя, простишь ли ты меня когда-нибудь за это?
«Я хочу, чтобы время остановилось, — думала Дианора, тщетно вытирая слезы, чтобы ясно увидеть его. — Я хочу никогда не покидать эту комнату, хочу снова и снова слышать эти слова, бесконечно, пока не умру».
— Во время утренней поездки я принял решение, — сказал он. — Думал о том, что сказала Изола, и наконец-то смог признать, что она права. Так как я не хочу и не могу изменить то, что обязан сделать здесь, то должен быть готов заплатить за это сам, а не руками других жителей Играта.
Дианора дрожала, не в состоянии сдержать слезы. Он не прикасался к ней, даже не сделал движения к ней. У стоящего за его спиной Руна лицо превратилось в искаженную маску боли, и страсти, и чего-то еще. Того, что она иногда на нем видела, но не могла заставить себя поверить. Она закрыла глаза.
— Что ты собираешься сделать? — прошептала она. Говорить было трудно.
И тогда он ей рассказал. Рассказал все. Назвал ей тот поворот дороги, который выбрал. Она слушала, слезы падали теперь не так часто, вскипали в переполненном сердце, и наконец она поняла, что колесо делает полный оборот.
Слушая серьезный голос Брандина на фоне потрескивания пламени в день Поста, Дианора мысленным взором видела лишь картинки в воде. Темную воду в садовом пруду и море, которое ей в нем показали. И хотя она не обладала даром предвидения, она понимала, куда их всех ведут его слова.
Она заглянула в свое сердце. К своему величайшему горю почувствовав, что оно принадлежит ему, что оно все же не вернулось к ней. Но даже в этом случае, и это ужаснее всего, она знала, что произойдет.
В другие одинокие ночи в сейшане все эти годы она мечтала найти путь, который открывался перед ней сейчас, пока он говорил. В какой-то момент, слушая его, думая так, она больше не смогла вынести физического расстояния между ними. Она пересела со стула на ковер у его ног и положила голову ему на колени. Он опустил ладонь на ее волосы и стал гладить их, сверху вниз, непрерывным движением, рассказывая о том, что пришло ему в
Она тихо плакала и не могла остановиться, а его слова все текли, и огонь медленно умирал в камине. Она оплакивала свою любовь к нему, свою семью и дом, свою невинность, потерянную с годами, и все, что она потеряла, и горше всего оплакивала все будущие предательства. Все предательства, которые ждали за стенами этой комнаты, там, куда унесет их неумолимый бег времени.
14
— Вперед! — закричал Алессан, указывая на ущелье между горами. — Там деревня!
Дэвин выругался, пригнул голову к шее коня, вонзил пятки в его бока и поскакал вслед за Эрлейном ди Сенцио на запад, к ущелью, на низкий красный солнечный диск.
Позади них вылетели из коричневатых горных сумерек, по крайней мере, восемь, а может, и двенадцать разбойников с гор. Дэвин не оглядывался назад, после того как бросил первый испуганный взгляд на бандитов и услышал их приказ остановиться.
Он считал, что у них нет шансов, как бы близко ни была от них деревня. Перед этим они долгие часы скакали во весь опор, и кони, взятые ими у Альенор, устали. Если придется скакать наперегонки с бандитами на свежих конях, им конец. Он стиснул зубы и погнал лошадь, не обращая внимания на боль в ноге и жжение в снова открывшихся ранах, полученных во время прыжка со скалы этим утром.
Ветер свистел в ушах. Дэвин увидел, как Алессан обернулся в седле, в его руках оказался туго натянутый лук. Принц выстрелил в сумерки, раз, потом второй, мускулы его окаменели и напряглись от усилия. Невероятная, отчаянная попытка при такой скорости и ветре.
Два человека вскрикнули. Дэвин быстро оглянулся и увидел, что один из них свалился с коня. Выпущенная бандитами пригоршня стрел упала на землю далеко от них троих.
— Они скачут медленнее! — прохрипел Эрлейн, тоже оглядываясь назад. — Как далеко до деревни?
— По ущелью еще минут двадцать! Гони! — Алессан не стал больше стрелять и низко пригнулся, чтобы заставить своего серого скакать быстрее. Они неслись по ветру вдоль закатного луча, между погруженными в тень, поросшими вереском склонами гор и влетели в ущелье между ними.
Но им не удалось выбраться из него.
Как раз в том месте, где тропа повторяла изгиб возвышающихся гребней, их ждали восемь всадников, выстроившихся в шеренгу поперек ущелья, которые хладнокровно целились в них из луков.
Беглецы резко остановили коней, подняв их на дыбы. Дэвин бросил взгляд через плечо и увидел, что преследовавшие их бандиты въезжают в ущелье за ними. Одна лошадь осталась без всадника, и еще один человек держался за плечо, из которого торчала стрела.
Он взглянул на Алессана и увидел в глазах принца отчаянный вызов.
— Не будьте глупцом! — резко бросил Эрлейн. — Вы не сможете прорваться и не сможете убить столько людей.
— Я могу попытаться, — ответил Алессан, окидывая быстрым взглядом строй лучников и крутые склоны гор с обеих сторон и отчаянно стараясь найти какой-то выход. Но все же остановил коня и не поднял свой лук. — Прямо в ловушку. Какой блестящий конец двадцатилетних мечтаний! — В его голосе прозвучала едкая горечь, упрек самому себе.