Тигр, светло горящий

Шевалье Трейси

Бет протянула руку.

— Позвольте посмотреть.

Анна неохотно уронила изящные пуговки, которые успела сделать сегодня, в грубую красную руку Бет.

— Эти называются бландфордские колеса, — сказала она, не в силах противиться желанию объяснить.

— Боженька мой, какие миленькие, — пробормотала Бет, двигая пуговицы пальцем у себя на ладони. — Я если стираю дамские ночные рубахи с такими пуговицами, то всегда осторожничаю. А вот этот стежок у вас по краю — он одеяльный?

— Да. — Анна подняла пуговицу, над которой работала. — А потом я обматываю

нить через центр кольца — это получаются спицы, а потом делаю стежки вокруг каждой спицы, и тогда нить заполняет пустое пространство. И наконец я все собираю стежком в центре — и вот вам пуговица.

— Миленько, — повторила Бет, снова скосив взгляд на пуговицы. — Жаль, что я ничего такого не умею. Штопать-то я хорошо могу, вот только не знаю, получится ли у меня что-нибудь такое маленькое и тонкое. У меня лучше получается стирать то, что уже сделано, чем делать что-то. А вы только такие пуговицы делаете?

— Не, мы всякие можем, — вставила Мейси. — Плоские, вроде этих — дорсетские колеса, — мы можем делать с толстыми спицами, с тонкими спицами и сотовые. Потом мы делаем пирамидки и шишки — эти для жилетов, — и пустышки, и птичий глаз. Мы делаем все, что делают другие, правда, ма?

— Корзиночки, старый дорсет, малютку, звездочку, ватрушку, кружевницу, наружку, — нараспев произнесла Анна Келлавей.

— И где вы их собираетесь продавать? — спросила Бет Баттерфилд.

— Мы еще не знаем.

— Я вам помогу. Или мой Дик. Он всех знает — он может яйца курице продать, такой вот он у меня. Он продаст для вас эти пуговицы. Сколько у вас уже готово?

— Ну, наверное, не меньше четырех гроссов, — ответила Мейси.

— И сколько вы получаете за гросс?

— Все зависит от того, какой сорт и хорошо ли сделаны. — Мейси помедлила. — Присядьте, миссис Баттерфилд.

Она показала на свой стул.

— Спасибо, детка.

Бет села на виндзорский стул с изогнутой спинкой, который, несмотря на десять лет ежедневного использования, даже не скрипнул, когда на его вязовое сиденье опустился столь значительный груз.

— Какой великолепный стульчик, — похвалила она, прислоняясь к спинке и трогая пальцами обводы подлокотника. — Простенький, без претензий и прекрасно сделанный. Хотя я никогда раньше не видела, чтобы стулья красили.

— Ну, у нас-то в Дорсетшире стулья всегда красят, — сообщила Мейси. — Так их лучше покупают.

— Магс мне говорила, что мистер Келлавей — боджер. Он и этот сделал, миссис…

— Анна Келлавей меня зовут. Да, сделал. А теперь, миссис Баттерфилд…

— Бет, моя дорогая. Все меня называют Бет.

— Как Прыгающая Бет! — воскликнула Мейси, усаживаясь на одну из холодных скамеек мисс Пелхам. — Мне это сейчас пришло в голову. Ой, как забавно!

— Что забавно, детка?

— Прыгающая Бет — так мы называем мыльную траву. По крайней мере, в Дорсетшире ее так называют. А вы используете мыльную траву для стирки, правда?

— Использую. Прыгающая Бет, говоришь? — Миссис Баттерфилд фыркнула. — Я о таком не слышала. Там, откуда я, ее называют коровье мыло. Но мне нравится — Прыгающая Бет. Скажи я об этом

Дику — он меня так и будет называть.

— Так зачем вы зашли? — вставила Анна Келлавей. — Вы сказали, это как-то связано с вашей дочерью.

Бет Баттерфилд с серьезным видом повернулась к ней.

— Да-да. Видите ли, я ее ищу. Она не появлялась уже некоторое время, и я начала беспокоиться.

— И сколько ее уже нет?

— Две недели.

— Две недели! И вы только теперь начали ее искать?

Анна не могла себе представить, что с ней было бы, пропади Мейси хоть на одну ночь в этом городе, что уж говорить о двух неделях.

Бет Баттерфилд поерзала на своем стуле, который на сей раз заскрипел.

— Ну, на самом деле все не так уж плохо. Может, еще только неделя прошла. Да, верно, всего одна неделя. — Бет продолжала пустословить под исполненным ужаса взглядом Анны Келлавей. — А может, и еще меньше. Видите ли, я редко бываю дома — все стирка да стирка. Иногда ночами приходится работать в чужих домах, а отсыпаться — днем. Бывают дни, когда я ни моего Дика, ни Чарли и никого другого не вижу, потому что меня нет дома.

— Кто-нибудь еще ее видел?

— Нет.

Бет Баттерфилд снова заерзала на стуле, и тот заскрипел.

— Я вам откровенно скажу — мы с ней поссорились немного и она убежала. У нее такой характер, у этой Магс, почище, чем у ее папочки. Она долго тлеет, но уж если вспыхнет — тут берегись!

Анна и Мейси хранили молчание.

— Нет, я знаю, она где-то неподалеку, — добавила Бет. — Я оставляю ей еду, потом смотрю — никакой еды нету. Но я хочу, чтобы она вернулась. Нехорошо, что ее столько нет дома. Соседи начинают вопросы задавать и странно на меня поглядывать. Ой, нравится мне, что вы делаете!

Анна и Мейси склонились над своими пуговицами и принялись обматывать колечки бландфордских колес.

Бет Баттерфилд подалась вперед посмотреть, как двигаются их пальцы.

— Маге много времени проводила с вашим парнишкой — Джем, так его, кажется, зовут?

— Да, Джем. Он помогает отцу.

Анна кивнула в сторону дома.

— Ну так вот я пришла спросить, может, он… или кто из вас… видел Магги в последнее время. Может, на улице или где у реки. Или здесь. Если она вдруг заходила.

Анна Келлавей посмотрела на дочь.

— Ты ее видела, Мейси?

Мейси держала пуговицу, а нить свободно повисла в воздухе с иголкой на конце. При обмотке нить так сильно перекручивалась, что время от времени приходилось останавливаться и отпускать нить, чтобы она раскрутилась. Они все смотрели на иголку, вращение которой вскоре начало замедляться, и наконец она остановилась, слегка покачиваясь.

Глава третья

Магги сидела по другую сторону стены на ступеньках летнего домика Блейков, перелистывая «Песни неведения», когда услышала рядом материнский голос, от которого сразу же выпрямилась, словно от удара кнутом. Грубый городской акцент Бет Баттерфилд потряс Магги после певучих голосов дорсетских женщин и тягучих разговоров о Пидл-Вэлли.