Тигр
Шрифт:
Об этих случаях рассказал Кесри Сингх в книге "Тигр Раджастхана". Нечто подобное недавно произошло в Приморье - событие настолько странное, необычное и печальное, что о нем стоит рассказать обстоятельнее.
В глухом углу Сихотэ-Алиня, около могучего потока горной реки, несущей в себе таинственные запахи далекой и близкой тайги, много лет тайно от людей жила тигрица, сызмальства усвоившая от своей матери закон избегания человека. Не только его глаз, но и всего с ним связанного: жилищ, дорог, домашних животных и пр.
Трижды тигрица проводила выводки своих детей от летнего зноя к снежной зимней стуже и снова к душной жаре, прежде чем они из котят вырастали в искрящихся силой и, казалось, неиссякаемой энергией могучих полосатых совершенств. Каждый раз почти по три года мать умело передавала потомству сложную науку тигриной жизни, потом же, когда бесконечно уставала от своих каждодневных забот, а дети становились самостоятельными, приходило тихое и незаметное расставание - навсегда. После него они встречались уже как чужие: взрослые тигры - гордые и независимые одиночки, они не любят общения с себе подобными. Даже с тем, в ком течет родная кровь.
Но с годами тигрице все труднее становилось избегать людей, упорно проникающих в самую что ни на есть мохнатую таежную глухомань. Сначала эти люди были одинокими, робкими и молчаливыми, но потом преумножились, расшумелись, загрохотали грозами и ураганами. На звериные тропы все чаще стал проникать человечий дух, пройдешь по ним в любую сторону - окажешься на дороге, где стоит смрад от железных чудовищ.
Осенью тигрица повела своих котят из неспокойных мест вверх по р. Алчану. Вела их туда до тех пор, пока не стало дорог. Приметила одинокую избушку и суетного мужика-охотника с ружьем, но решила своим звериным умом, что в этом богатом кабанами и изюбрами месте не будет им тесно.
Материнская осторожность побуждала тигрицу присмотреться к охотнику, она несколько раз наблюдала за ним у его избушки и на путиках, а дважды, затаившись, пропускала его мимо себя на расстоянии двух прыжков. Она могла раздавить этого охотника легко, как бы шутя, но строго соблюдала закон амурских тигров: человек не должен быть добычей.
Обосновалась тигрица с семейством в вершине ключа, где горные склоны густо заросли тайгой в своем изначальном виде, полной всякого зверья. Появилось там у них несколько уютных логовов, наметились маршруты переходов, засадные места, охотничьи участки - все, что надо было для жизни. Брала тигрица дань с тайги изюбрами и кабанами. Детеныши ели, спали, играли, росли и учились.
Но однажды в первый после раннего осеннего снегопада день тигрица вдруг почувствовала враждебность соседа-охотника: он ходил по следам, стрелял в их сторону. Из предосторожности увела она тигрят в самую вершину ключа, а сама тревожно ощетинилась. Но охотник не приходил день, другой, третий, и мать успокоилась.
Потом, когда уже много раз обновлялись снегом следы, охотник стал появляться в тигриных владениях чаще, но тигрица решила, понаблюдав за ним, что ходит он трусовато и, кроме соболей, ему ничего не нужно. И опять решила она, что и этот одинокий охотник им не помеха и могут они жить, не мешая друг другу.
...Тигрица тихо и осторожно вела уже полувзрослых тигрят по ночному зимнему лесу, обучая их премудростям жизни. Она была вся внимание, напрягшейся тугой гудящей силой, готовой в мгновение - взрывом!
– пустить в ход и мощь свою и совершенное смертоносное оружие. За этой грациозно легкой страшной силой послушно и безбоязненно, отстав немного, один за другим мягко и даже вроде бы шаловливо - ведь возраст полудетский!
– шагали прилежные ученики, на всю жизнь с "полуслова" усваивающие материнские повадки, манеры, охотничье мастерство, предусмотрительность и благоразумное бесстрашие - все, без чего тигру в тайге не прожить.
Остановилась мать в пронзительно звонкой тишине - и тигрята застыли. Все вслушивались в тайгу, но до ушей доносился лишь тихий шелест одиноко уцелевших березовых листьев, шепот хвои где-то около холодно мерцающих звезд да глухие переливы воды под толстым ледяным панцирем ключа.
Ушла и вернулась тигрица раз, другой, третий, а успеха в добыче не было - случается ведь полоса невезения и у очень опытных, умелых охотников. Все семейство хотело есть, но все умели и терпеливо ждать, не мучаясь голодом и не жалуясь на судьбу. Эти могучие звери были спокойны и уверены,, что свежее мясо непременно будет.
Беда случилась в самую глухую, полночь, когда было так тихо и темно, что "работали" лишь чуткие уши. Тигрица угодила в петлю из стального троса в месте, где не раз проходила. Петля крепко затянулась на шее. Могучий потяг оплошавшего зверя вперед, рывок назад, вбок, вверх, вниз - напрасно: трос держал намертво. И тогда звездную сонную тишину, которой, казалось, не будет конца и края, разорвал хотя и приглушенный петлей, но все же еще могучий и жуткий рев. Оставленные в густой щетке елочек тигрята оцепенели в страхе, потому что в реве узнали мать и по нему догадались, что попала она в беду.
Тигрица сначала рвалась из петли беснующимся рыжим вихрем, а затем, натужно переводя сипящее дыхание, стала изо всей силы тянуть трос в стороны, рвать его клыкастой пастью. Силы было много, упорства еще больше, но стальной трос был прочен.
Измотавшаяся, изозлившаяся тигрица в разгаре утренней зари вдруг почувствовала вроде бы свободу, потому что закрепленный вокруг дерева трос в рывках и потягах нет-нет да и перекручивался на излом в тронутом ржавчиной месте, а потом и лопнул. Почувствовав себя на свободе, тигрица стремительными прыжками бросилась к детям, но... петля по-прежнему душила. Перевернувшись на спину, она стала рвать ее лапами, грызть конец троса, но от этого лишь больше крови лилось из изодранных сталью и когтями шеи и рта. Петля затянулась намертво.
...Тигрята радостно бросились навстречу матери, но та, не разделив их восторга, понуро улеглась, положив голову на вытянутые лапы. Сил у нее здорово поубавилось, а через сдавленное горло воздух входил и выходил с хрипом и свистом, отчего дышать приходилось часто и поверхностно. Тигрица легла. Так и лежала - час, другой, день, второй, третий... Мать все больше слабела, а у детей подводило животы...
Злоба, и жажда мщения пересилили в тигрице материнскую заботу, и она, оставив детей, побрела туда, где было логово двуногого чудовища. Пошла не по тропе, а напрямик, через тайгу и горы, теряя много силы и время, беспрестанно путаясь волочащимся концом изогнутого троса в кустарниках, лианах и валежнике.