Тигран Великий

Тигрис

На следующий день Мецн объявил о своём намерении вернуться в Тигранакерт. Все восприняли это известие с большим облегчением, особенно я. Признаться, мне надоела однообразная жизнь в Антиохии, и потому я сразу воспрянул духом, когда узнал, что мы направляемся в столицу Армении, город Тигранакерт – гордость царя царей, его детище.

Перед отъездом царь велел позвать караванщика, спасшего нам жизнь в пустыне. Всё это время он находился в Антиохии и ждал моих указаний. Мне почему-то казалось, что Тигран забудет

про запланированную встречу, и мы уедем, не повидав этого араба, но я ошибся. Царь хоть и был в преклонном возрасте, однако памяти его мог позавидовать любой юноша.

Принял нас Тигран не в тронном зале, где посетитель волей-неволей начинал трепетать перед ним, словно перед Богом, а в личных апартаментах, где беседа могла проходить менее помпезно. Этим он хотел ещё раз подчеркнуть свою безмерную благодарность человеку, избавившему его от неминуемой гибели. Царь сидел в огромном изготовленном из тёмных пород дерева кресле, спинка и сиденье которого были расшиты золотыми нитками. В руке он держал толстый посох с символами армянского самодержавия. Кроме меня присутствовали также Меружан и Шанпоч Вреж.

– Доволен ли ты тем, что свернул со своего пути и очутился в Антиохии? – спросил царь.

– Вполне, мой повелитель.

Царь встал с трона и принялся расхаживать широкими шагами.

– Слышал ли ты про города Эдессу и Тигранакерт? – спросил царь.

– Нет, узнаю впервые, – ответил караванщик.

– Как твоё имя?

– Зовут меня Малх.

– Слушай меня внимательно, Малх. Передай своим шейхам, что я, царь Великой Армении, позволяю им расселиться вдоль южной границы. Вы будете направлять караваны, следующие с Востока на Запад, в Эдессу и Тигранакерт. Соломон тебе выдаст подробную карту маршрута. Его я назначаю вашим куратором. А теперь, прощай.

– Да живёшь ты вечно, мудрый царь, – ответил восторженно араб-караванщик и ушёл.

– Если я правильно тебя понял, ты отдаёшь контроль над торговыми путями в руки арабских племён? – вмешался Вреж.

– Если он действительно меня понял, скоро Тигранакерт и Эдесса превратятся в крупные центры торговли между Востоком и Западом, – произнёс царь после минуты раздумья.

– Он понял верно, мой повелитель – ответил Меружан, – и сегодня ты принял великое решение. Когда арабские племена расселятся вдоль границ, наш южный рубеж окажется в надёжных руках. Арабы-кочевники, подобно верным псам, будут его надёжно охранять, а проходящим караванам ничего не останется как заезжать в нашу столицу.

Тигран посмотрел на моё задумчивое лицо и спросил:

– А что скажет мой придворный лекарь, который с сегодняшнего дня курирует своих соплеменников? Мне кажется, он придерживается иного мнения.

– Я знаю одно, мой повелитель. Арабы – племя лихое и непредсказуемое. Единожды допустив их на какую-либо территорию, уже никогда не сможешь выдворить обратно.

– Отлично, – сказал царь, – я их расселю на бывших ассирийских землях, под носом у парфян. Мне давно хотелось им досадить. Пусть арабы там умножаются

и процветают. Мне это только на руку.

– Арабами трудно управлять, мой повелитель, – продолжал возражать я.

– Управлять любым народом – штука сложная. Им надо будет внушить веру в наших Богов.

– Это невозможно, мой царь. Они очень независимы и не примут чужих Богов.

– Тогда этому народу нужен свой пророк. Наступит время, и они его получат, – произнёс многозначительно царь.

– Уж не ты ли вознамерился дать диким племенам пророка? – спросил Меружан с сомнением.

– Почему бы и нет? – уверенно ответил Мецн, – если Боги позволят мне дожить до этого времени, я непременно воспользуюсь такой возможностью.

– А если нет? – продолжал язвить Меружан.

Последние слова, как ни странно, не возмутили царя. Он задумчиво помолчал, а затем отчеканил:

– Народ, какой он бы ни был, если есть в этом потребность, сам сотворит себе пророка.

Сказав так, он окинул нас долгим взором, как это делает умудрённый учитель, всматриваясь в лица желторотых учеников.

– Запомните мои слова!

С первыми лучами солнца наш небольшой отряд покинул Антиохию и направился на Восток, в сторону Тигранакерта.

Когда мы выехали за пределы города, Меружан обернулся назад и со вздохом произнёс:

– У меня такое предчувствие, что мы сюда уже никогда не вернёмся.

– Твоё предчувствие тебя не обманывает, – ответил Шанпоч Вреж, – этот город как был нам чужд, так и остался.

– А мы его и не завоёвывали, – вмешался в беседу царь, – да, наша армия вошла туда, мы вселились во дворец Селевкидов, но армянской Антиохия так и не стала. Знаете, почему? Наш народ не смог с местными разделить хлеб-соль. Права поговорка: обиженный хлебом меча не боится.

– Они ждут римлян, – тихо произнёс Юлиан Петроний.

– А ты почём знаешь? – удивились Вреж.

– Я видел в городе римских лазутчиков.

Услышав это, я невольно воскликнул:

– Лазутчиков?

– О, несчастный! И ты нам это говоришь только сейчас? – возмутился Вреж.

– Я не нанимался к тебе осведомителем, – огрызнулся на шута Юлиан, – я всего лишь военный стратег.

– Твоё безмолвие хуже любого предательства!

– Прекрати Шанпоч, – заступился за римлянина Меружан, – ему действительно не вменялось доносительство. А римские лазутчики, как тебе известно, есть повсюду, даже в Тигранакерте.

– Прекратите мышиную возню, – одёрнул спорящих царь, – в том, что город перейдёт в руки Рима, виновны все. Мы приложили минимум усилий, чтобы закрепиться в Антиохии. Нам она была не нужна.

– Как не нужна, повелитель? – возразил Вреж.

– Очень просто. Её жители распахнули перед нашей армией ворота, надеясь, что мы будем благосклонней их прежних повелителей. Мы же не только не оправдали надежды, но наоборот стали их выселять оттуда.

– Но ведь, владея Антиохией, мы владеем всей Киликией, а это выход к морю.