Тигран Великий
Шрифт:
– Откуда тебе это известно?
– Помнишь тот отряд конницы, который мы послали к нему на помощь?
Царь утвердительно кивнул головой.
– Так вот, из них не вернулось более половины, а те, кому удалось избежать гибели, рассказывают страшные истории.
– А где сейчас мой тесть? – спросил задумчиво Тигран.
– Неизвестно. Говорят, сбежал в Иверию
– Ты поведал нам печальную весть, зорапет. Хотя она не затрагивает непосредственно наши интересы, однако даёт повод для беспокойства. Рим всерьёз решил избавиться от своей давней головной боли. Митридат – этот непоседа, этот ненасытный властолюбец, который долгие годы считал, что именно он должен
– Всё это чревато тем, что после расправы над Митридатом Рим пойдёт войной на нас, – заметил Меружан.
В шатре воцарилось напряжённое молчание, которое смог нарушить только сам царь.
– Пойти на нас войною? Никогда! – сказал он уверенно, – В Риме достаточно умных стратегов, которые понимают, что тягаться с нами – задача не из лёгких. У нас хорошо вооружённая армия, которая покорила множество царств, богатые города, глубокие тылы и нескончаемые людские ресурсы. Да и зачем им это? Для Рима мы – заслон от парфян. Если Парфия пойдёт на них войною, они смогут привлечь Армению к союзу. Напади же Рим на нас, мы не откажемся от союза с Парфией и будем вместе противостоять агрессору. Вот таким я представляю соотношение сил на сегодняшний день. И этот паритет будет долго сохраняться, а значит, будет мир и покой на земле Армении.
– Неужели всего этого не понимал Митридат, когда решился в одиночку воевать с Римом? – спросил Баграт, поглаживая щетину бороды.
– Нет, конечно! – воскликнул царь в сердцах, – он же неистовый безумец, действующий напролом, без хитрецы и дипломатии. Когда он предложил мне соединиться для войны против Рима, я наотрез отказался. Какой смысл для страны, завоевавшей столько земель, что даже заселить уже некем, ввязываться в столь сомнительную авантюру? Ради чего? Ради того, чтобы Митридат Понтийский вошёл в летопись как покоритель Рима?
Царь на минуту замолчал, а потом поднял свой серебряный кубок с вином и сказал:
– Ладно. Давайте выпьем. Пусть хранят Боги наш народ от безумия правителя, а правителя – от обезумевшего народа!
– Слава царю царей! – подхватил Баграт.
– Да здравствует василео-василевс, Тигран Великий! – повторил тоже самое на римкий лад Меружан, и мы дружно подхватили его клич.
На следующий день мы уже в сопровождении армянского айрудзи продолжили путь и по прошествии пяти дней въехали в пределы Осроэнского царства. Тигран велел мне пересесть к нему в носилки, которые он уже не покидал в течение всего пути. Увы, гнёт прожитых лет давал о себе знать.
Мецн сразу повел разговор теологического толка.
– Ваша религия привлекает меня, и я хотел бы, чтобы наш народ, подобно иудеям, поклонялся одному божеству. Единобожниками легко управлять: их дух един, а это сплачивает народ, превращает в единый кулак. Но ваш
Царь умолк и после долгого раздумья спросил меня:
– Каким ты представляешь единого Бога?
– Для любого народа есть только один Бог – его царь, – ответил я хитро.
– Правильно! Но лишь до тех пор, пока он богат и силён. Стоит ему оступиться, потерять могущество, его сразу затопчут и сравняют с землёй не только враги, но собственные придворные. К тому же, век царей короток, а настоящий Бог должен быть бессмертен. Но самое главное, нужно, чтобы это был мученик. Да-да, именно мученик, чтобы его жалели. Ведь сначала пожалеешь, а потом и полюбишь. Знаешь, Соломон, Жалость и Любовь – родные сёстры. Одна постарше, а вторая моложе. Бог-мученик, Бог-страдалец – вот кого надо придумать для народа.
– Мой повелитель, Боги Олимпа тоже придуманы, а нам нужна живая душа, готовая придти на помощь всем страждущим.
– Получается очень похожий образ Спасителя-Мессии, – сказал с иронией царь.
– Ну почему спаситель? – возразил я, – это может быть, скажем, исцелитель. Ведь хороший лекарь для больного – почти как Бог.
– Ты прав, юноша! – воскликнул царь и добавил серьёзно, – и вот еще: спаситель он или исцелитель, я не знаю, но после того, как станет предметом всенародного восхищения, он должен непременно исчезнуть.
– Исчезнуть? – удивился я, – куда?
– Куда угодно. Хоть на небеса. Ибо живым Богом на земле может быть только сам царь – и второго не дано.
– У тебя интересные мысли о государстве и власти.
– Знай, юноша! Я пришёл во власть уже в зрелом возрасте. Будучи заложником у парфян, перечитал множество трудов, изучил опыт царей и полководцев и составил свою формулу власти.
– Интересно узнать, какова она? – спросил я.
– В двух словах это трудно передать. Свои рассуждения я записал на пергаменте, и в результате получился массивный трактат, который хранится в библиотеке Тигранакерта.
– Мне не терпится узнать сейчас, из первых уст, – продолжал настаивать я.
– Хорошо, – согласился Мецн, которому явно льстил мой повышенный интерес, – коль скоро мы заговорили на эту тему, я задам тебе один вопрос. Каким народом легче управлять – богатым или нищим?
– Конечно же, богатым, – не задумываясь, ответил я, – ведь если человек сыт и доволен жизнью, он склонен к доброте и повиновению той власти, при которой у него создалось сие благополучие.
Царь лукаво посмотрел на меня и сказал:
– Если следовать этой логике, ты, может, и прав, Соломон. Но всё намного сложнее. Чем богаче человек, тем он более жаден и властолюбив, ибо нет предела его благополучию. Раздай сейчас безземельным крестьянам равные наделы, дай им волов, плуг, семенное зерно – и что? Ты думаешь, они будут жить в мире и согласии? Отнюдь. Условия хотя и равные, но люди-то разные. Один будет трудиться лучше, другой окажется ленивым; у одного уродится больше хлеба, у другого поменьше, – и тогда поселиться меж них старуха-зависть и пойдёт сосед против соседа с косой. Так уж устроен человек, всегда для него своего мало, и он будет зариться на чужое добро. А что может быть страшней для страны, чем междоусобица? Эта хищница коварней внешнего врага. Она способна разорить любое процветание.