Тигран Великий

Тигрис

– Откуда тебе это известно?

– Помнишь тот отряд конницы, который мы послали к нему на помощь?

Царь утвердительно кивнул головой.

– Так вот, из них не вернулось более половины, а те, кому удалось избежать гибели, рассказывают страшные истории.

– А где сейчас мой тесть? – спросил задумчиво Тигран.

– Неизвестно. Говорят, сбежал в Иверию

– Ты поведал нам печальную весть, зорапет. Хотя она не затрагивает непосредственно наши интересы, однако даёт повод для беспокойства. Рим всерьёз решил избавиться от своей давней головной боли. Митридат – этот непоседа, этот ненасытный властолюбец, который долгие годы считал, что именно он должен

избавить мир от римской гегемонии – теперь терпит поражение за поражением и вынужден скрываться, словно провинившийся лис под деревенской изгородью. Всему виной его тщеславие и безумная жажда власти. Он был царём всего Понтийского побережья, обладал несметными сокровищами, перед ним трепетали его сатрапы и соседи. Всего этого ему показалось мало. Богатство и слава Рима – вот что не давало ему ни сна, ни покоя. Он решил, что настал его час. Именно он, не считаясь с потерями, должен покорить эту империю. Ему отведена в истории роль того спасителя, который избавит народы от многолетней тирании. Но, увы, он просчитался. Рим, военные силы которого были временно отвлечены на Западе, при первом же удобном случае нанёс ему сокрушительное поражение. А ведь с большой высоты больнее падать. Не так ли?

– Всё это чревато тем, что после расправы над Митридатом Рим пойдёт войной на нас, – заметил Меружан.

В шатре воцарилось напряжённое молчание, которое смог нарушить только сам царь.

– Пойти на нас войною? Никогда! – сказал он уверенно, – В Риме достаточно умных стратегов, которые понимают, что тягаться с нами – задача не из лёгких. У нас хорошо вооружённая армия, которая покорила множество царств, богатые города, глубокие тылы и нескончаемые людские ресурсы. Да и зачем им это? Для Рима мы – заслон от парфян. Если Парфия пойдёт на них войною, они смогут привлечь Армению к союзу. Напади же Рим на нас, мы не откажемся от союза с Парфией и будем вместе противостоять агрессору. Вот таким я представляю соотношение сил на сегодняшний день. И этот паритет будет долго сохраняться, а значит, будет мир и покой на земле Армении.

– Неужели всего этого не понимал Митридат, когда решился в одиночку воевать с Римом? – спросил Баграт, поглаживая щетину бороды.

– Нет, конечно! – воскликнул царь в сердцах, – он же неистовый безумец, действующий напролом, без хитрецы и дипломатии. Когда он предложил мне соединиться для войны против Рима, я наотрез отказался. Какой смысл для страны, завоевавшей столько земель, что даже заселить уже некем, ввязываться в столь сомнительную авантюру? Ради чего? Ради того, чтобы Митридат Понтийский вошёл в летопись как покоритель Рима?

Царь на минуту замолчал, а потом поднял свой серебряный кубок с вином и сказал:

– Ладно. Давайте выпьем. Пусть хранят Боги наш народ от безумия правителя, а правителя – от обезумевшего народа!

– Слава царю царей! – подхватил Баграт.

– Да здравствует василео-василевс, Тигран Великий! – повторил тоже самое на римкий лад Меружан, и мы дружно подхватили его клич.

На следующий день мы уже в сопровождении армянского айрудзи продолжили путь и по прошествии пяти дней въехали в пределы Осроэнского царства. Тигран велел мне пересесть к нему в носилки, которые он уже не покидал в течение всего пути. Увы, гнёт прожитых лет давал о себе знать.

Мецн сразу повел разговор теологического толка.

– Ваша религия привлекает меня, и я хотел бы, чтобы наш народ, подобно иудеям, поклонялся одному божеству. Единобожниками легко управлять: их дух един, а это сплачивает народ, превращает в единый кулак. Но ваш Бог призрачен, а наш народ привык к зримым образам. Несколько лет назад, желая заселить города обширной страны, я переселил десятки тысяч иудеев в провинцию Ван. Они там неплохо устроились, но вот, что интересно, – иудейская вера там не прижилась. Коренные жители не приняли её. Наоборот, заставили переселенцев поверить в своих, местных Богов.

Царь умолк и после долгого раздумья спросил меня:

– Каким ты представляешь единого Бога?

– Для любого народа есть только один Бог – его царь, – ответил я хитро.

– Правильно! Но лишь до тех пор, пока он богат и силён. Стоит ему оступиться, потерять могущество, его сразу затопчут и сравняют с землёй не только враги, но собственные придворные. К тому же, век царей короток, а настоящий Бог должен быть бессмертен. Но самое главное, нужно, чтобы это был мученик. Да-да, именно мученик, чтобы его жалели. Ведь сначала пожалеешь, а потом и полюбишь. Знаешь, Соломон, Жалость и Любовь – родные сёстры. Одна постарше, а вторая моложе. Бог-мученик, Бог-страдалец – вот кого надо придумать для народа.

– Мой повелитель, Боги Олимпа тоже придуманы, а нам нужна живая душа, готовая придти на помощь всем страждущим.

– Получается очень похожий образ Спасителя-Мессии, – сказал с иронией царь.

– Ну почему спаситель? – возразил я, – это может быть, скажем, исцелитель. Ведь хороший лекарь для больного – почти как Бог.

– Ты прав, юноша! – воскликнул царь и добавил серьёзно, – и вот еще: спаситель он или исцелитель, я не знаю, но после того, как станет предметом всенародного восхищения, он должен непременно исчезнуть.

– Исчезнуть? – удивился я, – куда?

– Куда угодно. Хоть на небеса. Ибо живым Богом на земле может быть только сам царь – и второго не дано.

– У тебя интересные мысли о государстве и власти.

– Знай, юноша! Я пришёл во власть уже в зрелом возрасте. Будучи заложником у парфян, перечитал множество трудов, изучил опыт царей и полководцев и составил свою формулу власти.

– Интересно узнать, какова она? – спросил я.

– В двух словах это трудно передать. Свои рассуждения я записал на пергаменте, и в результате получился массивный трактат, который хранится в библиотеке Тигранакерта.

– Мне не терпится узнать сейчас, из первых уст, – продолжал настаивать я.

– Хорошо, – согласился Мецн, которому явно льстил мой повышенный интерес, – коль скоро мы заговорили на эту тему, я задам тебе один вопрос. Каким народом легче управлять – богатым или нищим?

– Конечно же, богатым, – не задумываясь, ответил я, – ведь если человек сыт и доволен жизнью, он склонен к доброте и повиновению той власти, при которой у него создалось сие благополучие.

Царь лукаво посмотрел на меня и сказал:

– Если следовать этой логике, ты, может, и прав, Соломон. Но всё намного сложнее. Чем богаче человек, тем он более жаден и властолюбив, ибо нет предела его благополучию. Раздай сейчас безземельным крестьянам равные наделы, дай им волов, плуг, семенное зерно – и что? Ты думаешь, они будут жить в мире и согласии? Отнюдь. Условия хотя и равные, но люди-то разные. Один будет трудиться лучше, другой окажется ленивым; у одного уродится больше хлеба, у другого поменьше, – и тогда поселиться меж них старуха-зависть и пойдёт сосед против соседа с косой. Так уж устроен человек, всегда для него своего мало, и он будет зариться на чужое добро. А что может быть страшней для страны, чем междоусобица? Эта хищница коварней внешнего врага. Она способна разорить любое процветание.