Тигриное око (Современная японская историческая новелла)
Шрифт:
В фехтовальной школе наставника Утибори занимались и некоторые городские стражники из расположенных поблизости казарм в Хаттёбори. Мастерство О-Маю достигло такого совершенства, что она даже им редко проигрывала в поединках.
Когда, плотно повязав голову полотенцем и собрав волосы в пучок, она наступала своей мощной грудью, распирающей фехтовальный наряд, и заносила для удара деревянный меч, глядя на соперника откуда-то сверху, это подавляло даже городских стражников, искушенных в ловле нарушителей порядка.
Всякий раз, когда объявляли, что О-Маю удалось уколоть мечом кого-то из них, проигравший вынужден был
— От силы, дремлющей в О-Маю, дух захватывает…
Бывало, стражники из городского дозора, в черных накидках хаори [54] с тремя гербами, с большим и малым мечом, да еще и с алебардой дзиттэ [55] у пояса, с молодецким видом обходя с помощниками город, неожиданно сталкивались с О-Маю.
В таких случаях частый противник О-Маю по поединкам и равный ей по мастерству стражник Нагаи Ёгоро, прямодушный молодой парень, горько улыбался своим спутникам и, сворачивая на боковую улочку, оправдывался:
54
Хаори — верхняя часть японского церемониального мужского костюма, род накидки, надеваемой поверх кимоно или в сочетании с шароварами хакама. Накидку хаори, несмотря на ее принадлежность к мужской одежде, носили также некоторые гейши.
55
Дзиттэ — орудие городских стражников в эпоху Эдо, по форме схожее с алебардой. Железный жезл длиной около 50 см с крюком сбоку и цветной кистью на рукоятке имел как боевое, так и ритуальное значение, символизируя официальные полномочия владельца.
— Приближается норовистая лошадь из лавки «Симая»!
Упомянутый выше Хикотаро из квартала Сэтомоно приходился племянником матери О-Маю и был вторым сыном в семье оптового торговца благовониями из торгового дома «Моритая». О-Маю не сомневалась, что он готов жениться на ней лишь ради лавки «Симая».
Хоть на словах он был любезен, но когда смотрел на О-Маю, в его взгляде мелькало презрение, покорность судьбе и горечь, которую он не в силах был скрыть.
Однажды Хикотаро пришел к ним в гости, и О-Маю нарочно, чтобы он видел, принялась сгружать с телеги как раз прибывшую партию хлопка, швыряя тюки к воротам склада.
На трех возах были горы хлопка, и О-Маю поочередно то левой, то правой рукой быстро хватала двухпудовый тюк и одним махом перебрасывала его на расстояние около пяти кэнов, [56] пока не перегрузила все. Хикотаро, видя это, побледнел.
— Хикотаро-сан, моим мужем быть опасно! — сказала она с усмешкой, глядя ему в лицо, и того затрясло как в лихорадке, так что он долго не мог успокоиться.
Однако оставим эту тему, а лучше расскажем о второй встрече О-Маю и Итимацу Кодзо Матакити.
56
Кэн — единица длины, равная 1,81 м.
Встреча эта произошла через двадцать дней после случая на мосту Эйтайбаси. Возвращаясь домой из фехтовального зала, О-Маю миновала мост Наканохаси, ведущий к столичной
В сумерки в этой округе прохожих немного, и Итимацу Кодзо уже почти разминулся с О-Маю, когда вдруг неожиданно сдернул с плеча мокрое полотенце и хладнокровно залепил ей лицо. Таков был прием — залепить прохожему лицо и мгновенно схватить кошелек. Матакити обычно исполнял его мастерски, но на этот раз остался ни с чем.
Полотенце шлепнулось рядом, и О-Маю так скрутила руку Матакити, что вырваться и сбежать было невозможно.
— У-у-уй…
Боль вгрызалась все глубже, по всему телу Матакити вдруг выступил густой жирный пот.
Наблюдающий за всем этим коротышка Сэн решил, что на этот раз пришел его черед выручить собрата, и бросился ему на помощь с противоположной стороны моста.
— Ну, постой, чертова баба!
Выхватив откуда-то нож, он изготовился полоснуть О-Маю по запястью…
— А-а-а!
Коротышка Сэн получил удар такой силы, что перекувырнулся, а вдобавок — ува-а! — падая по инерции, напоролся на свое же оружие и, роняя капли крови, пустился без оглядки бежать.
С воинственным кличем О-Маю нанесла Матакити удар в опасное место. Когда он обмяк, она без труда схватила его в охапку, некоторое время волокла на себе, а потом кликнула носильщиков паланкина и закинула его туда. Вместе с ним она отправилась на указанный носильщиками постоялый двор «Тамая» у речного причала.
В тот раз О-Маю не ночевала дома.
Когда Матакити очнулся, он уже лежал в комнате совершенно голый, а руки и ноги его были связаны веревками. Все это сделала О-Маю.
Накопившиеся в ней чувства наконец нашли выход.
Досада на существо, именуемое мужчиной, ненависть к нему и вместе с тем влечение — все это собралось в едином порыве, побудившем О-Маю, по тогдашним понятиям старую деву, совершить такой поступок.
Матакити был изумлен.
— Ой, что ты делаешь? Ведь я же Итимацу Кодзо, известный как…
— Вора-коротышку на мосту Эйтайбаси выручил ты.
— А, так ты знаешь…
— Он ведь бросил тебя, убежал.
— Скотина! Корчил из себя главаря, а когда настало время, оказался ни на что не годен. Если еще свидимся, я ему этого не спущу.
— Бодришься?
— Ай-я-яй, сестрица, уж руки-ноги развязала бы!
— А ты лицом пригожий… Сколько тебе лет?
— На будущий год двадцать исполнится.
— Тебе идет, когда волосы на лбу не сбриты.
— А ты, сестрица, верно, молодая госпожа из «Симая»?
— Знаешь меня? Да, обо мне молва идет…
— Говорят, что ты мечом орудовать мастерица…
— …
— Мы с Сэном Бобовое Зернышко заключили уговор: если бы у него на глазах я опустошил у сестрицы кошелек, он бы мне дал десять рё. [57]
— Ну, прости.
— Ах, сестрица! — Матакити вдруг уставился на О-Маю и испустил глубочайший вздох.
— Что? Ты чего вздыхаешь?
— Так ведь… Сестрица такая красивая… Вот и…
Матакити получил звонкую пощечину.
57
Рё — монета весом 15 г из сплава золота (около 85 %) и серебра (около 15 %).