Тигриное око (Современная японская историческая новелла)
Шрифт:
Ради любви он отбросил меч. После этого счастье двоих было безгранично. И тут вмешалась эта голова. Она смутила сердце мужчины недостойными мыслями. Женщина это поняла. И счастливая любовь кончилась. Женщина, наверное, простит. Нет, уже простила, сказала, что любит и не расстанется с ним… Но сам он уже не сможет себя простить.
— Милый!.. — кричит в страхе женщина.
Но мужчина погружен в свои мысли и продолжает смотреть в пустоту. Сумрачное пустое пространство наполнено призраками, там, взметая на ходу снег, идет отряд его товарищей. Откуда-то слышатся отзывающиеся эхом голоса: «Идем! Идем! С нами к воротам Сакурада!»
Со вздохом облегчения он пришел в себя.
— Котё, меня сейчас никто не окликал?
— …Н-нет…
Лицо
— Котё, ты готова идти за мной куда угодно?
— Да, милый. Пойду. Пусть и в родные места… Хёма порывисто привлек к себе Котё, обнял ее и хрипло прошептал:
— Нет, не в родные места…
Был 15-й день 3-го месяца. Город Эдо снова сверкал снежной белизной.
На рассвете перед воротами Сакурада были обнаружены мертвые тела молодого мужчины и молодой женщины. Прохожий самурай не успел даже подумать, что укрытые пушистыми хлопьями весеннего снега мертвецы, должно быть, покончили с жизнью из-за любви — он заметил лежавшую рядом голову и в обнимку с ней, как сумасшедший, бросился к усадьбе князей Ии.
Вскоре Уцуги Рокунодзё, официальный представитель клана Ии, в который уж раз писал донесение властям:
Мигрени у князя постепенно утихли, однако периоды облегчения чередуются с частыми приступами застарелого недуга. Кроме того, боли препятствуют принятию пищи, включая и растительную…
Вдруг ему почудилось, что кто-то громко рассмеялся. Это был всегдашний раскатистый хохот старейшины: «Ну, черви земляные, погодите!» Рокунодзё мельком глянул на прилаженную в сидячем гробу голову старейшины. Вся она покрылась какой-то слизью, губы совершенно расползлись, рот был широко раскрыт. Только глаза, как и прежде, пристально смотрели на него сверху вниз.
Прилежный чиновник тут же вернул своему лицу свойственный ему вид бесстрастной маски, и кисть его продолжила неспешный бег по бумаге.
Лекарь Такэути Догэн сообщает о вероятности внезапных и серьезных перемен в состоянии больного вследствие застывания кровотока в руках и ногах с проистекающей по этой причине полной остановкой пульса. Изложенным выше доношу о положении дел на настоящий момент.
Сётаро ИКЭНАМИ
Родился в Токио в 1923 г. После окончания начальной школы служил у биржевого маклера в токийском деловом квартале Кабуто-тё, одно время изготовлял вывески, работал также механиком, потом был призван в армию. После войны, находясь на муниципальной службе, Сётаро Икэнами начал писать пьесы, учась литературному ремеслу у Син Хасэгава. Вскоре он стал штатным драматургом при театральной труппе «Синкокугэки». В 1956 г., после публикации повести «Самурай Онда Моку. Смута в княжестве Санада», полностью посвятил себя литературе. В 1960 г. писателю была присуждена престижная премия Наоки. В 1968 г. был дан старт трем большим сериям повестей: «Записи инспектора уголовной полиции по прозвищу Хэйдзо-Гроза-Воров», «Ремесло фехтовальщика Кэндо», «Хитроумный палач Фудзиэда Байан» — именно они принесли Сётаро Икэнами поистине всенародную славу. В 1977 г. за литературную деятельность и прежде всего за эти три серии Сётаро Икэнами присудили 11-ю премию Эйдзи Ёсикава, а за роман «Женщина разбойника Итимацу Кодзо» — 6-ю премию Такэдзиро Оотани, в 1988 г. писатель получает 36-ю премию Кан Кикути. Наиболее значительные его произведения: «Хэйдзиро-потрошитель», «Повесть о Великом мире рода Санада» и др. Сётаро Икэнами был известен также как знаток кино, он неоднократно устраивал персональные выставки своих живописных работ, издавал художественные альбомы, к тому же слыл большим гурманом. Умер в 1990 г. Издано 30-томное Полное собрание произведений Сётаро Икэнами с дополнительным справочным томом (1994, издательство «Коданся»).
ДЕЛО
Перевод: И.Мельникова.
Человек, который украл у самурая кошелек, был коротышка ростом не более пяти сяку. [50] Ловкого карманника Сэнноскэ, бродяжку из Асакуса, своя братия прозвала Сэн Бобовое Зернышко.
— Пусти! Пусти меня! За что? Не виноват я… Что ты делаешь! Больно! Говорю же — больно!
Все произошло ровно на середине моста Эйтайбаси.
В тот момент, когда вора схватили, он мигом выбросил украденный кошелек в реку Окава (теперь ее называют Сумида).
50
Сяку — единица длины, около 30 см.
— Не хочу! Что я такого сделал… Не буду…
— Ишь ворье, еще и разговаривает…
Самурай средних лет, внушительного вида и телосложения, невозмутимо тащил злобно огрызавшегося воришку к перилам моста, где плотно уложил его руки одну на другую.
Толпа зевак, пробивающихся к зрелищу, разом заходила ходуном, и ясное осеннее небо разорвал истошный вопль преступника. Обе руки вора оказались пригвожденными к перилам моста, словно куски соевого творога тофу, [51] нанизанные на прутик.
51
Тофу — продукт переработки сои, по виду напоминающий творог.
— Учить вас, невеж, надо, — буркнул самурай и раздвигая плечами толпу, пошел через мост в сторону Хакодзаки.
И тут началось нечто невообразимое.
— Вор!
— Скотина!
— Так тебе и надо! Сейчас еще добавим. А ну-ка наподдай ему, да покрепче!
Кто бежал с камнем, нарочно для этого случая подобранным на берегу, кто размахивал коромыслом, иные просто плевали.
Что бы с ним ни делали, Сэн лишь жалобно вопил, будучи не в силах шевельнуть руками, которые самурай пригвоздил своим кинжалом к перилам.
А самурай-то мастер — тайком да помаленьку такой клинок не вытащить…
Обтекаемая людскими волнами, О-Маю не сводила глаз с корчившегося в муках карманника.
Убьют они его. Теперь уж ему конец.
Летели камни. Стучали коромысла. Кажется, у Сэна не осталось сил даже кричать.
В городах на западе страны, в Осака или Киото, спускали порой даже завзятому вору-карманнику, потому что люди там по натуре предусмотрительны и не хотят наживать себе врагов. На востоке же, в Эдо, нравы у людей горячие, здесь пойманного вора нередко забивали до смерти. В особенности славились этим рыбные ряды на берегу реки, для воров это сущие врата ада, кто попадется — живым не уйдет.
— В Осака и в Киото нечего опасаться даже парню без особой сноровки, а вот в Эдо такое не пройдет, так что руку вам надо набивать со всем старанием! — наставлял младших собратьев Сэн Бобовое Зернышко, а теперь вот и сам угодил в переделку.
Бедняга… Да ведь не бежать же к нему на выручку, в самом деле!
О-Маю, которой в этом году исполнилось двадцать два года, была единственной дочерью оптового торговца хлопком Симая Дзюэмон из квартала Одэмма, а нынче она возвращалась из Фукагава, из храма бога Хатимана, что в Томиока, [52] и с ней не было ни служанки, ни мальчика из лавки.
52
Одно из самых популярных в Эдо мест паломничества в день осеннего праздника 15-го дня 8-го лунного месяца.