"Тихая" Одесса
Шрифт:
То, что он сделал затем, объяснить нелегко. Требовались решительные действия, а лучшего он не придумал…
Смерив Микошу взглядом, он сказал:
— Что ты артачишься? Или боишься меня? Робкий, гляжу, у вас тут народец! Ладно, я тебя успокою! — Он сунул руку в карман и, прежде чем Микоша успел ответить, выдернул браунинг.
Микоша отшатнулся.
— Но, но!… — вконец осипнув от неожиданности, произнес он.
Верзила у двери шагнул вперед, и карманы его пиджака остро выпятились.
Алексей положил браунинг на стол.
—
— Веселая картинка… — просипел Микоша.
Медленно подойдя к столу, он взял браунинг, разглядывая, повертел в руке.
— Ничего игрушечка. Только зачем же так… сразу? Даже как-то неосторожно! И больше у вас ничего нету?
— Можешь обыскать.
— Ну, ну, или я не вижу!… — поспешно и даже как будто испуганно сказал Микоша. Он явно растерялся.
Не давая ему опомниться, Алексей приказал:
— Тогда веди! И нечего тянуть, как бы после жалеть не пришлось! Теперь вроде бояться нечего?
Микоша пробормотал:
— Одну минуточку…
Он сунул браунинг за пазуху и бочком отступил к двери, где, все так же оттопырив пистолетами карманы пиджака, стоял второй бандит.
Они о чем-то пошептались. Алексей расслышал, как верзила пробурчал: «Никуда не денется!…»
Микоша вернулся к столу.
— Пожалуй, приведу кого-нибудь, — сказал он, — хотя, конечно, никакого здесь порядка нема… Придется обождать.
— Долго это?
— Не-е, полчасика от силы. А Битюг нехай посидит, вам веселее будет.
Алексей досадливо передернул плечами:
— Пусть сидит. Давай только поживей!
— Я мигом, не успеете соскучиться…
И Микоша ушел.
Битюг (Алексей по достоинству оценил меткость этого прозвища) устроился на ящике возле стены и некоторое время бдительно следил за ним. Потом это занятие ему надоело. Он зевнул, достал перочинный ножик и занялся маникюром. Он с увлечением выковыривал грязь из-под ногтей, обрезал заусенцы, обсасывал пальцы и, отводя руку, издали любовался своей работой. Сидя у стола, облокотясь и прикрыв лицо ладонью, Алексей с интересом разглядывал его пышущую здоровьем рожу, на которой цвели крупные веснушки и белый рубчатый шрам тянулся от виска до шеи.
Так они и просидели до возвращения Микоши, не обменявшись ни единым словом.
Минут через сорок Микоша сунул голову в подвал, убедился, что все спокойно, и распахнул дверь:
— Заходите.
Вошел сухощавый, среднего роста человек в примятой клетчатой кепке и штатском костюме. Микоша, заложив щеколду, спустился по лесенке и указал ему на Алексея:
— Вот этот самый. Очень интересуются поговорить.
Алексей встал. Щурясь от света, человек в штатском пристально взглянул на него:
— Вечер добрый. Слушаю. У вас поручение ко мне?
И по голосу его с властными интонациями, и по тому, как угодливо суетился Микоша, Алексей понял, что на этот раз пришел «настоящий».
— Так точно, — сказал он. — Есть поручение: Феоктистов
— Родственники все в сборе! — Человек в штатском улыбнулся, подошел и обеими руками потряс его руку. — Здравствуйте! Ждем вас не дождемся! Давно ли прибыли? Нас предупредили еще неделю назад, что вы приедете, но когда, каким способом — никто не знал. Тем приятнее видеть вас в целости! Что же мы стоим? — Он жестом пригласил Алексея садиться, сел сам и снял кепку. — Давайте знакомиться. С кем имею честь?
— Михайленко, — сказал Алексей.
— Очень рад, Шаворский…
Он мог бы и не представляться теперь, когда снял кепку. Алексей, можно сказать, наизусть знал и этот высокий, сдавленный в висках лоб, и гладкие волосы, расчесанные на косой пробор, и запавшие глаза, близко сдвинутые к хрящеватому носу. Только на фотографии, которую он когда-то получил от Инокентьева, все это украшала холеная округлая бородка «а ля Николай II», какую отпускали монархически настроенные офицеры. Теперь бородки не было, что и помешало узнать его сразу.
«Шаворский Викентий Михайлович, подполковник царек, сл., 1883 г. рожд., зам. нач-ка деникинской к/разв., в 20 г. один из руководителей врангел. подполья (дело Макаревича-Спасаревского)» — так было написано на оборотной стороне фотографии размашистым почерком Оловянникова, а ниже стояла дважды подчеркнутая пометка красным карандашом: «Розыск».
Приветливо улыбаясь, сцепив над столом худые нервные пальцы, перед Алексеем сидел матерый зверюга!…
Старательно следя за каждым своим словом, Алексей доложил ему о приезде Рахубы и о его ранении в стычке с блатными.
Два месяца назад Рахуба уже приезжал в Одессу, Шаворский отлично знал его.
— Квартира, где сейчас полковник, надежна? — спросил он, озабоченно покусывая верхнюю губу. — Может быть, подыскать другую?
— Не стоит беспокоиться, — заверил Алексей. — Хозяин— мой родственник, состоял раньше в группе Миронова. К тому же на днях придет шаланда из Румынии, полковник уедет. До тех пор лучше его не тревожить.
— Куда придет шаланда?
Этого Алексей не знал. Он брякнул наобум:
— В Лузановку… или на Фонтаны. Точное место известно одному Рахубе…
Шаворский поднялся:
— Пойдемте, не будем терять время. Где он находится?
— На Карантинной.
— Вы найдете дорогу в темноте?
— Сюда ведь нашел…
Шаворский приказал Микоше:
— Выйди, осмотрись…
Микоша затопал по лестнице.
ЕЩЕ ОДИН РАЗГОВОР
— …Пароходы стоят под парами, войска только ждут команды, — говорил Рахуба. — Хоть завтра они могут погрузиться и выступить. Но они этого, к сожалению, не сделают, Викентий Михайлович! Обстановка сейчас совсем не та, что год или два назад. Большевикам удалось добиться некоторой стабилизации в своем международном положении. Теперь для наступления странам Антанты необходим серьезный повод…