Тихая провинция (Маятник мести)
Шрифт:
Оба его собеседника отрицательно покачали головами. Нечай вынул из кармана пачку сигарет, нервным движением достал одну, глубоко затянулся и спросил.
– Это все "приятные" новости?
– Нет, - сознался Фугас.
– Вчера и сегодня ночью еще двоих наших зарезали. Рыдиных телохранителей, Валеру и Зубка.
– Так же, как Рыдю?
– насторожился Нечай.
– Нет, но обоих в подъезде дома, и у обоих горло перерезано.
Нечай замолк и думал всю оставшуюся дорогу. Было похоже, что он наконец столкнулся с тем, чего боялся сильнее всего: с сильным, а главное, невидимым противником.
– Весело вы меня встречаете, нечего сказать, - только и сказал Геннадий, уже подъезжая к городу. И скомандовал.
– Рули в контору, разбираться будем.
День прошел бурно. Он вызывал в контору своих братков, ответственных
за районы города, теребил их, расспрашивал о молодых парнях, идущих в рост на их территориях. После осенней войны с "Волчатами" Нечай особенно побаивался этой непредсказуемой молодежи. Он поставил на уши свою агентуру из старых уголовников, но те клялись и божились, что никто, из вернувшихся в последнее время, на такое не способен, так, мелкая сошка. Не принес результатов и опрос закупленных с потрохами ментов. Следствие топталось на месте, ни на шаг не придвинувшись к истине. Уже вечером, замотанный Фугас вдруг вспомнил.
– Да, совсем забыл! Вчера звонил этот, мэр, Спирин.
– Ну!?
– поторопил туповатого подручного Нечай.
– Просил позвонить, как приедешь.
Геннадий был готов убить его.
– Ты что, не мог мне раньше сказать?!
– сказал он после фейерверка цветистых ругательств.
– Про это надо было сказать в первую очередь!
Он быстро набрал номер городской квартиры Спирина, тот ответил сразу.
– Да, Спирин слушает?
– Это я, - негромко сказал Геннадий, благо слышимость была хорошей. Извини, что поздно, но ты просил позвонить.
– Да-да!
– Виктор покосился на примостившуюся в кресле Вику, она с интересом листала толстый каталог с цветными фотографиями фресок Ватикана. Книгу Спирин привез из единственной своей зарубежной поездки в Италию, с делегацией мэров области в родственную Перуджу.
– Помнишь, как-то в машине ты предложил мне одно кардинальное решение? Я тогда его отверг, а сейчас назрела необходимость.
Нечаев долго молчал. Виктор уже начал бояться, что тот не понял, о чем идет речь, но собеседник спросил после паузы.
– Ты про художника? Это срочно?
– Да, желательно сегодня.
– Хорошо, сделаем, - пообещал Нечай.
Спирин положил трубку, подошел к девушке. Та подняла на него восторженные глаза.
– Бесподобно! Неужели ты все это видел?
Виктор рассмеялся.
– Ну что ты! Нас таскали по разным муниципалитетам, какие-то больницы для бедных посещали, столовые для бездомных. А хочешь, увидим все это вместе?
– Как это?
– удивилась Виктория.
– Я вот думаю, а почему бы нам после свадьбы не махнуть куда-нибудь в свадебное путешествие? Хоть в Италию, хоть на Канары, а? В отпуске я уже три года не был, почему бы не съездить в Рим, не посмотреть, как они празднуют католическое Рождество? На Папу посмотреть? Ты согласна?
Виктория улыбнулась, но менее радостно, чем ожидал Спирин.
– Ты что, не хочешь?
– удивился Спирин.
– Я то хочу, - вздохнула девушка, а потом показала на свой живот, - а вот захочет ли он? Меня что-то подташнивает эти дни.
Спирин рассмеялся, прижал ее к себе и нежно поцеловал в щеку.
А за сутки до этого Спирин в шестом часу вечера возвращался домой в прекрасном настроении. Вика жила у него уже несколько дней, и теперь он ехал с улыбкой, представляя, как хорошо они проведут этот вечер. Машина свернула с одной улицы на другую, Виталик врубил повышенную передачу, но набрать скорость не успел, и слава богу. В свете фар спиринской "Волги" появилась пошатывающаяся фигура, бредущая наперерез машине. Шофер нажал на тормоза и одновременно рванул руль машины влево. "Волгу" занесло, но она чудом прошла в каких-то сантиметрах от тела человека.
– Вот сволочь, ведь сам под колеса полез! Чуть не задавил!
– вскипел, вытирая пот, Виталик. Он уже хотел тронуться с места, но Спирин остановил его.
– Постой-ка! Встань здесь, я сейчас.
Виктор вышел из машины и пошел назад. Ему показалось, что он узнал этого человека. Догнал он его уже около подъезда, положив руку на плечо остановил.
– Федька, стой!
Тот остановился и пошатываясь, повернулся к Спирину лицом. Художник был мертвецки пьян. Таким Виктор его еще ни разу не видел. Иногда Кривошеев действительно хорошо "гудел", но и в такие дни оставался самим собой: умным, добрым, только ирония его переходила в сарказм, да и тот был направлен в первую очередь на самого себя.
– Ты что, Федор?! Мы ведь тебя чуть не сбили, сам под колеса лез?!
Кривошеев все же узнал его.
– А-а, господин мэр! Какое счастье. Мы лицерз-лицезреем, - это он еле выговорил, - самого мэра города Энска. Боже мой, какая радость. "Королева в восторге!" - внезапно завопил Федор словами кота Бегемота из "Мастера и Маргариты". В свое время они со Спириным сходили с ума по этому роману и Федор пробовал даже рисовать к нему иллюстрации.
Спирин испуганно оглянулся по сторонам.
"Не хватало еще, чтобы нас замели в вытрезвитель", - подумал он.
– Федь, пошли домой!
– стал уговаривать он художника.
– Пошли, я на машине, мы тебя быстренько довезем и уложим в постель.
Федор, до этого просто висевший на руках Спирина, вдруг уперся и пьяно мотнул головой.
– Не хочу домой, хочу туда, к себе!
– и он потянул Виктора в подъезд дома, где находилась его студия.
– Ну хорошо, пошли сюда, на диванчике отоспишься, - согласился Спирин.
Он буквально тащил художника по лестнице, а тот еще издевался по своему обыкновению.
– Какая великая честь: сам мэр стольного града Энска тащит на своих плечах задрипанного художника Федьку Кривошеева. Мало того, что этого художника не только из Парижа, но и из Москвы в телескоп не разглядеть, так он еще, мерзавец, и пьян. Слава нашему доблестному мэру, ура товарищи! заорал Федор во всю глотку.
– Да помолчи ты!
– прошипел на него истекающий потом Спирин, нервно оглядываясь по сторонам. После предвыборной компании плакаты с его изображением висели на каждом шагу, так что не слишком радовала возможность быть узнанным на темной лестничной клетке в компании с пьяным художником. Наконец они добрались до студии, дверь оказалась открытой, Виктор дотащил друга до дивана, уложил его поперек старомодного кожанного чудища и, тяжело отдуваясь, сказал.