Тихие сказки
Шрифт:
Но Сутасома не выказал ни малейшей тревоги. Он сказал: «Если Калмашапада пришел к нам в гости, нам следует почтить гостя». И он вышел навстречу пришельцу и увидел человека, подобного громадному зверю, который преследовал бежавшее войско. Грязные одежды людоеда развевались во все стороны, на голове была повязка из мочалы, глаза его вращались свирепо и яростно.
«Послушай,
Там он бросил его в темницу и сказал:
— Теперь все в сборе. Хороший будет костер! Ну, может, вы хотите попросить меня о чем-нибудь?
Тут все девяносто девять царевичей упали на колени и стали молить, чтобы он сжалился над ними и отпустил их. Людоед взглянул на Сутасому, стоящего молча.
— А тебе что, жить не хочется? Почему ты не просишь о помиловании?
— Милости я от тебя не прошу. Но если бы ты поверил мне в долг, я был бы тебе благодарен и долг вернул бы.
— Какой долг? — удивился людоед.
— Отпусти меня на три дня, чтобы я мог побеседовать со своим знаменитым гостем. Я послушаю его изречения и через три для вернусь.
Людоед расхохотался.
— Эти хоть не хитрят, — сказал он, — людишки как людишки. Нет такого существа, которое не дрожало бы, когда его убивают. Но о тебе слава идет, что ты особенный, не такой, как все. Вот и видно, что не такой!
— Я вернусь, — сказал Сутасома, — я у тебя в долгу. А долги я отдаю.
«Бахвал и лжец, — подумал Калмашапада. — Что ж, пускай удирает. Я поймаю еще не одного царевича, зато все увидят, чего стоит этот хваленый праведник. Да, все люди одной породы». Вслух же он сказал:
— Иди, да возвращайся поскорее. А я тем временем приготовлю костер.
Сутасома ушел. Но каково было изумление людоеда, когда ровно через три дня он вернулся.
— Почему ты вернулся? — мрачно спросил сын львицы.
— Потому что обещал. Это был мой долг, — сказал Сутасома. — Теперь можешь меня съесть.
— Костер еще окутан дымом, а мясо вкусно только без дыма, — проворчал Калмашапада. — Побеседуем сначала. Ты все-таки ответь: почему ты вернулся?
— Я же тебе ответил, почему.
— О тебе идет молва, что ты правдивый и мудрый. Ну — правдивый, это, кажется, так. Но мудрости в тебе ни капли! Отпущенный, чтобы жить, ты возвращаешься, чтобы умереть?!
— Есть две мудрости, — ответил Сутасома, — звериная и человеческая. Я живу по человеческой, и тебе ее не понять.
— Не понять? Эго почему же?! — сын львицы был задет. — Я доблестней и сильнее тебя, а ты со мной разговариваешь, как с низшим. В любую минуту я могу тебя съесть.
— Я знаю. С тем и пришел. Ешь.
— Ешь… ешь… Я хочу сперва понять тебя. Расскажи, о чем вы говорили с мудрецом. Что за мудрость у него такая особенная?
— Нет, этого я тебе не скажу, ты этого не поймешь.
— Но я ведь… — Калмашапада хотел опять пригрозить, но спохватился, что Сутасома угроз не боится. Тогда он сказал: — А если я отпущу тебя, тогда скажешь?
— Нет. Таких бесед не ведут с людоедами.
— Ты не можешь за свою жизнь заплатить какими-то словами?!
— Эти слова стоят целой жизни, они не для того, чтобы утолять любопытство людоеда.
— Послушай, странный человек, — сказал удивленный Калмашапада. — А если я отпущу всех моих пленных, девяносто девять царевичей?
— Очень бы я хотел видеть пленных на свободе. Но понять мудрость этих слов ты все равно не сможешь. Они тебе покажутся пустыми, и со злости ты снова изловишь всех и еще сотню других. Ничего я тебе не скажу. Делай со мной, что хочешь.
— Да как ты смеешь?! Я хочу! Я приказываю! — закричал Калмашапада, а Сутасома сказал:
— Послушай, кто у кого в плену? Я в твоей власти — и спокоен. А ты мой властелин — и выходишь из себя.
Калмашапада замолчал. Долго сидел он молча, а потом спросил:
— Неужели ты не знаешь страха? Неужели тебе не жалко царского сана и самой жизни?
— Жалко, но я знаю то, без чего и жизнь, и царский сан не имеют смысла. Вот этим я и дорожу. Но этого я никогда не потеряю, и потому мне нечего бояться.
— Да что ж это такое?!
— Я сказал: тебе этого не понять.
Тогда Калмашапада провел Сутасому в свой дворец, велел слугам принимать его, как гостя, а сам ушел. Три дня не приходил он, и слуги говорили Сутасоме, что их царь не ест и не пьет, мечется, как зверь в клетке, а потом вдруг затихает и задумывается. Такого с ним никогда не бывало. И вот к исходу третьего дня Калмашапада вернулся.
— Возьми ключи, — сказал он, — открой темницу и выпусти пленных.
— И ты ничего не потребуешь от меня взамен?
— Нет, не потребую.
Сутасома взял ключи и выпустил всех пленных, а потом вернулся к сыну львицы и сказал: — Теперь слушай первое изречение моего друга мудреца:
ТОЛЬКО ТОТ, КТО ДЕЛАЕТ ДОБРО БЕСКОРЫСТНО,
МОЖЕТ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ.
— Да, я жил до сих пор, как живут львы и тигры, не задумывался и не мучился. А чувствовать себя человеком — это, оказывается, такая мука!
— Может, лучше вернуться к прежнему?
— Нет. Это уже невозможно. Меня ужас охватывает от всего, что я творил до сего дня.
— Тогда слушай второе изречение мудреца:
ТОЛЬКО ТОТ ПОСТИГНЕТ СЛОВА МУДРОСТИ,
КТО ПОЛЮБИЛ МУДРЕЦА, ГОВОРЯЩЕГО ИХ.
Если нет любви к мудрецу, слова его покажутся пустыми и мудрость представится мусором.
— Так ты уже понял, Сутасома, что я полюбил тебя? — спросил Калмашапада. — Но как мне жить теперь? Послушай, возьми меня в свое войско, сделай военачальником, тебе пригодятся мои сила и свирепость. А я буду счастлив отдать за тебя мою жизнь, потому что она стала мне тяжела.