Тихие сказки

Миркина Зинаида А.

И вдруг — голос:

— Это тебе. Только ты не должен играть на ней самовольно, а только по Моему зову.

Это сказал великий невидимый флейтист. Это Он подарил Тому Флейту. Нет, не свою, конечно. Его Флейта такая же, великая и невидимая, как Он сам. А та, что Он подарил — маленькая, видимая, но точно такая же.

— А когда же Ты позовешь? — спросил Том.

— Жди и услышишь.

Том стоял с Флейтой в руках и не мог сдвинуться с места. Стоял до тех пор, пока на потемневшем небе не стали появляться далекие звезды, то серебряные, то золотистые, то с синим отливом. Он стоял, стоял и вдруг почувствовал, что ему становится тепло (только тогда понял, что раньше продрог). Тепло, уютно,

тихо. Оглянулся и увидел, что на земле, под деревом, на котором висела Флейта, лежат несколько сгрудившихся вместе небольших небесных звездочек или звездных осколков золотого цвета. Да нет, это, оказывается, был костер. Он как будто появился из самой глубины земли, и Тому почудилось, что этот костер раньше был так же далеко в глубине, как далеко в высоте — звезды. А теперь горит у самых ног. А около него сидят четыре маленьких тихих человечка и смотрят, не мигая, в огонь.

Гномы… У вечного огня. То, что этот огонь вечный, Том почувствовал сразу. Он никогда не погаснет.

Стало до того тихо, что можно было расслышать шорох звезд. И вот в этой-то тишине родился далекий звон. Звон, начавшийся на звезде, достиг до сердца, и Том понял, что сейчас, вот сейчас он должен взять свою флейту. И взял. И те самые звуки, под которые мир раскрывался, как волшебная шкатулка, вышли из его собственной флейты… Те самые звуки… Их ни с чем не спутаешь. Да, и мир снова раскрывается, как под мелодию Невидимой Флейты. И — что-то засветилось в глубине озера. Зелено-синее сияние отливало золотым и розово-сиреневым. Оно звало все глубже, глубже. И вот высветилась изнутри большая розовая раковина. И из ее таинственного узора возникла девушка. Черты ее были неясны, но совершенно ясно было, что все сияние излучают ее глаза, и беззвучный голос говорил: "Неужели можно видеть это и не быть счастливым? Видеть это и не любить…"

"О, только бы, только бы это не кончалось", — подумал Том, — Постой! — успел крикнуть он расплывающемуся видению. И — все. Сияние погасло. Музыка смолкла. Он снова сидел в лесу, усеянном звездами, около костра гномов.

— Гномы… а вы Ее видели?

Молчат.

И вдруг — тоненький звон. То ли был, то ли не был. И — голос первого гнома:

Зачарованное царство. В нем окончатся мытарства. Лишь пойти бездумно следом В путь за кем-то, кто неведом.

И снова — тихо. И — снова звон со звезды. И голос второго гнома:

Лесная чуткая поляна, Сосны шуршащая кора, Полоска легкого тумана И еле слышный треск костра. Как будто это речь такая, Как будто от земного сна Живую душу окликает Сгустившаяся тишина. И оживает тень за тенью — Беззвучный звук, бесследный след… Сейчас наступит пробужденье И ты поймешь, что мертвых нет…

Тсс… Беззвучный звук… Ну да — вот он… И — третий гном говорит:

Огонь для тех, кто не боится В огне сгореть. Кто от своих бессчетных братьев Неотделим. Он входит в пламя, как в объятья Совсем живым.

Том вздрогнул. И костер вздрогнул. Пламя качнулось, заколебалось. И вдруг один язык его вырвался вертикально вверх, и сноп искр разлетелся в воздухе. Они рассыпались со звоном, и вот — голос четвертого гнома:

Все смертное — смертно, И ты не проси Бессмертья для листьев дрожащих осин, Бессмертья для рук, и для губ, и для глаз. Бессмертье — не нам, но бессмертие— в нас. Высоко, высоко, сквозь смертную тьму Я пламя бессмертья к звезде подниму! И сердце стучит и мятется во мне, Чтоб искрою вспыхнуть в бессмертном огне.

Вслушиваться в строчки стихов было все равно, что всматриваться в пламя костра. Вслушиваться, всматриваться в вечное… Вот оно… Так неоспоримо Его присутствие. И Тому уже начинало казаться, что так будет всегда. Ни свет звезд, ни свет и тепло костра никогда никуда не исчезнут.

Что-то баюкало его. Он стал задремывать. Как вдруг — какой-то толчок. Том вздрогнул и выпрямился.

Он сидел один в лесу. Никаких гномов. Никакого костра. Подкрадывался туман с озера. Было сыро и грустно. Звезды светили как прежде. Но они были так далеко! Услышать звездный зов? Звон со звезды? Что только ни пригрезится неудачливому поэту! Да было ли это когда-нибудь? А если и было, то прошло и не повторится, и никто не поверит, что было… И так сыро, холодно и одиноко!.. Ничего не вечно — все, все исчезает!..

— А я что-то знаю! Кто это сказал? Прямо перед Томом было светлое, даже светящееся пятнышко. То ли забытый уголек костра, то ли упавшая звездочка. Да нет, это лицо. Маленькое доброе лицо гнома, улыбающееся так, точно он и впрямь что-то знает. В глазах — лукавинка, доброта и никакой тревоги. Ну ни одной капельки ни тревоги, ни грусти. И самая обыкновенная гномья зеленая шапочка с белым помпончиком.

Неужели такой вот Помпончик знает выход из всей тоски и может сделать так, чтобы все не исчезло на глазах, не ускользало из-под рук, не пропадало невесть куда, будто его и не было?!

— Помпончик!

— Том!

— Помпончик, ты пришел в самую трудную минуту. Помоги мне. Объясни, почему все исчезает? Даже вечный огонь, и тот не вечен.

— А почему бы ему не исчезнуть. Том? Всякий огонь исчезает. И всякое чудо — из света и огня, и потому всегда исчезает, если его не поддерживать.

— Как поддерживать? Что же, ты хочешь сказать, что звезды тоже кто-то поддерживает?

— А как же!

— Кто?

— Тот, кто не боится в огне сгореть.

— Кто, кто?! Как это?

Никакого ответа. Сказал и исчез.

"Вот и тебя я не сумел удержать. Наверное, чтобы его удержать, надо уметь так же улыбаться… — подумал Том. — Где мне…"

Осталась только маленькая Золотая Флейта. Она-то все-таки осталась. Видно, она и вправду подарена ему… "Но ведь я не могу играть на ней, когда сам захочу. Только по зову. Зову со звезды… Да был ли он когда-нибудь? Да возможен ли он? И почему я не могу распорядиться собственной флейтой, единственным, что у меня осталось? Почему я не могу запеть о моей тоске, от которой некуда деваться? Только в песню… Вылить ее, излить, разлить… Флейта моя, песня моя…