Тихие сказки

Миркина Зинаида А.

Но. ты больше не играешь? Почему? Когда ты кончаешь играть, пробуждаются все вопросы и боль пробуждается. А ведь она спала. Но. проснулась. И вопрос вместе с ней. Это вечный вопрос: как монет быть все хорошо, когда. Когда так много не просто плохого, а страшного? Каждый год, каждый раз вопрос этот встает снова. Я отвечаю на него. Да, отвечаю, а потом он встает опять. Точно он бессмертный. Не умирает, а засыпает и вот просыпается.

Мне хочется спросить очень тихо, и даже не знаю кого спросить — а все-таки спрошу Ее, мою любимую: Почему люди умирают? Почему дорогие, дорогие люди болеют, мучаются и умирают?

В прошлом году умерли три очень

дорогих человека. И как при этом можно говорить, что все хорошо? Как? Вот мы живы, а они.

— Слушай, Том, поймешь потом.

Это сказала Она — Старая Девочка, или Розовая Фея или просто Самая Любимая. Вот что Она сказала:

Что значит — мертвые, живые? Все смертные. Мы все умрем. Бессчетны капли дождевые. Листы обрызганы дождем. Всё, всё начертано на плане. Отмерен срок тебе и мне. И вдруг — внезапное сверканье: Луч в капле, как пролом в стене. И будто решена задача — Вот здесь, не где-то вдалеке Сверкнула радость среди плача, Как крошка золота в песке След потаённый мной замечен: Мне в этой жизни суждено Здесь в смертной мгле увидеть Вечность — В сплошной стене найти окно.

Том долго смотрел на нее молча. А потом сказал раздумчиво:

— В сплошной стене найти окно… Это твое задание? Мы опять даешь мне задание?

— Да, Том. Не только я — тебе. Ты сам себе даешь задание. Ведь ты не можешь не искать.

— Да, не могу. Я видел лучи, сошедшиеся в капле. Как же я могу не искать теперь?.. Они на миг сверкнули и исчезли. Но этот миг., он во мне остался. И горит. И жжет. «Пролом в стене» говоришь ты. Или в сердце. Будто целое небо вторглось в меня. И хотя ответ не найден, я уже знаю, чувствую, что его можно найти. Это невероятно, но это правда.

— Ну, положим, правды в этом нет никакой.

Это сказала женщина, как бы сказать — какая? Может быть, она видом своим напоминала Бабу Ягу. Но нет, пожалуй, не такая страшная, даже обыкновенная. И все-таки.

— Ты кто?

— Я и есть Правда. Это мое настоящее имя. Хотя есть у меня и уменьшительное: Правдуня, Дуня, Дуняша. Но только Правда — это я. Об этом не следует забывать. И засыпать совсем не следует. Вот про ваши волшебные сны забыть следует. Надо дело делать, а не спать.

— Да? Какое же дело?

— Мир переделать надо. Разрушить старый, построить новый.

— А разрушать зачем?

— А зачем, скажи на милость, нам нужен мир, в котором есть все то, о чем ты говорил? И болезни и смерть и голод и холод, и пожар? Зачем, зачем все это?

— Не знаю зачем, но…

— Никаких «но»! Не знаешь, а я знаю, что такой мир нам не нужен.

— И ты знаешь, как уничтожить болезни и смерть?

— Буду знать, если только не спать, а дело делать. Наука все узнает и все сможет.

— Наука узнает, как этот мир создавался? Самого Создателя узнает?

— Да никакого Создателя нет. Если бы был умный разумный Создатель, то и мир был бы умным. А мир безумный.

— А ты — умная? И сможешь создать умный мир? А цветок создать можешь? А сосну? А горы? Море? Небо?

— Эго все силы природы. Её игра, случай. А мы сделаем так, что всё будет разумным.

— Бедная ты моя,, ты просто не любишь мир. «Мы живем в этом мире, если любим его», сказал один великий поэт. Мне тебя жалко. Но еще жалче мне Его. Ты говоришь так громко, что можешь Его разбудить. И тогда.

— Что тогда? Что будет, если ребенок, наконец, проснется?

— О, пожалуйста, тише, тише. Хоть бы Белый Скрипач заиграл и заглушил бы эту «Правду».

Но Белый Скрипач не появляется. Появляется белый Помпончик со своей бесконечно доброй улыбкой и с лукавинкой в глазах. И звучит его неизменная песенка:

А я что-то знаю. А я что-то знаю, А я что-то знаю, Знаю и пою.

— Помпончик, дорогой мой Помпончик. Я всегда тебе верил, всегда знал, что ты что-то такое знаешь, чего я еще не знаю. А теперь. А теперь я тоже что-то знаю, почти как и ты.

— Да, Том. Только я что-то знаю и пою. А ты что-то знаешь и грустишь.

— Я просто боюсь, что не выполню Ее задание. Оно слишком трудное.

— Брось. Ты всегда выполнял Ее задания. И сейчас выполнишь. Только — тише… Сам стань тише. Пусть в тебе затихнут все страхи и сомнения. Пусть затихнут. И тогда ты найдешь тех, которые никогда- никогда не нарушают тишину, а, может даже сами создают ее. Ну, видишь?

И Том увидел костер. Тот самый костер, который всегда вводил его в такую тишину, в такой покой! Вот он! И вот вокруг него — четыре тишайших. Четыре гнома сидели вокруг костра. Послышался тихий- тихий звон и голос первого гнома:

Вода. Она почти бела И камень наклонен. Вода как будто берегла Великий Божий сон. Чей сон? Ничей. Застылость скал, Недвижный водный глаз… Спи, Боже, чтобы мир стоял, Спи, в сердцевине нас. И ни «зачем», ни «почему» Ни где-то, ни впереди. Мы снимся Господу, Тому, Кто спит у нас в груди. И тихо нарастает высь И ширь на ни-че-го. Но только, мир мой, берегись, Не разбуди Его.

Снова тишина и в ней, не нарушая ее — звон со звезды. И — голос второго гнома:

И не надо музыки. — Сейчас Тишина по капле входит в нас. Может, нам часы затем даны, Чтоб вбирать движенье тишины, Чтоб из всех осколков и частей Вдруг собралось там, в душе моей Целое. И тишиной полна. Поднялась бы музыки волна. Слышен звон со звезды.

И голос третьего: