Тихий человек
Шрифт:
– Не нашла бы. И по той же самой причине, что и я. Такие ловушки гораздо лучше работают, если приманка не знает о том, что за ней следят. Тогда они не выдадут себя. Ты знаешь об этом не хуже меня, Лора.
– Это нарушение этических норм, Питер.
Фримен повел бровями.
– Ты и правда хочешь сейчас обсуждать этические нормы?
– Надо было поставить нас в известность!
– А тебе надо было сказать мне, что ты подключила к следствию эксперта.
– Это не одно и то же. Даже рядом не стоит.
– Разве? Ты никогда не умела работать в команде,
– Я хочу, чтобы он предстал перед правосудием. Это все. Мне неважно, кто будет осуществлять сам арест.
– Как благородно! Только это все вранье.
Андертон промолчала.
– А мне важно. Победа нужна полиции. Если мы найдем и обезвредим убийцу, это будет наше достижение.
Уинтер прочистил горло. Андертон и Фримен посмотрели на него.
– Вы ссоритесь, как брат и сестра. Пререкаетесь и препираетесь, но глубоко внутри вы друг друга очень любите, – сказал он и улыбнулся. – Хорошо. Думаю, мы все согласны с тем, что самое важное – остановить эти взрывы. Так?
Андертон и Фримен нехотя кивнули.
– Лучше всего будет, если мы будем работать вместе.
– Вы имеете в виду, что мы должны будем обмениваться информацией? – спросил Фримен.
– Все верно. Как говорится, одна голова хорошо, а две – лучше. В данном случае у вас в распоряжении головы всего управления полиции Ванкувера по борьбе с убийствами, а у нас – только моя и Андертон. Сложи их вместе, и получится намного больше голов, чем две. Если мы объединимся, мы сможем сдвинуть горы.
– Вы это серьезно?
– Я серьезен, как инфаркт. Потому что неминуемо будут вещи, которые мы заметим, а вы упустите, и наоборот. Вы говорите, что хотите поймать этого парня. Я говорю, что лучше всего это получится, если мы объединим наши ресурсы.
Фримен ненадолго задумался.
– Хорошо. Но у нас есть некоторые ограничения. Предупреждаю, что, в связи с особым характером следствия, будет информация, которую я не смогу сообщить.
– Я понимаю. Мы будем рады узнать то, что вы сможете нам сообщить.
– И я также не настолько наивен, чтобы поверить, что вы будете рассказывать все.
– Ну конечно. Я бы не стал оскорблять ваш ум, предлагая что-то иное. Я могу обещать, что мы будем делиться всем, чем сможем. Еще одно. Мне нужно, чтобы вы отозвали своего шпиона. Я заметил его, а значит, убийца тоже его заметит.
– Но вы член общества. Я не смогу простить себе, если с вами что-то случится.
– Серьезно? – рассмеялась Андертон.
– Хорошо, снимаю этот хвост. Но вы должны пообещать мне, что, как только вы нападете на след убийцы, вы мне сообщите об этом.
Уинтер положил руку на грудь.
– Клянусь жизнью.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
– Не дойдет. Убийца предпочитает не марать руки, значит, слишком близко он не подберется. Единственное место, где он может достать меня, – отель. И сразу говорю – мне не нужно, чтобы кто-то вел слежку за отелем. Я справлюсь, если он приблизится ко мне там.
Было видно,
– Вы что-то хотели сказать? – спросил Уинтер.
– Пока нет. А вы?
– Пока нет.
Фримен встал и поправил куртку.
– У Лоры есть мой номер, если вам нужно будет связаться со мной.
Он пошел к двери. Мужчина, сидевший за столиком, присоединился к нему, и они вышли вместе. Уинтер посмотрел, как за ними закрылась дверь, и повернулся к Андертон.
– Что вы об этом думаете? – спросил он.
– Думаю, что мне нужно выпить.
– Я знаю место. Здесь недалеко.
– А здесь почему нельзя остаться?
Уинтер посмотрел на большой экран, обшарпанную спортивную символику, несчастного бармена и ощутил всю депрессивность здешней обстановки.
– Пойдемте отсюда, – сказал он, вставая и снимая куртку со спинки стула.
Отель «Шангри-Ла» имел в Ванкувере статус эксклюзивного и был одним из самых дорогих. Уинтер жил в нем без каких-либо угрызений совести. Собек мог позволить себе содержать самолет, на котором не летал, машины, на которых не ездил, роскошный дом, в котором он даже не жил. Он транжирил деньги направо и налево, и на этом основании Уинтер был более чем счастлив, что и ему немного перепало.
Андертон прохаживалась по номеру люкс, трогая вещи и удовлетворяя свое любопытство. В руке у нее был коктейль из водки и колы. Уинтер пил 21-летний виски «Спрингбэнк», подарок Собека. Когда он проверял цену на этот виски в последний раз, в рознице он стоил четыреста долларов за бутылку. В этом заключалась вторая причина, почему он хотел уйти из спортбара. Купажированный виски был приемлем, когда в крови не хватало алкоголя, но односолодовый давал совершенно иные ощущения. Фоном тихо играла 41-я симфония Моцарта, создавая приятный контраст вибрациям от «Спрингбэнка».
Андертон остановилась около большой карты Ванкувера на стене. С каждой стороны от карты висело по три фотографии – Изабеллы Собек, Алисии Кирчнер, Лианы Хэмонд. Фотографии слева были сделаны в счастливый период их жизни – на них женщины улыбались или смеялись, и ничто не предвещало скорого конца. Фотографии справа были сделаны на месте преступления, на них были обезображенные тела. Места убийств были обозначены на карте города красными крестами. Андертон взяла красный маркер и заключила их в один большой круг. Круг примерно соответствовал тому, что Уинтер уже нарисовал у себя в голове.
– Вот его рабочий район, – сказала она. – Он действует только в своей зоне комфорта.
– И здесь же он живет, – добавил Уинтер. – Комфорт прежде всего определяется местом, которое считаешь домом.
– Вы знаете, сколько людей живут в этом районе?
Уинтер покачал головой.
– Почти сто тысяч.
– Значит, будем обходить дома.
– Знаете, сколько в этом районе домов?
– А кто сказал, что будет просто.
Андертон подошла к окну и выглянула на улицу. Было почти девять часов, и солнце уже почти зашло. Горизонт окрасился в оранжевый цвет, в городе зажглись огни.