Тихий человек
Шрифт:
– Светит солнце. Галстук я снял еще раньше, рукава рубашки закатаны. Я без пиджака, потому что слишком жарко.
– Что происходит дальше?
– Я вхожу в дом. Понимаю, что Алисия дома, потому что вижу ее сумку в шкафу. Вешаю свою куртку и зову ее по имени, но она не отвечает. Я снова зову – на этот раз кричу около лестницы, подумав, что она в спальне. В ответ тишина. Я понимаю, что она, скорее всего, на кухне.
В этот момент его голос сорвался и лицо исказилось болью. Уинтер вмешался, чтобы Кирчнер не выпал из процесса.
– Хорошо, оставайтесь пока
– Все двери закрыты.
– Это необычно?
– Нет. Уходя на работу, мы закрываем кота в кухне, потому что его везде рвет шерстью. Но сейчас он как-то выбрался. Сидит на самом верху лестницы.
– Опишите его.
– Черно-серый полосатый кот. Крупный.
– Как его зовут?
– Мышь. Когда он был котенком, имя ему подходило. Но потом он его перерос.
– Что происходит дальше?
– Мышь спускается и подходит ко мне. Я беру его на руки, чешу и ругаю за то, что он выбрался из кухни.
– Что вы в этот момент ощущаете?
– Я в недоумении. Его здесь быть не должно. Алисия, скорее всего, случайно выпустила его из кухни. Так бывало раньше.
– Но в этот раз что-то не так. Что-то не так, как всегда. Что?
– Не знаю, – он еле заметно мотнул головой.
– Осмотритесь. Есть ли что-то, что не как обычно или не на своем месте?
– Не думаю.
– Ощущается ли какой-нибудь запах?
Кирчнер сморщился.
– Что такое? – мягко спросил Уинтер.
– Ничего не чувствую.
– И это необычно?
Он кивнул.
– Алисия приходит с работы раньше меня, поэтому по будням ужин готовит она. Я готовлю по выходным.
– Идите к кухонной двери.
Как только Уинтер произнес эти слова, дыхание Кирчнера ускорилось, и он начал ерзать на кресле.
– Положите руку на ручку двери. Дверь открывается на вас?
– Нет, от меня.
– Значит, вы ее толкаете. Что происходит дальше?
Кирчнер неожиданно открыл глаза.
– Вы сами знаете, что дальше, – зашипел он.
– Я только думаю, что знаю. Это не одно и то же.
– Дальше я открыл дверь и убил жену.
– Это уже обработанная сознанием версия. Я хочу знать, что случилось на самом деле. Мне нужны детали. Что вы увидели? Какой запах почувствовали?
– Зачем вам такого рода детали?
– Потому что моя работа – влезать в мозг людей, которые совершают эти преступления. Я могу их поймать, только если пойму, как они мыслят.
Кирчнера не удовлетворило такое объяснение. Он хотел, чтобы Уинтер поскорее убрался из его квартиры и из его жизни. Реакция была очень понятна. Его травма еще не зарубцевалась, рана лишь слегка затянулась, а Уинтер снова раздирал ее в кровь.
– Мистер Кирчнер, – вмешалась Андертон, – мы знаем, что это очень тяжело, но вы могли бы нам помочь.
– Зачем? Вы же не настоящие следователи.
Андертон вздрогнула. Он попал в больное место.
– У меня к вам такой вопрос, – снова включился Уинтер. – Сколько раз в день вы проживаете убийство Алисии?
Кирчнер молчал. Он пребывал в очень удрученном состоянии. По некоторым признакам можно было заключить, что он принимает
– Смерть Алисии отравляет все ваше существование, – сказал Уинтер. – Даже когда вы не думаете о ней, ее образ где-то рядом. Воспоминания ежедневно, ежесекундно преследуют вас. Когда же вы сознательно вспоминаете ее убийство, становится еще хуже. В случае с эмоциональными переживаниями мозг не делает различия, воспоминание это или то, что происходит сейчас. Каждый раз, когда вы вспоминаете о случившемся, вы снова и снова переживаете события того дня.
– Вы даже понятия не имеете, о чем сейчас говорите.
– В этом-то все и дело, мистер Кирчнер, что я прекрасно это понимаю. Я вас прошу лишь о том, чтобы вы поделились со мной одним из ваших и без того повторяющихся переживаний. Возможно, они нам не помогут. Но могут и помочь. Если есть хотя бы теоретическая возможность успеха, согласитесь, она стоит некоторого дискомфорта с вашей стороны. Вы ведь и без нас будете распинать себя этими воспоминаниями.
Кирчнер глубоко вздохнул, силясь принять решение. Одно дело – сидеть в пустом зале и смотреть, как раз за разом на большом экране бесконечно разворачиваются твои воспоминания. И совсем другое дело – распахнуть двери и пригласить весь мир смотреть на них вместе с тобой. Когда он, наконец, заговорил, его голос был совсем безжизненным – безэмоциональным, плоским, мертвым.
– Я открыл дверь, и меня будто лошадь ударила копытом. Меня отбросило назад, я упал на пол, стал пытаться отползти. Мозг отключился, и я действовал на автопилоте. Поднялся на ноги, в ушах звенело. Я понял, что случилось что-то плохое, но не мог понять, что именно. Но вскоре я все понял. Понял, что произошел взрыв. А потом я вспомнил, что Алисия была в кухне. Я каким-то образом дошел до двери и зашел. Был очень сильный запах гари. Я увидел опрокинутый стул. Что на нем кто-то есть. Я подбежал, это была Алисия. Я попытался ее разбудить, но не смог. Я все пытался и пытался, но она не просыпалась. Вот и все.
– Спасибо, – сказал Уинтер.
Кирчнер смотрел в одну точку, по его лицу текли слезы.
– Уходите, – сказал он.
Спортбар на набережной назывался «У Фрэнки». Стены были украшены вещами и символикой хоккейной команды «Канакс»: клюшки, шлемы, форма с автографами игроков. На большом экране транслировался футбольный матч, который никто не смотрел. Столик Уинтера был достаточно близко к бару, чтобы наблюдать за происходящим, и достаточно далеко, чтобы это происходящее не отвлекало от мыслей. Обычно он избегал спортбаров в принципе, но этот был почти пуст и находился недалеко от отеля. К тому же здесь был приличный выбор виски. Последний фактор стал решающим.