Тихий гром. Книги первая и вторая
Шрифт:
Ни санная, ни тележная — называют мужики эту пору. На чем ни поедешь — все несподручно. Верховому лишь дорога везде открытая. И хоть рановато еще по времени было, ничего не поделаешь, — пригнали пастухи в хутор все отгонные табуны. Скотинушка с непривычной неволи ревет в каждом дворе на разные голоса.
Дед Михайла в ту ночь глаз не сомкнул до вторых петухов, бессчетно во двор выходил, прислушивался… Тишина устоялась благодатная. Успокоился. Всласть петухов наслушался, еще посидел возле кутного окна и пошел в свою боковуху. Подремать хотел с часок,
— Батюшка! — тормошил его за костлявое, щуплое плечо Мирон. — Батюшка, очнись!
— Чего такое? — вскинулся дед на постели.
— Быков-то угнали у нас…
— Да что ты!
— Прясло на задах разворочено, и следы прямо с бугра на плотину показывают… Макар туда побежал…
Предрассветное утро хмурилось, неведомо откуда роняя скупой серый свет, напитанный по-осеннему промозглой сыростью.
Мирон с дедом вышли на задний двор, где одиноко топтался Тихон, увязая в растоптанной грязи деревянной ногой. Дед, сопровождаемый старшим сыном, не щадя своей обувки, лез по этому месиву, то и дело запинаясь за едва подмерзшие кочки бычиного помета.
— Нашел вот я тута следы, — говорил Тихон, указывая в сторону сваленного прясла. — Здоровенные чьи-то сапожищи. У нас таких нету.
— Следы с собой не унесешь, — заметил дед, остановившись посреди двора и унимая нахлынувшую одышку. — А вот руку-ногу не оставил, супостат.
В это время, будто не замечая Рословых, со своего заднего двора к гумну с вилами на плече прошел Кирилл Платонович. Набрав увесистый навильник сена, он взметнул его над головой и, шагнув обратно, обернулся к Рословым, сказал приветливо:
— Здравствовать вам, суседи!
Приветствие это столь неожиданным и наглым показалось, что в первый момент никто не смог ответить.
— Здорово, — негромко молвил Мирон.
— Чего эт вы собрались тута?
— Да вот быков у нас ночью угнали, — неожиданно для себя выпалил Тихон.
— Ух ты! — поперхнулся Кирилл Дуранов, бросил сено и вилы там, где застало его это известие, и напрямик, через прясло пустился к Рословым.
— А может, сами они ушли? — предположил он, сунув руку в карман за кисетом.
— Сроду такого не бывало, — отрезал дед, скривив под усами губы, словно бы собираясь не то улыбнуться, не то заплакать. — От стана в поле сроду не уходили ночью. С чего бы им прясло-то воротить да убегать?
— Так и пошел след вдоль хутора на выезд к Прийску, — доложил Макар, возвращаясь из своего следственного путешествия. Вспотел он. Снял шапку и, вытирая ладонью пот со лба, добавил: — Где дорогой, а где обочиной наследили. А провожатые с ими — конные, видать.
— Да и тут вон за изгородью следы конские сплошь, — подтвердил догадку Тихон.
— На Прийск, стал быть, — как бы про себя выговорил Кирилл Платонович, задумавшись и не торопясь раскуривая цигарку. — А мы ведь их догоним! — вдруг оживился он. — Ей-богу, догоним! Далеко ли они с быками ушли? Рысью их не погонишь. Запрягай, слышь, Мирон, Ветерка, а я побегу оденусь. —
Посоветовав Мирону тоже переодеться в дорогу, Макар взялся выкатывать из-под сарая ходок. А Тихон пошел в конюшню за жеребцом. Дед, притащившись во двор позже всех, отошел к водопойной колоде, присел на ее край, опершись на клюку и рассуждая вслух:
— Ах какой ведь наянный-то, пес, а! Неужли это дело миновало его рук?
— Поди узнай, — с насмешкой посоветовал Макар, затягивая супонь на хомуте у Ветерка.
— Дык с чего ж он пособлять-то нам кинулси? — громко возразил дед. — Не просили ведь его.
— А за добрые дела, Михайла Ионыч, завсегда добром платится. — Никто и не слышал, как появился в калитке Кирилл Дуранов. — Я ведь тоже не просил ваших мужиков ставить мои снопы в суслоны. А они поставили. Услуга — за услугу, вот и весь сказ!
Хищные глаза Кирилла Платоновича так и сияли торжеством добра. Черненый короткий полушубок с мерлушковым окладом по всей поле и подолу молодцевато сидел на нем, перехваченный красной суконной опояской. На голове — черная баранья шапка с голубым донышком.
Когда выехали со двора, совсем развиднелось, хотя было все так же хмуро. Ветерок, выгибая шею, косился на седоков, резво ударял копытами и нес ходок по заклеклым кочкам. Однако порезвиться ему дал Мирон, пока лишь выезжали из хутора. Потом стал временами придерживать, зорко вглядываясь в дорогу. А следы то виднелись отчетливо, ярко, то пропадали, потому как на жнивье по бокам дороги кое-где снег остался, в иных местах топкие мочажинки встречались.
Кирилл Платонович тарахтел без умолку возле Миронова уха, строя самые различные догадки по поводу планов злоумышленников, ухитрившихся умыкнуть целый табунок быков. Ведь одного мяса поболе двухсот пудов будет, да шкуры, да сбой — ладный кусок урвали, супостаты.
Дальше все чаще дорога шла березовым лесом, и следы стали встречаться реже и реже, большею частью лишь в тех местах, где попадались небольшие поля.
Выскочив на одну из полян, Мирон было заметил слева от дороги целое токовище следов. Но в это время Кирилл Дуранов, сидя в ходке, как и полагается, слева от кучера, азартно ткнул Мирона в бок и, вытянув руку перед самым его носом, чуток приподнялся и закричал:
— Гляди, гляди, Мирон: заяц! Вон, вон у кромки скачет!
— Где?
— Да вон, правее кривой березы! Слепой ты, что ль? Серый еще. Тепло, знать, воротится, коли не меняет он шубу.
Но сколько ни вглядывался Мирон в то место, куда показывал Кирилл Платонович, ничего живого узреть не смог. Потом, когда проехали еще версты две-три, забеспокоился Мирон: следов-то вовсе не стало попадаться. Правда, и до Прийска-то осталось уж верст семь, не больше.
— А теперь и так все ясно, — развеял его сомнения Кирилл Платонович. — Куда же им деваться, окромя Прийску? Либо на бойню куда свернули, либо на базар попрут сразу… Пошевеливай Ветерка-то, сперва на базар заглянуть надоть.