Тихий охотник
Шрифт:
– Так ты же сам про медосмотр говорил.
– Да, дело нужное. Пушкин, паспорт с собой? Ну, ты как, обживаешься? По городу походил? Что видел, что слышал?
– По парку шел, видел, как трое велосипед никак поделить не могли. По магазинам походил, в библиотеку заглянул. В кафе сосиски ел, вкусные, четыре штуки. Гром слышал поздно вечером, крепко шарахнуло!
– А что за велосипед в парке? – Он глянул на меня в зеркало заднего вида.
Я рассказал.
– Блондин, говоришь? Похоже, Конек-Горбунок, – Никита усмехнулся. – Да есть тут у нас один шустрый паренек. Коньков железных любит за собой увести – велики, мопеды. Безобидный, в общем-то. Потом на базаре стоит, все время в одном месте, типа продает. Ни одного не продал. У кого что пропало, сразу туда на базар идет. А железо любит. Говорят, на механика учился, сбежал, скучно стало теорию учить.
– А почему называется медсанчасть? – Я глядел по сторонам: мы ехали по небольшим зеленым улочкам с невысокими, в основном двух-трехэтажными домами. – Не больница, не поликлиника?
– Военные строили, давно, все время говорили – медсанчасть, название прижилось.
Медсанчасть оказалась на окраине.
– Ну, давай, медосматривайся. – Никита высадил меня у ворот, показал, куда идти.
Я только сейчас увидел, что стандартная надпись PATRIOT на задней двери УАЗика сделана по-русски: ПАТРИОТ. Подошел, постучал по буковкам. Неплохо, неплохо…
– Заметил? Это мне ребята с машзавода сделали. – Никита похлопал по машине. – А то название «Патриот», а буквы натовские. Я через час подъеду, ты, если что, в скверике погуляй!
Я держал в руках новенькую медицинскую карту с приложенным к ней «маршрутным листом»: номер кабинета, врач, следующий номер… Но сначала у меня было дело поважнее. Справочное бюро было рядом с регистратурой.
– Доброго дня вам. Посмотрите, пожалуйста, состояние больной. Светлова Анна.
– А вы кто ей будете? – Тетенька глянула на меня поверх очков.
– Вчера первый раз ее увидел, там, где она работает. – Я не знал, что говорить, и поэтому стал говорить правду.
– Ага. Большой, значит, коллектив, и беспокоятся все. – Она нашла запись в журнале. – Состояние тяжелое. Но стабильное.
– А в каком она отделении? Пройти можно?
– Нельзя. – Она сняла очки и внимательно посмотрела на меня. – Тяжелое, но стабильное. Все будет хорошо.
Никогда ранее обычный медосмотр не вызывал у меня такого интереса. «Нормальное», «здоров», «а вот это и от погоды может быть, не беспокойтесь».
– А вместо сердца – пламенный мотор! – Доктор похлопал меня по спине.
– В смысле? – Я медленно, с тревогой повернул голову.
– Шучу, песня такая есть, старая, советская! – Доктор усмехнулся, протер очки.
– Нам разум дал стальные руки-крылья, – пробормотал я, – Наш острый взгляд пронзает каждый атом, наш каждый нерв решимостью одет. «Гимн истребителей».
– Верно, – с некоторым удивлением и уважением произнес доктор. – Вообще-то «Марш авиаторов», но «Гимн истребителей» тоже неплохо звучит!
Никита подъехал через час, спокойный, довольный, увидел меня на скамейке. Я встал, он махнул рукой: посидим немного.
– Здоров? Годен? – Он задорно улыбнулся и, посерьезнев, спросил: «А ты бумажку с адресом вчера нигде не потерял?»
– Может, потерял, не смотрел особо за ней, мне ж она ни к чему теперь. А что?
– Да нашли ее … в неудачном месте.
Я забеспокоился. Точно! Я ее в библиотеке доставал, адрес для читательской карточки диктовал, потом в книжку засунул!
– Чем место-то неудачное? – Я уже знал, что это за место.
– В том месте вчера мужика грохнули, – негромко ответил Никита и посмотрел на меня.
Я помнил, что это было за существо, там, в парке. Не было там людей. Кроме девушки…
– Постой, а ты-то откуда все это знаешь? – Я насторожился. Действительно, про сам случай он мог уже услышать от кого-то, может, в местных новостях чего было, но про записку как?
– Один мой хороший знакомый сыщиком работает. – Никита помолчал, подождал, пока мимо медленно пройдет человек в больничной пижаме. – Да я ему как-то на рыбалке сам про эту же квартиру «химмашевскую» говорил, мол, вожу гостей туда-обратно. Утром встретились, он и спросил про квартиру.
– Про адресок понятно, а потом и про мужичка этого рассказал? – Я откровенно ухмыльнулся. – Хорошему знакомому, с которым на рыбалку ездит, служебными делами поделился? Совсем-совсем случайно утром встретились? Ну-ну. – Никита, ты меня обратно до площади подбросишь? – Я привстал. – Ко мне еще вопросы есть?
– Тихон, ты не сердись, – тихо сказал Никита и развернулся ко мне. – В общем, мент я, бывший, опер… Да и не секрет это никакой, в отделе кадров же все написано… Конечно, он не стал бы первому встречному языком теребенькать.
– А тебе, бывшему сослуживцу, значит, натеребенькал? – Я еще немного поддел его. Кстати, он для меня здесь – первый встречный.
– Ночью в парке у Дворца культуры Мухомору башку разбили, вдребезги. Местный авторитет, порядочная сволочь. Да сегодня-завтра во всех местных новостях про это расскажут, это уже и не секрет.
– Оксюморон, – вставил я.
– Что? – не понял Никита.
– Сволочь, и одновременно порядочная. Оксюморон.
– Мы его давно пытались взять, когда я еще там работал. – Никита пропустил мимо ушей мой «оксюморон». – Скользкий, гад, никак не ухватить. В общем, мой знакомый мне об этом рассказал и про бумажку с адресом.
– Никита, мне подумать надо, где я мог обронить. Рекламная пауза. – Теперь я откинулся на скамейке, закрыл глаза.
Мне нужно понять смысл жизни. Ну, хорошо, буду проще: мне нужно понять смысл моего существования на, например, месяц. И желательно поконкретнее.
Почему на месяц? Есть у меня какое-то беспокойство, неясность по поводу себя. Иелларихону я, конечно, не поверил, сказочный персонаж, но что-то меня все равно тревожит…
Первое: найти остальных уродов, напавших на Светлову. И прекратить их существование. Желательно во всех формах. Кстати, у одного рука сломана.